Коннор послушно подошел к стулу, на котором висели его джинсы, рубашка и все прочее.
– Ты бы лучше отвернулась, детка. А то женщины, бывало, при виде меня в обморок падали.
Фредерика отвернулась и полностью сосредоточилась на музыкальной шкатулке с бабочками, пытаясь направить мысли к северу от талии Кона и к югу от его колен. С глухим звуком на пол упало влажное полотенце. А ну, смирно! – приказала сердцу Фредерика, но оно, похоже, всерьез вознамерилось выскочить из груди. Девушка живо представила, как гость натягивает выгоревшие джинсы на длинные, жилистые ноги, как потертая ткань облегает стройные бедра… и другие части его тела тоже облегает. Но вот наконец послышался звук застегиваемой молнии, и Фредерика облегченно перевела дух.
– Можно смотреть, – насмешливо объявил Коннор, надевая рубашку.
– Ты… пробыл здесь всю ночь? – опасливо спросила хозяйка дома.
– А ты не помнишь? – лукаво усмехнулся он.
Отрывочные воспоминания постепенно складывались в законченную картину, как фрагментики головоломки. Танец под музыку. Рука Кона – на ее талии. Ее голова – на его плече. Долгий, невероятный, чудесный поцелуй, потом еще один. А потом…
А потом ее стошнило. Прямо Кону под ноги. Неудивительно, что сейчас ей так скверно.
Ключи от машины… Что-то насчет ночи за решеткой и обыска… События вечера выстраивались в некую логическую цепочку – и в груди нарастала паника. Последнее, что Фредерике запомнилось, – это как она садится в машину Коннора, чтобы ехать домой. Далее – провал в памяти. Девушка оглядела кровать, смятые простыни, небрежно скомканные одеяла…
Она спала не одна!
Сопоставив факты и убедившись, что вывод напрашивается, мягко говоря устрашающий, Фредерика тихо застонала. Неужели она теперь падшая женщина… и к довершению позора ничегошеньки не помнит о своем падении?
– Кон… – еле слышно прошептала она, – ты… прошлой ночью…
– Что – я прошлой ночью? – недоуменно переспросил Коннор, застегивая манжету рубашки.
– Ну, сам знаешь… – Она беспомощно указала на кровать.
– А! Хочешь знать, не занимались ли мы любовью! – понимающе воскликнул гость и лукаво сощурился. – Что с того, если и занимались?
О Господи! Фредерика прикрыла рот ладонью и крепко-крепко зажмурилась. В голове с новой силой зазвучали материнские предостережения, к горлу опять подступила тошнота.
Немного музыки, чуть развлечений, глоток-другой пива. Разве она хотела слишком многого? А в итоге она, как последняя дурочка, бросилась в объятия записного сердцееда, погубителя наивных простушек… Жаркой волной накатил стыд и тут же уступил место жгучему гневу.
– Ты не имел права!
– На что не имел права? Как мне помнится, это ты предлагала деньги направо и налево, лишь бы тебя развлекли!
– За поцелуй! И только!
– А я разве не предупреждал тебя, что порой получаешь больше, чем заказываешь? – Коннор изогнул бровь и зловеще понизил голос: – Я из тех парней, от которых разумно держаться подальше, тем более ближе к закрытию…
– Но я была не в себе, – запротестовала Фредерика. – Я слишком много выпила!
– И кто же в этом виноват?
– А потом… потом ты насильно увез меня домой.
– И тем самым, возможно, спас тебе жизнь. Пьяный водитель – потенциальный самоубийца.
– А потом ты… ты… – Фредерика убито обвела рукою смятую постель. – А я даже ничего не помню!
Девушка закрыла лицо руками. Ну вот, доигралась! Вчера вечером она испытала райское блаженство… А расплата – билет в один конец на поезд, идущий в совершенно ненужном ей направлении.
Когда наконец Фредерика осмелилась поднять глаза, от насмешливой улыбки Коннора не осталось и следа.
– Ты в самом деле так плохо обо мне думаешь, Фредерика? Ты всерьез считаешь, что я воспользовался твоим бессознательным состоянием?
– Да ты стоял посреди моей спальни в чем мать родила! Что еще я должна подумать?
– Ну, поразмысли здраво. На тебе та же самая одежда, что и вчера вечером. За свою долгую, событийную жизнь мне не раз приходилось раздевать красоток, но не могу сказать, чтобы когда-либо брал на себя труд одевать их заново!
Фредерика с запозданием осознала, что на ней по-прежнему синие джинсы, рубашка с узором из трилистников и даже черный лифчик. Все мятое, но на месте. Не хватает только туфель.
– А в тех местах, откуда я приехал, бытует странный обычай – лезть под душ, предварительно раздевшись, – с усмешкой закончил Коннор.
– Ты мог бы одеться в ванной! Он нахально сощурился.
– Так это ж неинтересно! – И, видя, что собеседница понемногу закипает, примирительно добавил: – Не тревожься. На твою добродетель никто не покушался. Видишь ли, я жуткий извращенец. Предпочитаю женщин в полном сознании.
