проводила языком по невинным и опытным губам, соответствующе держала себя в кровати, разводила бедра, брала в себя орган мужчины и притворялась, что получает удовольствие.
Голос Шушаны стал тише. Ей нужно было перечислить издевательства клиентов, извращения садистов, которые били ее и испражнялись на нее, мерзавцев, которые мочились ей на лицо, больных, которые получали удовольствие, только ходя по ее телу, топтали ее, привязывая руки и ноги, пороли ягодицы до крови, терзали соски прищепками, резали лобок, иногда отрезали ресницы, потому что получали удовольствие только таким образом, эти добрые верующие, которые зачастую растили детей в уважении к Пророку и Корану, но не стыдились осквернять честь других, когда их собственная была защищена.
Негритянка продолжила рассказывать о том, что некоторые женщины мечтали, чтобы в них проник мужчина, но не могли и не смели решиться, и тогда просили нарядить их в кружева и шелк и ввести любое орудие им во влагалище, пока они безумно кричали.
Ах, если бы ты видела этих женщин, добродетельных днем и распутных ночью! Их влагалища лгут и ищут снаружи спасителей. Ничего больше. Испорченные, больные люди, неразборчивые в сексе.
Иногда, по ночам, чтобы ускользнуть от этих кошмаров наяву и от облав полиции, Шушана переодевалась мужчиной, набрасывала на плечи бурнус и отправлялась в бар, где она могла выпить, не будучи узнанной. До того дня, когда судьба обрекла ее на самое тяжкое испытание: регулярно приходивший клиент оплодотворил ее, несмотря на амулеты, которые изготовляла хозяйка.
Она закрыла ее до родов. Когда ребенок — Шушана так и не узнала, был ли это мальчик или девочка, — родился, хозяйка отобрала его, завернула в шаль, положила в сундук и оставила перед мечетью.
Негритянка навсегда возненавидела свою работу и убежала, чтобы спрятаться на могиле святого.
— Это
— Нет, милая моя, — объяснила негритянка. — Это обязанность святых — просить Бога за всех людей. Некоторых называют защитниками девушек, и их благорасположение распространяется на многих грешниц, к которым принадлежу и я.
Именно в гробнице она подружилась с другой проституткой, красавицей Азрийей из племени, которое подвергало своих дочерей старинному ритуалу, заставляя их уезжать в соседние страны, чтобы улучшить свои знания о сексе, принимая их обратно как ни в чем не бывало.
Однажды вечером они решили предпринять карательную экспедицию против сводницы, которая отняла у Шушаны ребенка. Им удалось проникнуть внутрь борделя, они избили хозяйку, oблили ее кровать бензином, подожгли и убежали Увы! Жандармы эмира шли по их следам, и если Шушане удалось убежать, то Азрийе не повезло. Несколькими днями спустя весь Рэй говорил о проститутке, которую запороли до смерти у Ворот Сожалений.
Как и мы, Шушана представилась кади предсказательницей и получила убежище у этого бесплодного суеверного мужчины, который никогда не отказывал в гостеприимстве путешественникам, приносившим в дома счастье и плодовитость.
— И это так и не сработало, — заметила Лейла, чье возбуждение не спадало.
На следующий день рано утром мы услышали, как дверь открылась, и жандарм в оранжевой форме, которая как будто делала его улыбку еще шире, сказал, что мы свободны, ничего не объяснив.
Я предположила, что Сиди проявил снисходительность и, согласившись забрать Шушану, заплатил и за нашу свободу. Негритянка ничего не предполагала: она уже давно опасалась мужчин и мотивов их действий. Она прижала нас к себе и тихо заплакала о потерянном ребенке.
Пошли с нами, — предложила Лейла.
— Я больше не гожусь для приключений. Только для того, чтобы перебирать воспоминания. Видишь, я могу посвятить этому остаток жизни.
Оставшись с Лейлой, я спросила ее грозно:
— Я не верю, что Сиди проявил щедрость просто так. Почему он вмешался, чтобы нас отпустили?
Лейла рассмеялась, и я чуть не упала, услышав, как она лукаво произнесла:
— Это я!
— Что значит — ты? — спросила я.
— Пока нас забирали, я заигрывала с одним полицейским, который на меня пялился.
— Теперь ты умеешь делать мужчине намеки, это хорошо.
— Через него я передала Сиди сообщение.
— То есть?
— Чтобы он поручился и заплатил за нас, иначе его жены могли все узнать о некоторых его визитах в нашу комнату.
— Ты угрожала выдать его наложницам? И не подумала о моей гордости, если бы он отверг сделку!
Я притворилась, что сержусь, хотя про себя с облегчением подумала, что Лейла научилась играть с мужскими страхами.
— Хорошо, девочка моя, — сказала я, пока мы удалялись от Ворот Сожалений. — Уловки дают власть, а власть означает находиться над мужчиной, а не под ним. — И добавила: — К счастью, мы скоро прибудем к месту назначения. Иначе другие злоключения помешали бы нашей цели.
Наконец-то Ранжер. Каким странным был этот город, где мы должны были найти Зобиду. Тихий, если не считать шума волн и ветра, веющего постоянно, но нежно, как тихое пение. Его улочки, сбегавшие вдоль бухты, казалось, устремлялись к океану. И его кварталы, прижимавшиеся друг к другу, как будто собирались броситься в море.
Мы шли по улице Сожалений, прошли мимо дома Забвения, вошли в тупик Вздохов: все наводило на мысль о городе фантомов, где невидимые духи заняли пост у каждого перекрестка, чтобы рассказывать истории. «Это город моряков, рыбаков и людей с глазами темными, как морская глубина, — сказал нам человек, сидящий на скамейке и рассматривающий океан. — Рано утром они уходят на лодках и могут уже не вернуться. Море так их любит, что редко соглашается вернуть женам. И оно право. Их жены так уродливы, что лучше умереть в объятиях волн, чем в руках этих обезьян».
— Здесь и решила поселиться Зобида? — спросила Лейла.
— Конечно, — оживленно ответила я. — С этим городом словно связана тайна.
Мы решили поселиться в гостинице, принадлежащей еврею Азулу, с которым мы скоро подружились. Его жены посоветовали нам посвятить его в тайну нашего пребывания здесь. Он успокоил нас и предложил посетить город, пока он займется поисками Зобиды. Ни одна из жительниц не отказалась бы поделиться с ним тем, что знает, потому что все они прибегали к его услугам, чтобы шпионить за мужьями.
— Бог облегчает нам задачу благодаря этому сыну Моисея, — сказала Лейла молитвенным тоном. — Мы заслужили это после дней, полных усталости и…
— Сюрпризов, — продолжила я. — Которые, вероятно, не закончились.
— Я надеюсь, что закончились, тетя. Пора найти Зобиду. Мы ушли почти двадцать дней назад. Моя семья и муж должны меня ждать.
— Давай пошли.
Я толкнула ее перед собой, пока она не начала вспоминать родню и переживать, плача.
Так как никто нас не знал и этот уголок казался открытым другим мирам, возможно из-за моря, я предложила ей выйти с непокрытой головой. Кроме того, можно было поспорить, что Лейлу примут за иностранку, так как сложение местных жителей, как мы могли убедиться, отличалось от красоты уроженки Зебиба.
Я ошибалась. Через двадцать четыре часа жители узнали, что Лейла принадлежала к религии Пророка, и следовали за ней по улицам как сомнамбулы, не зная, превозносить или бранить эту мусульманку
