Летисия была очень недовольна изгнанием Бонфиня и тем, что Витор сделал это украдкой, до ее прихода. Она бы никогда не позволила ему самовольничать. но теперь уже было поздно. У Летисии первой зародились сомнения: не излишне ли рвение Витора? Неплохо бы ему работать спокойнее, а то он может наломать дров. Но Гаспар и Бонфинь успокоили ее. Никто и не собирается сразу же наследнику большую власть в компании. Пускай сначала поработает на подхвате. Гаспар попросил Бонфиня приглядывать за внуком и удерживать его от слишком опрометчивых решений.
Но у Витора было свое мнение на этот счет. Он не хотел быть мальчиком на побегушках. Вскоре он вызвал к себе в кабинет Дави для конфиденциального разговора. Витор догадался, о чем совещались в кабинете у Летисии дед с Бонфинем. Отныне он будет под неусыпным присмотром. Ни он, ни Дави не имеют доступа к секретным документам компании, а Витору хотелось знать обо всех сделках и планах.
— Теперь ты понимаешь, почему я посадил тебя с Бонфинем? Приглядывай за ним, Дави, и тут же обо всем докладывай мне. Проследи, где он оставляет ключи от сейфа, — приказал он Дави.
— Я сразу догадался, что ты неспроста затеял этот переезд, — угодливо поддакивал Дави, хотя на самом деле понятия не имел о замыслах нового шефа.
Но ему очень польстило доверие Витора. Когда — то Оливия предостерегала его: Витор — опасный человек, жестокий, коварный интриган. Она терпеть не могла младшего Веласкеса. Теперь Дави вспомнил ее слова. Но даже если это правда, ему пет дела до моральных качеств Витора. У него самого появилась возможностьстать самым близким человеком будущего главы компании. И он эту возможность ни за что не упустит. Чтобы каждый день обедать во французском ресторане, построить такой же дом, как у Бонфиня, кое — чем можно поступиться. Проглатывать унижения, выполнять не совсем чистоплотные поручения. Оливия, чистюля, которой все досталось с рождения, не желает понять, что без этого невозможно прожить в их жестоком мире, кем — то стать, сделать карьеру.
* * *
Старик Бом Кливер через внучку попросил Самюэля как можно скорее зайти к нему. Самюэль встревожился. 3начит, случилось что — то очень важное. Его друг очень редко вызывал его к себе. И Самюэль поспешил в бар, стараясь прокрасться в комнату старика незаметно. Но у Мануэлы были слишком зоркие глаза. Может быть, она еще и могла кого — нибудь по рассеянности не заметить, но только не Самюэля. Недаром Эстер уверяла всех, что Мануэла неравнодушна к ее мужу. Доля истины в этом подозрении, несомненно, была.
Бом Кливер с нетерпением ждал приятеля. Снова приходил этот странный тип — Франшику. В первый свой визит заказал бутылочку с белой лилией, но вдруг увидел трубу и так разволновался!
— Он интересовался парусником? — испуганно спросил Саюэль. — Что ты ему сказал, старик? О прошлом Франшику никто ничего не знает, это загадочная личность. Вдруг он из полиции?
Но Бом Кливер не верил в то, что Франшику из полиции и что — то разнюхивает. Его мучило совсем другое.
— Когда он увидел эту подзорную трубу, он так разволновался, Самюэль. Как будто что — то вспомнил, — рассказывал старик.
Оба они задумались и долго сидели молча, унесшись мечтами в свое прошлое, в те счастливые времена, когда вместе ходили в море. У них была общая тайна, которую они свято хранили много лет. Теперь эта тайна принесла им немало забот. Самюэль дал слово старику, что разузнает все о Франшику. Почему его так заинтересовали подзорная труба и парусник? Когда у Бом Кливера помутился разум, Самюэль забрал к себе домой все, что они нашли когда — то вместе на затонувшем паруснике, — папки с бумагами, судовой журнал, бинокль. Только с трубой старик не мог расстаться. Сейчас Самюэль предложил взять и трубу. Вдруг ее украдут или сам Кливер ее потеряет. Но старый моряк умолял не отнимать у него его реликвию, и Самюэль, уступил. Они решили пока избегать встреч с Франшику и не болтать лишнего про парусник.
— Как же я мог ему что — то рассказать, если я и сам точно не помню, что произошло тогда на этом паруснике, — задумчиво говорил Бом Кливер, напрягая память.
