четырех человек в странных головных уборах. Каждый из людей держал в руках по младенцу; видно было, что дети отчаянно кричат в страхе. А дальше была изображена некая фигура, странно изломанная, закутанная в балахон, держащая в одной руке, как будто предлагая кому-то, безжизненно повисшее тельце… Тут же было выбито изображение сложенных аккуратной кучкой маленьких костей и черепов.
У Ронкадора возникло желание собственноручно расколошматить богохульные фризы в мелкую щебенку.
Ему вспомнились сетования Анжело Сокоры, который в своей «Древней и додревней истории» сетовал, что многие изображения на старых руинах ата-аланцев были разбиты еще давным-давно «нашими дикими предками», видевшими в них отображения ужасных демонов, способные приманить силы тьмы.
А дальше были еще изображения, и почему-то дону Орио не хотелось их разглядывать. Точно так же, как не хотелось узнавать, что такое заставило боцмана Греви — ражего скандалиста и богохульника — отскочить от резной плиты и плюхнуться на колени, истово бормоча молитву. Ибо и то, что он видел, было исполнено воистину губительного, противоестественного зла, сравнительно с которым все «аспиды и базилиски» святых книг выглядели вполне безобидными.
Они прошли дальше.
На потрескавшихся каменных плитах валялись старые, полурассыпавшиеся кости, подозрительно напоминающие человеческие, и, как почудилось Ронкадору, что-то похожее на крысу шмыгнуло в щель…
«Так не пойдет, — сжав зубы и пытаясь унять дрожь, думала Кармиса. — Я должна быть сильной — или какой же я маг?! Я же сильная, маммбо Веро сама говорила…»
Но ей всё равно чудилась — совсем рядом — липкая, как смола, клубящаяся тьма. Весь Нижний Мир, казалось, был ею заполнен. Казалось — сделай лишь движение, потянись туда, и под солнце и синее небо хлынет струя густого мрака…
Кармиса припоминала свои ощущения, когда сталкивалась с вещами темными и древними. Хоть когда плыла с маммбо в лодчонке над теми странными камнями, которые напоминали эти, на отмели в Химини, или когда внизу в глубине проплывала какая-то особо злая древняя тварь из тех, что почти не поднимаются на поверхность.
Но тут было что-то совершенно другое, что-то невообразимо чудовищное, чему нет названия в человеческом языке.
Черный ужас, подобного которому она не испытывала прежде, охватил все ее существо.
Стоило закрыть глаза, как она воочию видела Тьму, что, клубясь и перетекая, тянулась к ней… Она ее чуяла и искала слабое место в том невидимом барьере, что разделял миры…
— О, каррамба! — закричал один из эгерийцев.
— В чем дело?
— Простите, сеньор капитан, мне показалось… — жалко промямлил матрос.
— Спокойно! — одернул его Ронкадор. — Еще раз — и по возвращении получишь десяток плетей за ложную панику… Святой отец, ведите нас вперед. Чем скорее мы заберем отсюда то, что нам нужно, тем лучше…
Они обошли озеро, почему-то стараясь не смотреть в его воды, и вышли по аллее на площадь перед самой высокой пирамидой.
Обширная прямоугольная площадка, мощенная камнем, маленький храм, весь покрытый изображениями крылатых обезьян и огромных переплетающихся змей. Неподалеку еще один храм, побольше, но сильно разрушенный. На земле валялись статуи каких-то демонических существ с отбитыми головами. И тут же рядом, на стене, отлично сохранившийся барельеф, изображающий громадную уродливую голую женщину, ловившую и тут же пожиравшую, пригоршнями запихивая в рот, маленьких мужчин, жалко разбегавшихся в разные стороны.
Отец Тибальт, ведомый каким-то внутренним чутьем, остановился перед стеной, украшенной причудливым барельефом, изображающим битву неких таинственных крылатых существ, чьи головы были увенчаны рогами. Выставил перед собой сундучок, помедитировал над ним…
А потом все явственно увидели низкий арочный проход в тенях среди руин.
Как будто лучи солнца упали на древний щербатый камень, открыв широкий каменный пандус, отлого ведущий вниз.
— Зажгите факелы! — сказал преосвященный.
Пираты и эгерийцы зажгли факелы. Отряд двинулся за епископом.
— Поживее! — крикнул Серчер, поторапливая людей. — Главное не потеряться, всем держаться за мной!
Туннель, по которому они шагали, шел под уклон.
Внезапно путники очутились сразу перед двумя галереями.
— Куда дальше? — мрачно поинтересовался Ронкадор.
— Элл укажет, — развел руками епископ.
И, как будто вторя его словам, впереди мелькнул свет.
Вскоре они вошли в огромный зал, вполне способный соперничать с залом любого церковного собора по эту сторону океана.
Глава 32
[где, когда?]
Тусклый свет бил через косые световые шахты, падая на выложенные белым кварцем колонны и рассеиваясь. Такой же луч падал на исполинский каменный алтарь, резьбу на котором Ронкадору даже и разглядывать не хотелось.
А прямо поперек прохода расположился скелет.
Скелет лежал на спине, скрестив руки. Череп, на котором осталось несколько каштановых волосков, был повернут набок, словно во сне, челюсти оскалены в жуткой усмешке. Сутана, ставшая погребальным саваном, полностью истлела. Лишь несколько заплесневелых лоскутов прилипло к остову. Выточенный из белого янтаря крест, знак полкового священника, лежал на пожелтевших ребрах.
Дальше, на каменном полу, среди истлевшего почти дотла тряпья и ржавого железа лежали груды потемневших от времени человеческих костей. Вся крипта была полна ими.
Бренные человеческие останки расположились странными кучами, откуда выглядывали издевательски оскаленные черепа. На некоторых скелетах сохранились истлевшие обрывки одежды и изъеденные временем сапоги, кожаные нагрудники и ремни, но понять по ним, что за люди нашли тут свой конец — было невозможно.
Солдаты и пираты опасливо бродили среди костяков, которых даже на вид было больше, чем явившихся нарушить их покой живых.
Ронкадор внимательно разглядывал жуткий натюрморт.
Взгляд его выделял из кучи хлама то гизарму на тиковом древке — такие были сняты с вооружения еще лет сто назад, то старообразный кирасирский доспех с неуклюжей железной юбкой. Рядом — специально на рубку таких доспехов рассчитанный — тяжелый фальчион.
Древний шлем-каска со стальными полями, напоминавшими сейчас ржавое кружево — такой вполне мог носить кто-то из спутников Вальяно и Мак-Мора.
А вот другой доспех — пластинчатый, из железного дерева, какие пару веков назад делались специально для этих жарких мест. Он был уже полурассыпавшийся от времени, как и бренные останки тех, на ком он был надет.
Ржавая дуга с оборванной проволокой тетивы и обломки воротка — все, что осталось от арбалета. Костяные накладки луков… Полновесный фламберг давних времен, с выкрошившимся волнистым лезвием. Альшпис — теперь мало кто помнит, что это такое. Допотопная трехствольная литая пищаль на длинном неуклюжем прикладе, который зажимали под мышкой перед выстрелом. Старинная проржавевшая аркебуза — еще без серпенты, с ушком, к которому подвешивался фитиль.
