— Жалею, что не могла раньше назвать его так. Но если когда-нибудь у меня будет повод нанести, оскорбление, первой кандидатурой будет Себастьян Айверли.
— Он хуже, чем трус, — возразила Диана. — Он подлец.
— Негодяй.
— Мерзавец.
— Одно из моих любимых слов.
— Отвратительный тип.
Диана промокнула глаза и громко высморкалась.
— Что он сделал? Может быть, вам станет легче, если вы расскажете мне?
Она спросила просто так, но Диана рассказала ей все.
— Он заслуживает, чтобы его четвертовали, — воскликнула Джулиана, когда услышала, что сказал Себастьян уходя.
— Но я правда держала пари с Блейком, хотя не должна была этого делать. Я была не права, очень не права.
— С каких пор поцеловать мужчину считается преступлением? — Джулиана не желала видеть вину в поведении Дианы. — Поцелуй, Боже мой! Он должен быть благодарен вам.
— Я тоже так считаю.
— Да любой мужчина должен быть счастлив поцеловать вас.
— Действительно, — сказала Диана, успокаиваясь. — Но даже если я обидела его, реакция была несправедливой.
— Кейн все время предлагает дать ему еще шанс, но я все поняла с самого начала. Я всегда знала, что в Себастьяне Айверли есть что-то порочное. Я спрошу Кейна, — пообещала Джулиана. — Я заставлю его рассказать все их мужские тайны.
— Вы хотите рассказать лорду Чейзу, что произошло?
— Я не стану этого делать, если вы этого не хотите. Но я думаю, что он должен узнать. И Тарквин тоже. Пусть эти члены клуба библиофилов поймут, какую змею пригрели у себя на груди.
— Исключение из клуба «Бургундия» очень огорчило бы его, — предположила Диана. — Коллекционирование книг занимает большое место в его жизни.
— Но он президент клуба. Даже если Кейн и Тарквин проголосуют за его исключение, другие члены клуба их не поддержат. Вам же не хочется, чтобы все в Лондоне знали о том, что с вами сделал Айверли. А других причин для исключения нет.
— Разумеется, нет.
— Но мне пришла в голову мысль. Мы можем наказать Айверли с помощью книг.
— А мы действительно хотим наказать его?
— Диана, и вы еще спрашиваете?
Диана подумала, что игра стоит свеч.
— Но как мы сможем использовать его любовь к книгам?
— Мужчины гордятся, добывая книгу, которую на самом деле хотят. Они не могут смириться, когда другой коллекционер перехватывает их добычу. Интересно, есть какая-нибудь конкретная книга, обладать которой он мечтает?
Стук в дверь возвестил о появлении Минервы.
— Диана! — крикнула она. — Себастьян уехал и не сказал мне почему. — Она подошла к кровати и бросила на сестру свирепый взгляд. — Пожалуйста, скажи, ведь ты не отвергла его?
— Я не отказала ему, — спокойно сказала Диана. — Но он не сделал мне предложения.
— Но он хотел сделать это, я знаю, он хотел. Но тогда что он сделал?
Диана не могла раскрыть всю правду шестнадцатилетней девушке, и теперь не знала, как ей оправдаться.
— Минерва, — вклинившись в разговор, твердо сказала Джорджина, — лорд Айверли вел себя очень плохо. — Диана подала ей знак, чтобы та не продолжала. — Я не могу рассказать тебе о подробностях…
— Наверное, это опять что-то из «не перед юными девушками», — с мрачным видом парировала Минерва.
— Именно. Не задавай вопросов, потому что ответов не будет, и ты только еще больше навредишь сестре. У нее есть самые веские причины сердиться.
У Минервы были недостатки, но глупость в их список не входила.
— О Боже! Неужели он…
Пораженная, Минерва разрыдалась. Подобного Диана не помнила с тех пор, как Минерва вышла из младенчества.
— Это я виновата, — всхлипывая, пробормотала та.
Лишь желание успокоить сестру заставило Диану вылезти из постели. Она обняла плачущую Минерву.
— Ты ни в чем не виновата, моя дорогая. Я знаю, он нравился тебе. Он обманул нас обеих.
— Меня никто не обманывал. Я все знала.
— О чем ты говоришь?
— Разбойником был конюх Себастьяна. Все было инсценировано. Я об этом знала, но не говорила тебе. Он хотел выглядеть в твоих глазах героем, и я не видела в этом ничего плохого.
До сих пор Диана не была до конца уверена, хочет ли она отомстить. Ведь отчасти действия Себастьяна объяснялись желанием отплатить ей за пари. Но теперь, вспомнив охвативший ее ужас, когда нападавший мог убить или ранить Минерву, и чувство облегчения и благодарности Себастьяну за их спасение, она ощутила гнев, который вытеснил из ее сердца чувство жалости и вины, которое преследовало ее весь этот день.
Она повернулась к Джулиане:
— Он говорил мне о книге, которая когда-то принадлежала Екатерине Парр. Он очень хочет, чтобы она оказалась в его коллекции королевских книг.
— Я не ошибаюсь, Диана, предполагая, что у вас достаточно денег? — улыбнулась та.
Себастьян обрадовался зарядившему дождю, капли которого попадали за шиворот и отвлекали от тяжелых раздумий.
Прошлой ночью он вернулся в свою комнату возбужденный выполненной миссией и заслуженным триумфом. Он поздравил себя, что смог преодолеть минутную слабость и не проявил жалости к Диане. Они были квиты. Он мог возвращаться в Лондон к своей привычной жизни.
Но чем дальше он скакал, тем больше Диана занимала его мысли. Он вспоминал все радостные минуты, которые провел в ее компании. Сильнее всего в его память врезалось ощущение, которое он испытывал, когда она лежала в его объятиях. Несмотря на все усилия переключиться на практические, полезные вещи, как подобает человеку логики и здравого смысла, он поймал себя, что размышляет о том, чем занимается сейчас Диана, о чем она думает, даже что она надела.
С кем она говорит. В Маркли-Чейз остались его лучшие друзья. И остался Блейкни.
Себастьян вдруг испугался, что совершил страшную ошибку. И ледяная вода, стекавшая по шее, показалась ему вполне заслуженным, даже слишком мягким наказанием.
Блейкни предложил Диане прогуляться по саду, пока стояла сухая погода после двух дней непрерывных дождей, и та согласилась. Сырая погода больше соответствовала ее настроению, и она подумала, что свежий воздух пойдет ей на пользу. Блейкни был единственным, кто не относился к ней с преувеличенным вниманием.
Кейн и Тарквин оба предлагали свои руки, словно она была настолько слаба, что не смогла бы сама пересечь комнату, говорили ей комплименты или пытались ободрить непрерывным потоком шуток. Шуткам она радовалась, но остальное утомляло.
Минерва и Эстер принесли ей щенят. Крошечные бульдоги, с их морщинистой шкурой, плоскими носами и нескладными челюстями, ей понравились. Взятый на руки щенок чихнул, и ей вспомнилось детство и спокойствие матери, когда дела шли не так.
Когда Джулиана освобождалась от переписки с многочисленными знакомыми книготорговцами, она