Иной раз, когда у него бывали просветления в голове, он начинал видеть прошлое в таких ясных, четких картинах, как в кино. Только никак не мог вспомнить, что сказал ему тот раненый с парусника?
— Если вдруг ты вспомнишь, эти слова, запиши на бумажку, а бумажку спрячь, чтобы она не попала в руки никому, кроме меня, — просил его Самюэль.
Старик кивнул в ответ. Он даже приготовит на всякий случай карандаш и листок из тетради Питанги.
Друзья уже прощались и Самюэль обещал заглянуть через неделю, когда из бара вдруг донеслись громкие крики и ругань. Самюэль поспешил узнать, в чем дело. Один из местных бандюг, Зенон, подвыпив, снова приставал к Мануэле. Она, на свое несчастье, для владелицы бара была слишком привлекательной женщиной. Обычно Мануэла сама отваживала докучливых ухажеров, но Зенон был слишком опасным и жестоким типом. Самюэль вовремя подоспел на помощь.
— Эй ты, подонок, оставь женщину в покое! — приказал он, загородив собой Мануэлу.
Зенон только нагло ухмыльнулся в ответ:
— Тебе не кажется, старик, что ты слишком разошелся для своего роста и возраста?
Они сцепились, но силы были слишком неравными. Казалось, Самюэлю не справиться с таким громилой. Но его ничем не примечательная внешность была обманчива. Друзья знали, что у него дьявольская сила и железные мускулы, натренированные в долгих морских походах. Но Зенон нигде не появлялся без ножа. Шутили, что он даже спит со своим клинком. Самюэль скрутил ему руки и швырнул на пол. Но прежде чем очутиться поверженным у ног Самюэля, тот успел полоснуть его по руке ножом. Рана оказалась довольно глубокой, хлынула кровь.
Как ругала его Эстер за то. что он постоянно ввязывается в истории. Но что же делать, если Самюэль не может пройти мимо, если кого — то обижают или бьют. Настоящий мужчина не может делать вид, что ничего не видит и не слышит. А Самюэль был настоящим мужчиной. Мануэла редко встречала таких, наверное, поэтому он давно ей нравился. Самюэль не раз защищал ее, а несколько лет назад спас ее и Питангу от верной гибели. Зенон просто ангел в сравнении с тем бандюгой, который преследовал их тогда. Самюэль справился с ним и даже заставил уехать. Мануэла с ужасом думала, что он может вернуться.
Вместе с Питангой она промыла и перевязала Самюэлю рану, и он отправился домой, где его ждали Эстер и очередная взбучка. А Мануэла, стоя на пороге долго смотрела ему вслед.
* * *
Наконец — то вся семья собралась вместе, как в старые добрые времена. Нейде не могла нарадоваться: за столом смеялись, разговаривали, а не ссорились, не молчали обиженно, как это было совсем недавно. Витор еще никогда не был таким покладистым и внимательным. Домашние не могли понять этой внезaпной перемены в нем.
Гаспар два — три дня порадовался долгожданному семейному благополучию, а на четвертый затосковал. Эстелу оказалось не так просто выбросить из головы. Раньше он никогда не позволял ни одной женщине завладеть своими мыслями. Тем более что он не чувствовал себя виноватым.
Бонфинь заметил, что Гаспар вернулся из Рио не в духе и пробовал с ним поговорить. Раньше патрон всегда делился с ним любовными тайнами. Бонфиню не терпелось узнать как поживает его знакомая — Эстела, женщина с таким твердым характером. Но Гаспар выражался, как всегда, на своем футбольном языке, очень туманно:
— Похоже, друг, я опять забил гол в свои ворота и получил еще одну красную карточку.
— Ты можешь говорить яснее? — сердился Бонфинь. — Что у тебя с Эстелой? Удалось помочь ей?
— Не вспоминай, пожалуйста о ней! Я слышать ничего не желаю об Эстеле! — вдруг взвился Гаспар. — Привязывать себя к одной женщине — это не для меня. Я хочу осчастливить всех женщин!
Но Гаспар не мог никого осчастливить, потому что сам был глубоко несчастлив. Хоть он и давал себе слово даже не вспоминать об этой гордячке, как — то утром он позвонил Альвару. Как он и предполагал, Эстела отказалась от контракта и выступать в назначенный день не стала. Гаспар уже было решил снова лететь в Рио и вступить в единоборство с упрямицей, но тут сама судьба послала ему именно того человека, который мог помочь ему.
Нейде доложила, что его желает видеть некий Франшику. Гаспар обрадовался: будет с кем поболтать
