Уж не знаю, на что надеялся, наверное, на то, что я совсем сбрендила, но я сбросила его руку с плеча и доходчиво объяснила направление, куда ему следует держать путь.
Ковалев отсалютовал мне и сказал, что непременно отбыл бы туда, но только в моей компании. Он вообще не теряется и в принципе мог бы понравиться мне, если бы мне вообще мог понравиться кто-то из одноклассников. Но, увы и ах, предпочитаю ребят постарше. На кишащую вокруг мелюзгу и смотреть без необходимости не буду.
— Ну как? — в кабинку заглянула мама, оценивая креативное, похожее на робу, платьице — длинное, но тем не менее выгодно скрывающее недостатки моей фигуры и подчеркивающее ее немногие достоинства. — В принципе хорошо, но, может, что-то понежнее?
— Нет, возьмем это, — твердо сказала я, и мама, привыкшая, что у меня не забалуешь, согласно кивнула:
— Впрочем, тебе действительно идет.
Кроме платья мы выбрали короткую юбку, а затем, побродив по этажам, обзавелись ветровкой, несколькими топиками, еще одним платьем, покороче, туфлями и новым бельем. Обычно я предпочитаю простое бесшовное белье спортивного типа, но тут наступила на горло собственной песне, выбрав кружевное — очень неудобное. Не знаю, как Милка носит все эти трусики-стринги, безжалостно впивающиеся в попу.
— Вот и ты стала совсем большая, — произнесла мама немного грустно, когда мы усаживались в такси, чтобы ехать домой.
Возраст для нее — больная тема. Еще бы: ей уже почти сорок, но я лично видела, как она расцвела от радости, когда однажды на улице какой-то незнакомый противный дядька походя бросил:
— Ой, какие милые сестрички!
Это о нас с мамой. Тут детектора лжи не нужно, чтобы понять что к чему, но она купилась и растаяла, как мороженое.
Мы вернулись домой. Предварительная часть подготовки почти завершена. Осталось еще одно… Но это — завтра.
Добиваться от людей того, чего хочешь — легко. Большинство из них можно взять на «слабо», остальных — на один из их недостатков, большей частью почитаемых самими объектами как достоинство.
Мысль, наверное, не новая, зато верная. И вот к ней маленькая, но не без художественного вкуса, иллюстрация.
— Ты когда-нибудь целовался? — Я уставилась на Ковалева, под моим взглядом все больше и больше наливавшегося краской. Прямо-таки не парень, а красна девица.
— Ну целовался, — произнес он, глядя себе под ноги и отчего-то сразу потеряв обычную бойкость, — а что?
— Врешь! — Я склонила голову набок, разглядывая его чуть оттопыренные уши.
— Не вру, — обиделся Ковалев.
— Докажи!
— То есть?!
Если он и до этого был весь красный, то теперь стал багровым — таким, что и закатное небо сдохло бы от зависти к совершенству этого цвета.
— Пойдем, — тратить время на слова казалось бессмысленным и тупым. Такие, как Ковалев, лучше понимают действия. Поэтому я взяла его за рукав и потащила прочь из школы в один укромный закуток, куда редко заглядывали без необходимости.
— Но сейчас же физика начнется… — пробормотал он, следуя за мной, словно овца на заклание.
— Ах, физика?! Ну как хочешь. Найду кого-нибудь другого. — Я резко выпустила его рукав и фыркнула — подумаешь, прилежный ученик! Благодарен должен быть за то, что я решила его осчастливить, а он «физика!»
— Эль, ну погоди, так же нельзя!..
Теперь уже он вцепился в рукав моей новенькой куртки.
— Нельзя? А как можно? — Я смотрела на него прищурившись, словно сквозь прицел снайперской винтовки. — Трусишь, да?
— Я… Нет. — Он сжал губы и, решившись, тряхнул головой. — Пошли.
Мы шли, не глядя друг на друга, стараясь не коснуться друг друга даже рукавом.
Почему я выбрала его? Потому, что с ним проще. Я заранее знала, что он сдастся. Тем более почему бы Ковалеву не принести хоть какую-то пользу, раз уж он запятнал себя полным отсутствием вкуса? Прямое свидетельство тому — что он пялится на меня.
Серое небо. Ободранная штукатурка, исписанная всякими «Миша + Лена» и «Коляныч фуфло». Я видела все это очень отчетливо, в мельчайших деталях.
Я развернулась к Ковалеву и уперлась спиной в стену, самой себе вдруг напомнив партизан перед расстрелом из какого-то фильма про войну.
— Ну, — нетерпеливо окликнула его я. — Ну же!
Его губы приближались к моим очень медленно. Ковалев закрыл глаза, а я, напротив, смотрела — внимательно, чтобы не упустить ни одну деталь. Вот наши губы встретились, и мне в рот толкнулось что-то мокрое. Было странно и немного противно. Вот и все, что называют великим чудом поцелуя, или Ковалев все-таки не умеет целоваться?
Он смотрел на меня. Уже не смущаясь — глаза в глаза, словно силился отыскать там что-то.
— О’кей, зачтено. — Я вытерла рот рукавом куртки.
Ожидание в глазах парня погасло, словно вдруг выключили свет.
— Счастливо оставаться. Физика, если не забыл, уже началась! — напомнила я и поспешила к школьному зданию. Как оказалось, весьма вовремя. К тайному убежищу направлялась целая группа мальчишек из одиннадцатого класса, в нетерпении уже тискающих в пальцах сигареты. Еще немного, и они бы застукали нас.
— Эль, ты вообще человек?
Я обернулась. Ковалев стоял посреди дорожки. Парни поочередно оглядели нас и громко заржали.
— Нет, На’ви с планеты Пандора[4], — ответила я, улыбнувшись.
— Это видно.
На физику он не пришел. Ну и ладно. Все, что было нужно, я уже получила.
В моей жизни все вдруг смешалось, а на смену порядку пришел хаос. Немало проблем связано, конечно, с Элей. У нее ужасный характер. Наверное, виноват в этом переходный возраст, хотя не помню, чтобы я была такой. Мои пятнадцать прошли, в общем, мирно, я даже с родителями не особо конфликтовала, да и что там конфликтовать — папа постоянно на работе, не вмешивался в семейные дела, а мама поддерживала меня во всем. Курить меня не тянуло, пить тоже, не говоря уже о чем-то более тяжелом. Мне не требовалось самоутверждаться через протест, я всегда оставалась собой, какой была до последнего времени: спокойной, веселой, любящей то, что по-настоящему красиво.
Неотношения с Максом измотали меня, и я словно вывернулась наизнанку той стороной, о которой и не подозревала. Я становлюсь плаксивой, нервной и уже беспокоюсь: а вдруг это навсегда? Вдруг прежней легкой Милочки уже не существует?
Все началось с утра, когда Эля пролила кофе на новое, только что отглаженное платье. Это одно из моих любимых платьев — розовое, с многочисленными складочками по лифу и прилегающим силуэтом. Настоящая Карен Миллер
Сестра, конечно, извинилась и захлопала глазами, но я в последнее время стала настолько
