– Не нравится мне всё это, – проворчала я.
– Что именно? – спросила Людка.
– Да, ты права, раз Общака этого мы так и не встретили, значит, теоретически чемодан этот принадлежит Горелому, а раз Горелый – это Андрей, значит, ему чемодан и принадлежит, – при этих словах я не удержалась от горестного вздоха. – Тем более и Степан тогда предупреждал, мол, берегите, девки, чемодан, а то Горелый узнает…
Людка фыркнула:
– Ерунда все это, откуда Андрей знает, что это именно тот чемодан, может, какой другой.
– Андрей все прекрасно знает, только почему-то молчит, делает вид, что не при делах вовсе, да и чемодан впервые видит. А вот на, смотри, – я вытащила из-под кровати Андрея чемодан, один в один похожий на наш. – Чемоданчик из-под долларов, между прочим, из этого времени. Почему же Андрей молчит про чемодан, то есть про деньги? Ведь наверняка ж знает, что это за чемодан? А куда шкатулочка делась? Нет, здесь что-то не так. Опасаюсь я, как бы он…
– Ты что! – вспылила Людка. – Андрей никогда в жизни нам зла не причинит. Забыла, что он спас нас?
– Да не забыла я! Только вот денежки эти все же некоему Общаку предназначены, а не нам и даже не ему. Как бы этот товарищ претензии не предъявил и с носом нас не оставил!
– Не бойся, не оставит. И потом, с чего ты решила, что Андрей что-то затевает? – защищала Людка своего возлюбленного. – Может, наоборот, он нам эти деньги подарить решил, – предположила она.
– Подарить? Как же! Он что? Робин Гуд? Да где ты в наше время их видела? Мужик нынче не тот пошел, измельчал и все свое благородство еще в прошлом веке потерял. А ты говоришь – «подарил».
– Так в том-то все и дело, что Андрей не из нашего времени! – Людка подняла вверх палец. – Не забыла, что мы в пятьдесят седьмом, а?
– Ну, не знаю, не знаю, – проворчала я. – Только давай все же, Людка, домой двигать будем от греха подальше, там как-то надежнее.
– Подожди, еще не время, – ответила она, запихивая оба чемодана под кровать…
Несколько дней гостили мы в прошлом у Андрея. Он купил нам очаровательные платья, супермодные по тем временам. Между прочим, я до сих пор храню свое в память о пережитых событиях.
А соседям Андрей представил нас, как своих сестер. Ну, если Людка подозрений не вызывала, потому что они с Андреем чем-то были похожи, хотя бы ростом, то мои раскосые глазки, наоборот, вызвали жгучий интерес у местных бабулечек:
– Говоришь, сеструха?
– Двоюродная, – усыпила я их бдительность.
– А-а-а, – разочарованно протянули они.
На пятый день я сказала:
– В гостях хорошо, а дома лучше, пора нам, Людка, домой.
– А я уже дома, – ответила она.
Я даже подпрыгнула от такого заявления! Вот оно! Опять она за свое! О своей бредовой идее – остаться в прошлом!
– Что значит, дома? – стараясь быть спокойной, спросила я.
Она немного помолчала, потом пожала плечами и ответила:
– Дома, это значит дома. Короче, Ксанка, я остаюсь.
– Ка-а-ак? Как остаешься?– заикаясь, переспросила я и с мольбой посмотрела на Андрея, но он лишь напрягся как пружина и отвернулся.
– Ты не можешь остаться, – я покачала головой.
– Нет, могу, – с вызовом ответила Людка.
Я тут же принялась уговаривать её, авось одумается. Но Людка не соглашалась:
– Нет, нет, ты пойми…
– Слушайте, ребята! А что если Андрей пойдет с нами! Забери его, Людка, с собой. Скажем, что он мой брат, двоюродный, и всё. А паспорт купим, а? – в глубине души я, конечно, понимала, что это была лишь соломинка, за которую и хвататься-то не стоило.
