которые в Средние века были «соскоблены», а затем использованы повторно, показал мне различные техники, с помощью которых их можно восстановить, упомянув, что рентгеновские лучи, как он считает, наиболее эффективны для этого, поскольку менее всего разрушают пергамент.
Прежде чем уйти, я удостоверился, что меч, который я, показав священнику, снова сунул в свой рюкзак, на месте. На всякий случай…
Когда около трех часов я вернулся к Гансу, который ждал меня около обелиска Калигулы на площади Святого Петра, то подумал, что он проткнет мне глаз палочкой от мороженого.
— Твой мобильник умер?
— Я совершил принудительную экскурсию в подвалы Ватикана. Ты голоден?
Он ругался и, как обезьяна, размахивал руками, вызывая возмущение многочисленных туристов и священнослужителей, которые топтались на площади.
— Три часа жариться на солнце среди толпы пингвинов в сандалиях! Я уже готов был обратиться к полицейским, решив, что тебе вытряхнули внутренности в каком-нибудь закоулке, а ты еще спрашиваешь меня, не голоден ли я? Почему ты не позвонил?
— Перестань орать, на тебя все смотрят. У меня очень хорошие новости, — добавил я, понизив голос, так как заметил, что какой-то священник, делая вид, будто читает Библию, то и дело поглядывает в нашу сторону.
Ганс проследил за моим взглядом и повис у меня на плече.
— Папа наконец сказал «да»? — закричал он, заставив обернуться добрый десяток людей.
Я с насмешкой взглянул на него.
— Мы сможем повенчаться в церкви, ты понимаешь?! — не унимался он.
Два священнослужителя от ярости побагровели, и я выволок Ганса вон с площади, угрожая сломать ему шею, как только мы скроемся с глаз людских.
Я привел Ганса в небольшой семейный ресторанчик неподалеку от старого города. Мы не единственные пришли обедать так поздно, и нам пришлось довольствоваться маленьким столиком, приютившимся на антресолях, куда я протиснулся с большим трудом. Кряжистый мужчина выговаривал что- то обидное своей супруге — или невесте? — которая, когда мы проходили мимо них, посмотрела на меня с выражением более чем дружелюбным. Инцидент привлек внимание и других посетителей, и красавица, разъяренная, ушла, оставив своего галантного кавалера, который не замедлил последовать за ней, бросив на меня воинственный взгляд и с силой шарахнув застекленной дверью.
— Bastardo![41] — проворчал хозяин заведения, проверяя, не пострадали ли от удара стекла. — Sto burino![42]
Ганс усмехнулся и погрузился в изучение меню.
— В чем секрет твоего успеха у женщин?
Я не ответил, дожевывая оливку.
Мой шрам и мои слишком длинные светлые волосы неизбежно привлекали внимание женщин. Признаюсь, я частенько пользовался этим, что тоже оборачивалось сценами, подобными сегодняшней, свидетелем которой стал мой стажер.
Я заказал для Ганса пиццу, поскольку живот у него урчал с тех самых пор, как мы пересекли границы Ватикана, а себе — длинную лапшу.
— Здесь обедают так же поздно, как в Испании, — заметил Ганс, набрасываясь на хрустящие хлебцы и оливки.
— Ты бывал в Испании?
— Однажды участвовал в соревнованиях по серфингу, в Галисии. А ты? Бывал?
— Я провел несколько месяцев в Карфагене. Мы поднимали груз с античного судна, затонувшего на рейде.
Ганс с интересом взглянул на меня:
— Амфоры?
— Слитки.
— Золотые? — вскричал он.
Я долго хохотал, пока хозяин расставлял на столе наш обед, на который мой спутник с удовольствием накинулся.
— Нет, свинцовые.
Ганс положил вилку и скривился.
— В древние времена Карфаген составлял часть того, что мы называем «свинцовым путем». Он экспортировал этот металл во все страны Средиземноморья.
— Международная торговля? В те времена?
— Конечно. Самое лучшее зерно приходило из Египта, золото — из Эфиопии, хлопок, пряности и шелк — из Азии, самые лучшие горшки — с Крита и так далее. Тысячи судов и караванов бороздили мир, снабжая рынки больших городов, таких, как Афины, Марсель, Сарды, Александрия, Рим или Безансон. И путешественники не были забыты. Различные лавочки предлагали им всякие средства передвижения, а вдоль торговых путей выстраивались постоялые дворы для проезжих. Некоторые места привлекали больше всего путешественников, и прежде всего — Египет и Греция. Кое-какие древние города были даже описаны в настоящих путеводителях, как, например, у Геродота…
Мой стажер перестал есть и слушал меня очень внимательно.
— Мы ничего не придумали, Ганс, — добавил я, забавляясь его удивленным видом. — Уже две тысячи лет назад римляне приезжали на Родос полюбоваться знаменитым Колоссом и увозили оттуда безвкусные поделки в качестве сувениров для своих друзей.
— Если так, то античность — это скорее смешно.
Я от души рассмеялся и взялся за десерт — нежнейшее мороженое с шоколадом.
— И раз уж мы заговорили об античности, что тебе рассказал падре?
Я поведал ему все о своей встрече с падре Иларио, и он отодвинул свою пустую тарелку.
— Ты опять собираешься меня бросить?
— Нет, Ганс. На этот раз ты можешь пойти со мной. Святой отец — человек чрезвычайно покладистый, просто само очарование.
— Дед тоже всегда боится знакомить меня со своими университетскими друзьями, — пробормотал он вдруг печально. — Старик меня стыдится.
— Я думаю, ты немного торопишься оценить отношение к тебе твоего деда. По-моему, он очень любит тебя.
— Он даже не захотел, чтобы я стажировался у твоего отца в прошлом году, когда тот поехал в Халеб.
— Ты хотел участвовать в раскопках храма? — ошеломленный, спросил я. — Я не знал.
Он пожал плечами:
— Дед даже не сказал ему об этом.
— Почему же он послал тебя ко мне?
— Потому что ты молодой, должно быть, он подумал, что так будет лучше.
— Но я эллинист, не инд…
— Ему на это наплевать. Греция — специализация, которой он сам может обучить меня, не боясь, что я поставлю его в смешное положение перед коллегами.
— Я вижу… Послушай, Ганс, если тебя интересует Индия, обещаю поговорить с моим отцом и с твоим дедом, когда мы вернемся в Париж, но, прежде чем ты выберешь себе специализацию, тебе следует изучить историю в целом.
Он кивнул.
— Я начинаю это понимать, представь себе. — С удрученным видом он поставил локти на стол и сложил руки на затылке. — Дед прав, я просто олух…
Я дружески похлопал его по плечу и подозвал официанта, чтобы расплатиться по счету.
— Пошли… Не поддавайся унынию…
Мы вышли из ресторана, непринужденно беседуя, но я чувствовал, что, побудив Ганса к
