Улица, ведущая к дому, около его ворот и заканчивалась. За домом был небольшой виноградник, и всё, дальше покрытый деревьями и кустарником склон горы. На этом склоне, соблюдая максимальную маскировку, обосновали свой НП ребята Медведя. От ограды их отделяло метров 300, а поэтому, дом, в оптику бинокля находился как на ладони.
— Вот он, красавец. — Произнёс Брат, ведший наблюдение. — Посмотри на него, брат, настоящий джигит. Орёл, бля!
Медведь поднёс бинокль к глазам. На крыльце дома, засунув руки под ремень портупеи, стоял мужчина лет 30–35. В нём чувствовалась военная выправка. Камуфляж на нем сидел так, как-будто он в нем родился. Форма была не наша — натовская, как и высокие прыжковые ботинки на ногах. А вот пластиковая кобура была от нашего родного «Стечкина». Было всего два отклонения от военной формы одежды: высокая серая папаха и, видимо родовой, кинжал. Оптика бинокля приблизила Реваза на столько, что можно было разглядеть строго сведенные на переносице брови и устремленный куда-то в глубь своего двора гневный взгляд.
— Серьёзная птица, что и говорить. — Подтвердил слова Брата Медведь. — А что это он так осерчал сердешный?
Медведь попытался проследить направление взгляда Реваза. В углу двора находился сарай, скорее всего овчарня. Двери были открыты и, Игорь увидел какое-то движение внутри. Сначала ничего не было понятно, дальность и тень внутри не давали рассмотреть, что там происходит, но через очень небольшой промежуток времени Игорь понял, что он видит голый мужской зад, делающий ритмичные возвратно- поступательные движения.
«…Кто-то кого-то трахает…» — Безошибочно определили Медведь.
Он перевел бинокль на Реваза в тот момент, когда тот что-то гневно произнес и махнул рукой.
«Ну-ка, ну-ка, интересно, что же там такое происходит?..»
Из овчарни выскочил мальчишка лет 15-ти, и, на ходу подтягивая и застегивая штаны, подбежал к Ревазу. А тот, не долго думая, встретил малого смачной оплеухой и махнул рукой на двери дома. Пацанёнок, понурив голову, пошёл в дом.
«Наверное, сыну пиздюлей выписал». — Подумал Медведь.
А тем временем события разворачивались дальше. Какой-то крепкий мужчина, намотав на свои кулаки длинные русые волосы, вытащил из сарая двух девчонок и подвёл их к Ревазу. На бедных девочках из одежды были только старые ватники, а на ногах, это было видно, дырявые валенки. Реваз в упор рассматривал девчонок, а те пытались скрыть свою наготу короткими драными ватниками. Что-то, сказав, он повернулся и пошёл в дом, а девчонок вернули в сарай, закрыв за ними дверь.
«…Лет по 18 не больше. — Определил Медведь. — Русские сыкушки. Где-то попались ему. Бля! Их же заепут там до смерти! Ну, псина! Сука!..»
— Ребята, — обратился Медведь к Гансу и Брату. — Хреновые дела. Если там этого турка нет, то всё- равно придётся лезть к Ревазу в гости.
— Зачем? — Не понял Брат.
— Я всё видел. — Произнёс Ганс, откладывая свой «Винторез» в сторону.
— Там, Каха, две девчонки у него в сарае сидят. Совсем девчушки ещё, русские, скорее всего. Где-то попались. Как бы на них вся Ревазова шайка-лейка не решила свои сексуальные фантазии испробовать. А, скорее всего, что уже начали.
— У него, что сестры нет, жены нет, дочки нет? — В одну секунду загорелся Брат. — Падаль! Зачем так делает, а, скажи, мне, брат?
— Эх, Каха. Кабы знать.
— Шакал! Ишак вонючий! Род позорит, народ позорит. Что потом про нас люди скажут, брат? Звери скажут, псы голодные, скажут? Кавказ позорит, себя позорит… Игорь, брат, девочек надо достать, да! Я пойду, да?
— Я тоже так думаю, Брат. Только понаблюдаем немного, сутки. Если турок здесь, вызовем Монаха, если нет, тогда завтра ночью пойдём в дом за девчонками.
