Впрочем, постепенно хмурь начала отпускать. Петр Алексеевич вспомнил, что и раньше ходил он в торговые походы, и там случались несчастья самого разного рода. Бывало, лошадь понесет и убьет людей, бывало, пожар произойдет в постоялом дворе. А случалось, мужики схватятся с топорами - когда из-за денег, когда просто, с дури. Доводилось в таких случаях и покойников в обоз класть.
Такая доля купеческая - дорога, неизвестность, опасность…
Жбанков выскользнул из своего угла и начал тихонько перебираться к инженеру.
– Слышь, Капитон Сергеевич, - позвал он, - ты, что ли, покажи, как ты снарядом правишь. Надобно знать… - Купец смущенно замолчал, не сумев объяснить, зачем ему 'надобно знать'.
Инженер хмыкнул, указал на свои рычаги руками, тронул каждый по отдельности и, наконец, пожал плечами, не зная, с чего начать.
– К примеру, как вперед лететь, а как вбок отвернуть, - подсказал ему Жбанков.
– Ну… Он вперед и так летит, - непонятно ответил Меринов. - Надо ему углы задавать.
– Ясно, - с солидностью кивнул Жбанков. - А дальше?
– Ну… Вот… Это у нас планета одна впереди. Надо ее так миновать, чтоб не столкнуться. Для этого надо синусы разные считать.
– А как мне, к примеру, налево снаряд отвернуть?
– Ну… Как сказать… Берем эту вот рукоятку и крутим на себя, чтоб ослабить хомуты на пороховых бочках и чтоб они крутиться на осях могли. Потом оттянуть эти жгуты, но не совсем, а по делениям.
– А сколько делений?
– Это смотря какой синус вычислен.
– А мужики наши тоже умеют синусы вычислять?
– Нет, мужики не могут. Они себе, чтоб понятно было, на лимбах словами написали: 'Чуток', 'Побольше', 'Много', 'Дюже много'. Только так они и понимают. А синусы я сам считаю.
– Мудрено, - вздохнул Петр Алексеевич, чувствуя, как остывает его интерес к летному делу.
– А эта рукоять - чтоб порох загасить и остановить снаряд вовсе.
– Где?
– Вот, за стеклом. Стекло надо разбить и рукоять выдернуть.
– И что ж, ты всякий раз колешь это стекло?
– Нет. - Меринов пошарил в карманах и, не найдя там платка, промокнул нос посторонней промасленной тряпочкой. - Это тормозная рукоять для особых случаев.
А так я опять через синусы снаряд останавливаю.
– Мудрено, - снова вздохнул Жбанков.
Инженер в этот момент прекратил разговор, потому что в его тумбе затрезвонил какой-то звонок и пришлось срочно заниматься управлением. А через полчаса купец почувствовал, что не нужно больше держаться за всякие выступы из страха улететь к потолку. Тело начало обретать долгожданный вес.
Когда стало возможным передвигаться на собственных ногах, Петр Алексеевич взял Гаврюху и направился в кабину, где лежал пассажир, чтобы увидеть, в каком состоянии теперь пребывает тело. Вслед за ними увязался и дед Андрей.
В кабине царил неописуемый беспорядок. Все имущество пассажира, не будучи закрепленным, разлетелось и теперь лежало на полу как попало. Сам хозяин, вернее, тело его покоилось все там же, на лежанке, раскинув в стороны руки и ноги. Уши его беспомощно лежали на подушке. В воздухе висел чужой, неприятный запах, переходящий в отвратительный.
– Завонял уже, - прошептал дед Андрей, перекрестившись.
– Надо бы его… - купец поморщился, - куда-нибудь деть.
– В самом заду есть кабины, где прежде сухая рыба была, - отозвался приказчик. - Там и прохладно, и запах уже такой рыбный, что ничем не перебьешь.