И тут тихо-тихо заговорил Андрей:
– Понимаешь, Ксана, я понял, что не смогу больше без Людочки, и она поняла. В вашем времени мне жить нельзя, впрочем, как и в будущем тоже, и там, и там я Горелый. А здесь простой советский инженер, причем на хорошем счету.
– Нельзя ему, – как эхо повторила Людка, – значит, остается мне.
Я, взглянув на них, поняла, осознала всем своим существом, что они не шутят. Подавляемое до настоящей поры отчаяние вдруг вырвалось наружу, и я в слезах прокричала:
– Ну, почему т е б е?! Что значит т е б е?! С чего ты взяла, что т е б е?!
– Ксана, Ксаночка, послушай, – Людка бросилась успокаивать меня, – послушай, ведь ты же сама знаешь, что это неизбежно, так и должно быть, я через время ради этого прошла… ради Андрюши. Понимаешь, я слишком его люблю, чтобы терять во времени и пространстве.
Я дала волю слезам, плакала, нет, скорее, рыдала и выла как белуга:
– Людка, как же я без тебя?
– Ксаночка, я найду тебя, через тридцать лет найду, обещаю,- Людка гладила меня по голове, по плечам.
– Но как быть с твоим исчезновением в нашем времени? Что я буду говорить? У тебя же работа, тётка в Ленинграде, – всё ещё цеплялась я за призрачную надежду.
– Что делать с моим исчезновением? Ты передашь главному моё заявление, и всё. С тёткой тоже всё просто, ты отправишь ей письмо, я напишу, что вышла замуж и уехала далеко. В общем, вы с Симой что- нибудь придумаете, тем более ей не привыкать.
Я вяло улыбнулась:
– Снова миллионер, да?
– Пусть будет миллионер, – согласилась Людка, тем более, что отчасти это была правда.
Я постепенно успокоилась и затихла, лишь изредка всхлипывая:
– Да знаю я все, Людка, знаю все и понимаю, так судьбой предназначено, другая точка отсчета…
– Другая точка отсчета, – как эхо повторила Людка.
– А где Андрей? – спросила я, озираясь по сторонам. – Пусть он проводит меня.
– Обязательно, мы проводим, – подруга сделала акцент на слове «мы».
И тогда я окончательно поняла, что подругу никакие слова не переубедят, да и не услышит она их вовсе.
– Ладно, раз ты так решила, значит, так тому и быть. Только не пожалей потом.
– Ни за что! – засмеялась она, а потом приумолкла и, заглядывая мне в глаза, тихо спросила: – А ты бы как поступила? А? Если любишь, всё остальное неважно.
– Как бы я поступила? – повторила я и пожала плечами. У меня не было ответа на этот вопрос.
Да, Людка, конечно, была сто раз права. И все же… Мне трудно было свыкнуться с мыслью, что она добровольно покидала не просто город или страну, а в р е м я. Вы только представьте себе! Время! Но тут речь идет о любви. И какая разница, в каком времени живет любимый человек – в будущем или в прошлом. Если, конечно, это действительно любовь. Но, как ни горько мне это было сознавать, у моей подруги с Андреем была та самая, настоящая, о которой миллион раз написано и спето. Поверьте мне, о такой любви мечтает каждая женщина, да и я не являлась исключением, вот только… Ладно, не будем про это «только». И так было тошно на душе. Все же расставались мы с Людкой не на год или два, а, считай, на всю жизнь. Кто знает, увидимся ли? Одна надежда была на то, что вдруг произойдет какая-нибудь случайность, и мы не пойдем за грибами через тридцать лет, тогда все будет по-другому. Однако надежды на подобную случайность было мало, тем более, как сказала Сима: случайности тоже не случайны. Короче, ничего с бухты-барахты не происходит во Вселенной, а значит, за грибами мы с Людкой снова пойдем. Стоп-стоп, не думать об этом, а то чего доброго и «крыша съедет».
Андрей, до того деликатно вышедший из комнаты, постучался:
– Можно войти, девчонки? А я чай принес, халву и подушечки.