— Хорошо. Правильно — турок важнее всего. Но, без них я отсюда не уйду.
— Ладно, Каха, решили на этом…
… У Реваза, видимо, действительно не было жены, потому что его пленницы, как, оказалось, делали всю работу по дому. Утром, всё тот же суровый мужик принёс им какую-то одежду и выгнал из сарая. Одна из девчонок отправилась в дом, а вторая осталась во дворе. Наносив сена в сарай, стала кормить домашнюю живность: курей, уток, индюков. Затем подмела двор и начала мыть и без того чистые машины. И всё это время с неё не сводил глаз вчерашний мальчишка, получивший взбучку от Реваза. Улучив момент, когда во дворе кроме них никого не было, он подошёл к девчонке и, схватив её за волосы, поволок в сарай. И опять в открытых дверях Медведь увидел дергающийся голый зад.
«…Вот же сволочь! Ну, бля, террорист половой, дай мне до тебя добраться…»
Во двор к Ревазу периодически заходили вооруженные люди. Они о чем-то разговаривали, иногда по долгу, иногда всего несколько минут и уходили восвояси. К вечеру Медведь понял, что иностранца в селении нет. Теперь оставалось решить последний вопрос с пленницами и уходить. Дальше было не их дело. Потом в Ачандару придут войска, и будут наводить порядок…
Дождавшись, когда в Ачандаре прекратится какое-либо движение, а в доме Реваза погаснет свет, ребята выдвинулись из своего, уже порядком надоевшего, НП. Небольшим препятствием оказался все тот же суровый мужик, дежуривший около ворот с «Калашниковым», внутри двора. Это был битый волк, знавший, видимо почём фунт военного лиха. Ребята проникли во двор абсолютно бесшумно, но, находившийся у ворот, страж всё же что-то почувствовал. Он даже успел снять с плеча, висевший на ремне, автомат и передернуть затвор. Проделал он это удивительно профессионально, отводя и возвращая затвор медленно, так чтобы не выдать своего присутствия металлическим звуком. Он уже был готов открыть огонь, но нож Брата, брошенный метров с 10, вошёл, точно в кадык, а на выходе перерубил шейные позвонки. Он так и умер, не сделав своего последнего выстрела. Отправив, жестом, Ганса к сараю, где содержались пленницы, Медведь задумался на секунду и пошёл к дому. Не мог он уйти просто так…
Хорошо смазанные дверные петли не издали никакого звука. Внутренние помещения дома были богато убраны, чувствовалось, что здесь живет не рядовой человек. В одной из комнат, за остекленной дверью, был виден очень слабый свет. Игорь отправил Брата дальше по коридору, а сам, открыв дверь, вошёл в комнату.
Посредине спальни, в одних трусах стоял Реваз и ничего не понимающими со сна глазами, смотрел на Медведя. То, что прилетело горцу в ту же секунду в челюсть, было сродни паровому молоту. Таким ударом можно было бы свалить годовалого бычка. Ну а Реваз не был бычком, поэтому приземлился на пол уже без сознания. Грохот был такой, как-будто упал комод с посудой. Но это не выстрел, а поэтому Игорь не боялся, что его услышат соседи. В комнату ввалился Брат, волоча за собой связанного, с тряпкой во рту, но всё же сопротивляющегося «полового террориста», и бросил его в угол спальни.
— Волчёнок настоящий.
— Ну, а этот — волчара. Почуял что-то, а может, просто поссать захотел выйти. Не судьба.
В комнату вошёл Ганс, в сопровождении пленниц.
— Там всё тихо. Можно уходить.
— Хорошо. Только наших дам нужно одеть во что-то. — Девчонки были опять в ватниках и валенках.
И тут одна из пленниц увидела, сидящего в углу и злобно сверкающего глазами, пацанёнка. Схватив тяжелый табурет, она со всего маху грохнула им по голове «террориста», да так, что от табурета остались одни дрова, как и от головы…
— Ты за что его так-то? — Слегка дрогнувшим голосом, спросил Медведь.
— Сволочь! Подонок! Мразь ненасытная! Что он, что папаша его. Хоть бы трахали как люди, если невмоготу, а то, как привыкли тут коз своих в горах трахать, так и нас — куда попал(!) и когда захотелось. Гады!
