ее дело. Я рада, что смогу оставить ей хоть что-то, пусть даже только деньги. — Она в упор посмотрела на своего дальнего родственника. — Вы — Толливер, вы хотите, чтобы дом стал вашим?
Дункан опустил голову, увидев, что в глазах Шарлотты поблескивают слезы.
— Я… я даже не знаю, что сказать. Мэри-Джо…
— Она получит вещи Руби. Больше ей ничего не надо.
— Ну а вы? Разве вы не хотите снова переехать сюда?
Тельма задумчиво улыбнулась.
— Нет, хватит. Я слишком старая, и у меня много друзей там, где я живу. Конечно, все они захотят повысить ставки, играя со мной в бридж, когда узнают, что я стала богатой. Но, Дункан, я хочу, чтобы этот дом снова ожил. Я хочу, чтобы здесь играли дети, слышался смех, как это было много лет назад, когда мы с Руби росли тут. Вы и Шарлотта… — Она замолчала, а потом быстро добавила: — Я хочу, чтобы дом был ваш — и все. Просто приглашайте меня иногда выпить чаю.
Шарлотта, выскользнув из-под руки Дункана, который обнимал ее за плечи, покраснела и смутилась, услышав, что сказала ее старая подруга. Взяв сумку Тельмы, она предложила отвезти ее домой. Дункан пообещал родственнице как можно скорее уладить все формальности и, попрощавшись, проводил женщин до двери. Стоя на крыльце, он смотрел, как они усаживаются в 'фольксваген'…
Вернувшись в дом, он отыскал телефон под грудой рецептов пирожных и позвонил в Сан-Франциско — отцу и адвокатам.
Шарлотта смахнула с ресниц слезы и устало толкнула тяжелую дверь Толливер-хауса. 'Лэндровера' Дункана, который он взял напрокат после того, как повредили его 'лотос', не было на обычном месте, 'Наверное, — подумала она, — он поехал праздновать покупку 'Телеграммы' с приятелями'.
Решив, что жалеть себя недостойно, Шарлотта тяжело вздохнула и прилегла на диван. В конце концов, она же не знает, где он… Да и не все ли равно? Но она не могла себя обмануть. У Дункана есть теперь Толливер-хаус и есть газета. А у нее — ничего. Интересно, сколько он позволит ей пробыть здесь? Но ведь все ее предупреждали, что Дункан Толливер — человек, который, добившись своего, идет дальше.
Свернувшись на диване калачиком, Шарлотта думала о том, принадлежит ли ей какое-то место среди того, что нужно Дункану…
Вероятно, она задремала, потому что, когда открывала глаза, темноволосый человек с голубыми глазами уже успел расстегнуть несколько верхних пуговиц ее белой блузки.
— Дункан Толливер, — сказала она сонно, и ее плохое настроение тут же улетучилось, — интересно, что это ты делаешь?
— Праздную победу.
— Какую?
— Ммм… угадай.
— Ты счастлив? Я имею в виду газету.
— Я в восторге!
— А как насчет Тельмы?
— Должен сказать, что она унаследовала и качества своего двоюродного дедушки-генерала.
— Ты правда собираешься с ней договориться?
— Разумеется.
— Дункан!!!
Шарлотта приподнялась, но его пальцы, отпустив пуговицы, коснулись ее груди.
— О-о, — пробормотал он, касаясь ее сосков большими пальцами, — похожи на твои перламутровые пуговички.
Шарлотта, застонав, снова упала на подушки дивана, и губы Дункана накрыли ее рот поцелуем. Она почувствовала, как напряглось его тело, и поняла, что он желает ее. Дункан быстро снял с себя одежду и, снова склонясь к ней, начал осыпать ее поцелуями.
Он снова принялся за ее пуговицы, и на этот раз пальцы его дрожали от нетерпения.
— Генерал бы не обратил внимания на какие-то несчастные пуговицы, — заметила Шарлотта.
— Разумеется, — согласился он, — а ты не возражаешь?
— Это будет восхитительно.
С этими словами Дункан схватил тонкую материю и сильно дернул. Пуговицы разлетелись по всей комнате. За ними последовали лифчик, юбка и все остальное.
— Ты нужна мне, Шарлотта, — шептал он, — ты нужна мне, и я люблю тебя! Мне кажется, я любил тебя всегда, еще до того, как встретил. Когда я увидел твой дурацкий 'фольксваген' под глицинией, я подумал, что тот, кто живет в этом доме один, должно быть, или большой смельчак, или безумец… или и то и другое. И чем больше я узнавал об оригинальной Шарлотте Баттерфилд, тем сильнее хотел с тобой познакомиться. Я заболел тобой, уже когда преследовал тебя. Я бы, наверное, мог придумать сотни способов выгнать тебя отсюда, но этот показался мне самым романтичным.
— Я… — Шарлотта с трудом могла говорить, так она была переполнена любовью и страстью. — Дункан, — выдохнула она, — я люблю тебя…
И снова он накрыл ее губы своими губами, и тела их слились в объятиях, и никакие слова уже не могли выразить того, что они чувствовали. И все же им хотелось слышать слова, и потому они повторяли снова и снова: люблю… люблю… люблю…
И наконец блаженная судорога сотрясла их, и им показалось, что они способны создать вместе новую планету, новую вселенную, которая будет принадлежать им и только им.
— Я привез шампанское, — много позже сказал Дункан, — и икру. Думаю, нам есть, что отпраздновать.
— По-моему, мы только что это сделали.
— Не будь такой приземленной.
— Ты ведь добился всего, чего хотел, правда? У тебя есть Толливер-хаус, газета, идиллия с Тельмой.
— У меня есть ты, любовь моя, а остальное не имеет значения.
— Ты сможешь повторить то, что сказал?
— Тысячи раз, миллионы раз. Столько, сколько потребуется, чтобы ты поверила.
— Я верю, Дункан. Только не знаю, что будет, когда осядет пыль.
Он засмеялся.
— Неужели ты думаешь, что мы позволим пыли осесть?
Шарлотта огляделась по сторонам и принялась быстро собирать пуговицы. Дункан ушел и тут же вернулся с ее вельветовыми брюками и спортивной кофтой.
— Никогда не знаешь, кто сюда явится, — проворчал он и, сев рядом с Шарлоттой, помог ей одеться. — Ты будешь моим консультантом, когда начнется реставрация этого монстра?
— А я думала, ты вышвырнешь меня вместе с моей машинкой на улицу…
— Я уже пробовал, разве ты не помнишь? Не вышло. Я думаю, надо сначала отремонтировать домик для гостей и поселить тебя туда.
— А хозяин останется в доме?
— Ты, вероятно, говоришь о генерале? Я думаю, он останется в библиотеке и будет преследовать нас обоих, если узнает, как облапошила меня правнучка Бэрда.
— А где же будешь жить ты?
— С тобой, разумеется.
— Тельма этого не одобрит.
— Уверен, что одобрит.
— Угу.
Дункан обнял ее за талию и уже собрался сделать еще одно решительное движение, когда у входа заскрипели тормоза. Ну что опять?! Он был рад, когда Шарлотта выругалась вместе с ним. Дверца машины хлопнула, и через несколько секунд в гостиную вломился Питер Барнаби.
— Что здесь происходит? — спросил он, но не стал дожидаться ответа, а резюмировал: — Любовь! —
