управляли магазином, а не фермой. Они трудились не покладая рук, они любили свою землю, своего сына, еды им хватало, жилье было. А большего они не хотели. И теперь, когда разговор перешел на эту тему, она подумала, а что еще нужно человеку? Она давно и страстно мечтала стать дизайнером в Нью-Йорке, и это было целью ее жизни; ее не волновали ни возраст, ни то, что она до сих пор не замужем. Отчего она так отчаянно стремилась приехать в Нью-Йорк? Почему замужество не имело для нее особого значения?
«Потому что ты никогда не встречала подходящего человека, моя дорогая», — подумала она.
Она посмотрела на Майкла и ощутила прилив паники. «Нет, Лиззи это не он», — подумала она.
Она хотела рассказать ему о Лиззи Олсон, в течение стольких лет преподававшей основы искусства в Уилсон-Крике, и спросить, простила ли ее семья эту жертву Нью-Йорку. А может, она сама шла на жертвы, да и были ли они жертвами? Теперь она и сама этого не знала, но понимала, что покорена этим смелым и загадочным человеком, и при этом страстно желала, чтобы он сказал что-нибудь резкое и грубое, и тогда она снова могла бы изображать холодную Элизабет Гест.
«Но ты и есть холодная Элизабет Гест, или, по крайней мере, тебе это кажется».
Она улыбнулась и произнесла:
— Вы правы, мне трудно представить вас в роли фермера. И это была правда.
Подали блюда, и Майкл улыбнулся ей широко и счастливо. Где-то внутри у нее что-то заныло и заставило ее вспомнить то волшебное чувство, которое она испытала, когда он обнял и поцеловал ее.
— Скажите, Элизабет, — весело спросил он, — вам кто-нибудь говорил, что у вас глаза цвета утреннего неба?
Лиззи подняла голову и посмотрела на него.
6
Вольф пожалел о сказанном. Ее глаза действительно были цвета утреннего неба. Впервые он сказал ей об этом много лет назад, по пути домой из путешествия по Нью-Йорку. Она и Люси Тервилигер разрабатывали тогда собственный вариант обоев, и он безжалостно над ними издевался. А эта фраза служила лишь прикрытием. Лиззи восприняла ее тогда как оскорбление. Поразительно, как он запомнил. И теперь он пожалел, что раскрыл рот. Если за этим последует признание, то вечер можно считать испорченным.
— Я знаю, вы боитесь проявлять интерес ко мне, Элизабет, — сказал он. — Но это все, что я знаю… Попробуйте паштет.
— Но, Майкл…
— Голубые глаза всегда напоминают мне об утреннем небе. Ешьте.
Повторять это не потребовалось, потому что она так усердно принялась за паштет, будто голодала уже целую неделю. Это его устраивало. Майкл хотел, чтобы она продолжала играть роль Элизабет Гест. Он любовался ее легкой бледностью, ненакрашенными ногтями и думал: «Ах, Лиззи, Лиззи, где ты была раньше? В Канзасе, которому принадлежит твое сердце».
— Что-нибудь не так? — спросил он, увидев, что она нахмурилась.
— Нет, нет, все хорошо, — ответила она, кладя вилку и убирая руки. — Я думала о новой квартире.
Он удивленно приподнял брови.
— Вот тебе раз! Я говорю ей комплименты по поводу глаз, а она начинает думать про квартиру…
— Да, иногда возникают самые невероятные ассоциации. — Она легко хохотнула, хотя и чувствовалось, что смех напускной. — Вообще-то Челси подыскивает квартиру. У нее заканчивается срок аренды. А у вас есть что-нибудь на примете?
— И как срочно?
— Чем быстрее, тем лучше. В конце следующей недели. А то она грозится перебраться ко мне.
— На субаренду она согласится?
— Конечно.
Вольф попробовал паштет, посмаковал.
— У меня есть кое-что на примете.
— Вы серьезно? Челси будет в восторге. Где это?
— То, что у меня на примете, совсем недалеко.
Лиззи едва сдержалась, чтобы не спросить об условиях аренды. Но квартира предназначалась Челси, а Элизабет вполне могла знать приблизительную стоимость. Майкл ни в коем случае не должен знать, что плату они разделят на двоих. Однокомнатная квартира их устроит. Теперь, когда у нее есть контракт с агентством Майкла, Челси может остаться в Нью-Йорке.
— Просто фантастика, — сказала она.
— Позвоните мне утром. Она улыбнулась.
— Я позвоню, но я и так собиралась завтра с вами встретиться. Необходимо обсудить некоторые вопросы и возникшие у меня идеи.
— Элизабет, сколько времени у меня это займет? — хмуря брови, поинтересовался Майкл.
— Завтра? Я думаю, не больше часа.
— При моем насыщенном распорядке это слишком много. Нельзя ли совместить?
— Вам надо будет кое-что одобрить. В дальнейшем мы, конечно, не сможем встречаться так часто, как теперь. — Она почувствовала в своем голосе оттенок разочарования.
— Я не совсем это имел в виду, — мягко проговорил он. — Откровенно говоря, я хочу видеть вас как можно больше. Но, если честно…
— Не надо, Майкл. Вы же знаете, что я предпочитаю чисто деловые отношения.
— Серьезно? Но некоторые вещи от нас не зависят. Вот я, например, обнаружил, что не могу сосредоточиться, когда вы рядом.
Как Лиззи Олсон она не могла признаться в том же.
— Майкл, вы совсем не такой, каким я вас представляла, — сказала она искренне. — Не хочу вносить сумятицу в вашу жизнь.
Он засмеялся и подумал: «Слишком поздно».
Дважды во время ужина Лиззи уже была готова во всем ему открыться. Он такой замечательный человек. Она чувствовала себя страшно неловко, но все время сдерживалась. Как можно дольше ей хотелось протянуть чудесный вечер с ним в качестве Элизабет Гест — женщины, которой он, похоже, восхищался. А она всего-навсего жалкая пария из Уилсон-Крика.
— Вы стали задумчивой, — сказал Майкл, когда они пили крепкий кофе.
— Я прикидывала, будет ли смотреться сандаловое дерево в вашей приемной.
Это была явная ложь. Она думала, почему сидящий напротив нее мужчина удивительным образом сводит ее с ума, и призывала все свои силы противостоять все сметавшему напору, чтобы поддерживать чисто деловые отношения. Ее влекли его глаза, его четко обрисованные мышцы, гармония изысканности и простоты, исходившая от него. И сандаловое дерево было здесь ни при чем.
— Вы подразумеваете дубовую кору? Она рассмеялась.
— Не совсем так. Но это мы обсудим завтра.
— Все равно. Мне кажется, вы так же, как и я, обожаете свою работу?
— Я люблю ее.
— Хорошо.
Она смотрела на его губы и представляла, как они прикоснутся к ее губам. «Сегодня, — подумала она. — Точно, сегодня вечером». И внезапно осознала, о чем думает и мечтает, и, точно просыпаясь после кошмарного наваждения, встряхнула головой. И даже содрогнулась. Неужели она и вправду думает оказаться у него в постели?
Это невозможно. Это самоубийственно! Искушение. О Господи! Но как это соблазнительно!
— Я живу недалеко отсюда. Почему бы нам не прогуляться?
Лиззи хотела возразить, но вовремя спохватилась. Если она будет настаивать на уходе прямо сейчас,