– Да, - согласился Жбанков. - Пусть Вавила его туда сам и переправит. И еще - надобно здесь порядок опять установить. А то как-то неприятно, нехорошо…
Дед Андрей шагнул в глубь нумера и поднял с пола одну коробку, чтоб водрузить на надлежащее ей место. Но, не найдя такого, бросил обратно.
Беспорядок был столь безнадежный, что прямо-таки опускались руки.
– Позову Степана, что ли, - проговорил Жбанков, выходя в коридор. - Вместе вам сподручнее будет.
Ему хотелось поскорее покинуть кабину, где лежал покойник, где воняло и повсюду были разбросаны вещи.
– Эге! - воскликнул вдруг дед и замер на месте.
– Что? - всполошился купец.
– Идол-то… Мы его не на то место ставили.
– Что ты такое говоришь, - нахмурился Жбанков, с неохотой опять заходя в дверь.
– Точно так говорю. Мы его в угол привязывали, а сейчас он где?
Жбанков пригляделся, и действительно: идол стоял в трех шагах от той скобы, к которой его крепили.
– А веревки-то! Веревки где? - еще больше запаниковал дед.
– Да что ты, право, раскудахтался, - сердито произнес Петр Алексеевич. - Ну, ослаб узел, веревки упали, и эта глыба сдвинулась. Чего шум теперь зазря поднимать?
Гаврюха тоже прошел на середину нумера и разгреб вещи ногой.
– Вот, - сказал он и поднял с пола обрывок веревки длиной в пол-аршина.
– Святая богородица! - воскликнул дед, и голос его стал от волнения хриплым. - Уж не покойник ли…
Не дожидаясь продолжения, Гаврюха приблизился к телу чужеземца и склонился, зажав нос пальцами.
– Ничего не замечаю особенного, - сообщил он через некоторое время. - Мертв, как доска.
– Ты его пощупай, пощупай, - посоветовал дед Андрей шепотом. - Может, он еще теплый, может, кровь еще бьет?
Гаврюха распрямился и сделал шаг назад.
– Сам щупай, - громко сказал он.
– Да ну вас к лешему! - решительно проговорил Жбанков, собираясь уходить.
– Понапридумали страстей, сами себя запугали, тоже мне… Ну, мало ли, снаряд обороты делал, веревки и не удержали такую махину, порвались. Пойду я в залу.
Сейчас велю Степану прийти, чтоб нумер прибрать.
Он повернулся и быстро зашагал по коридору. Все же ему было не по себе.
Первобытный страх, с которым воспринял дед Андрей необъяснимые перемещения идола, оказался сильней, чем любые разумные доводы, и передался Жбанкову во всей полноте. А дело меж тем клонилось к вечеру, и с этими суеверными мыслями предстояло еще засыпать.
Но, как ни странно, спать ему в ту ночь удалось вполне сносно. Усталость помогла изгнать из мыслей всякую чертовщину. Наутро дед Андрей доложил, что все сделано, как было велено: мертвец обернут в рогожу и переправлен в кабину для грузов, порядок в его нумере восстановлен, все вещи сложены и закреплены. Так что, если вдруг хватятся родственники или лица, имеющие к погибшему интерес, можно будет им отчитаться, что все вещи и документы сохранены в целости.
Говоря об этом, дед как-то странно заглядывал Жбанкову в глаза, словно хотел сказать что-то необходимое, но боялся ошибиться и внести этим напрасное беспокойство.
– Что ты, брат, все егозишь? - не выдержал наконец Петр Алексеевич.
Дед тут же весь подобрался, распрямился, только что руки по швам не положил.
– Мы когда со Степаном прибирались, - тихо сказал он, сохраняя на лице очень заговорщицкое выражение, - мешка с червонцами нигде не нашли.
– Да как же… - растерялся купец. - И где он мог пропасть?
– А где? - ехидно ответил дед. - Рыжий черт один с покойником оставался, когда я за вами бегал.
– Вот как? - Глаза Жбанкова сузились, а голос окреп. - Что ж… Надо тотчас устроить ему дознание.
– А нечего и устраивать, - мстительно произнес дед. - Степан уже глядел.
