– Нельзя тебе пить, мусчина... Нельзя!..
– П-пить д-дай!..
Медсестра посмотрела на Бандеру с каким-то чуть ли не материнским сочувствием, а потом смочила в стакане марлевый тампон и помазала им Сашкины губы...
Боже!!! Боже!!! Какое наступило облегчение! Сашке показалось, что он выпил целое озеро... Даже «деревянный» язык приобрел кое-какую эластичность! Так, что он сумел произнести:
– Ты кто?
– Я? – переспросила медсестричка. – Я – Мила... Ну, или если по паспорту, то Людмила... Кое-кто называет Люсей, но мне это не нравится! Мила красивее... А ты?
– Сашка я... – На этих пару слов ушли все силы, и Бандера закрыл глаза.
– Сашка... Ты вот что, Сашка... Ты полежи тут, только не «уходи» опять никуда, а я сбегаю, доктора позову... Хорошо?
– Здесь я...
– Ну, вот и ладненько! Мусчина!..
Где-то рядом зацокали удаляющиеся каблучки, потом скрипнуло и хлопнуло что-то, наверное, дверь...
«...Бля!!! Как же болит-то все, еп твою мать!.. Весь ливер отваливается!.. – думал Сашка, лежа с закрытыми глазами. – Может, попробовать попердеть еще? Мож, легче станет?..»
И он опять стиснул до хруста зубы, напрягся и...
– П-р-р-р-р-ру-у-у-у-у!..
И такая неземная легкость опять пришла к Бандере, что впору было взмахнуть этими ручищами да и улететь отсюда, на хрен...
Скрипнула дверь, и уже знакомое контральто произнесло:
– Вот! Я же говорила! Вы же сами уже слышали! Пердит так, шо аж стекла дрожат! А вы не верили, товарищ майор!
– Да и немудрено не поверить... С такими-то повреждениями брюшной полости! Первый раз такое вижу! – раздался где-то рядом мужской, «с хрипотцой», прокуренный голос, и на лоб Бандеры легла теплая, мягкая рука. – Ну-ка, воин, открой-ка глаза!
Сашка повиновался и увидел прямо перед собой «суровое», словно вытесанное из одной глыбы мрамора, мужское лицо... Нет! Оно, наверное, и было бы суровым, но все впечатление «ломали» глаза! Добрые и какие-то очень грустные глаза, в которых затаилась вся вселенская печаль. Как глаза у собаки породы бассет-хаунд, про которую говорят, что в ее глазах вся скорбь еврейского народа...
– Привет...
– Сдрасть...
– Как себя чувствуешь, сержант?
– Жрать хочется... – еле проговорил Сашка.
– Значит, на поправку пойдешь... – сделал вывод доктор. – Только вот жрать, как ты говоришь, тебе пока нельзя... И еще как минимум неделю будет нельзя! А там посмотрим...
– Я же помру... От голода...
– Ну-у-у!!! На это ты теперь даже не надейся! Теперь ты точно выживешь, сержант! – Врач исчез из Сашкиного поля зрения, но не исчез его голос. – Так, Милочка! От него не отходить! Капельницы глюкозы с обезболивающим продолжать! И это... Вплоть до того, что записывай, что и как он будет делать! Ты себе, Милаш, даже не представляешь, насколько уникален случай с этим парнем!.. Да на этом можно докторскую диссертацию писать на тему «Живучесть организма»!..
– Хорошо, Анатолий Сергеевич! – проворковало контральто Милы.
– Вот и договорились!.. Температуру измерять каждые два часа! И если что – сразу меня вызывай! Сразу, Людмила!!! Мы теперь просто не имеем права этого парня потерять, раз он сам с «той стороны» захотел вернуться!
– Я все поняла, товарищ майор!..
– Доктор... – пролепетал Сашка.
И опять в его поле зрения вплыла «мраморная глыба с добрыми глазами»:
– Что, сержант?
– Где я?
– В госпитале, дорогой! В госпитале!
– Где?
– В Киеве!
– Киев... – Сашкин мозг почему-то очень туго соображал. – А Клоп?
– Какой клоп, дорогой?
– Олежка... Клоп... Он где?..
– Извини, сержант... Но я ни про какого этого твоего Клопа не знаю...
Сашка поворочал своими мыслями еще какое-то время:
– Какой сегодня день?
– Сегодня? Сегодня воскресенье, 10 июня, сержант...
И тут словно кто-то протер грязную школьную доску мокрой тряпкой, ну или еще что-то подобное, но только Сашкины мысли приобрели ясность и четкость – мозг включился...
– Доктор!.. У меня жена рожает!.. – прошептал Бандера.
«Мраморная глыба» как-то странно посмотрела на Сашку и повернулась в сторону медсестры:
– И вот еще что, Милаш... Укольчики ему успокоительные каждые три часа... Паренек, видать, такое прошел, что... Как бы его мозги набекрень не сдвинулись после всего...
И откуда только силы взялись у Бандеры в тот момент? И даже язык начал повиноваться своему хозяину как положено... Сашка схватил своей пудовой ладонью мягкую руку врача и сжал что было сил:
– Не надо успокоительного, доктор!.. – проговорил он тихо, из последних сил. – Позвоните во Львов... 23-59-50... У меня жена должна родить на днях! Позвоните... Узнайте, что там у моей Ксаны... Пожалуйста!..
И словно воздух выпустили из воздушного шарика... И не было больше сил ни пошевелиться, ни сказать еще что-то, ни даже закрыть глаза... Бандера так и лежал и смотрел на доктора... Молча, словно прицеливался...
А доктор... Наверное, он все-таки понял, что это был не бред «сдвинувшегося», а крик души...
– Пока не коли ему релаксанты, Мила... Пойду в ординаторскую и попробую позвонить... Может, и в самом деле у него жена на сносях...
«...Спасибо, Айболит! – подумал Сашка тогда, потому что сил оставалось только на мысли. – Спасибо! Век тебя не забуду, товарищ майор Анатолий Сергеевич!..»
А дальше перед Сашкиными глазами все завертелось, поплыло, «на голову приземлилась парочка вертолетов», и его сознание унеслось куда-то в неизвестность, увлеченное этим водоворотом... Все закружилось, завертелось и поплыло куда-то туда, куда Бандера пока не знал... Он только вздохнул глубоко, закрыл глаза и... «Отправился в путь по воле волн»...
...22 июня...
...Все эти дни Бандера находился в каком-то странном, полупрозрачном, полумифическом состоянии... Видимо, Сашке все же добавляли антидепрессанты в тот «коктейль», который ставили ему каждые шесть часов в виде капельницы...
Уже пять дней прошло с того времени, как доктор разрешил Сашке есть... Точнее пить... Пить густые, наваристые куриные бульоны... И уже второй день пошел с того времени, как Бандера впервые встал и сделал с помощью Милы несколько шагов...
Боль. Та острая, обжигающая все его нутро боль ушла, превратившись в какую-то тягучую и нудную, словно расплавленная смола... Но с ней Сашка уже мог мириться! С этим уже можно было жить!..
Только... Было одно обстоятельство, которое очень смущало и тревожило нашего Голиафа. И обстоятельство это звалось Мила...
Она все это время обхаживала Сашку... В медицинском смысле, не подумаете плохого про женщину! Она его кормила, поила, делала назначенные врачом процедуры, мыла его... Мыла!.. Вот в чем была Сашкина
