способностей или приобретенных умений, которые позволили бы ему пробраться с диверсией во вражеский стан. Упасть на хвост новичку — одно дело, а вот обмануть целую группу лиц, особенно если они могут ожидать атаки от окрестных сталкеров…
Шептун снял шлем, когда растительность начала хоть немного зеленеть. Похоже, опасный участок пройден. Сталкер снял шлем, приторочив его к поясу, и без того потяжелевшему за километры пути. Он оставил надетыми пылезащитные очки и респиратор. Все же с опасностями Темной долины Шептун почти не был знаком, к тому же его успокаивало ощущение относительной анонимности, которую обеспечат все эти приспособления. Должно быть, со стороны Шептун смотрелся настоящим ветераном сталкерства, если только не полным идиотом. Ему даже захотелось найти какое-нибудь относительно чистое озеро, чтоб посмотреть на свое отражение, и плевать, что ветеран так бы никогда не поступил. При мысли об озере Шептун ощутил острое желание окунуться целиком, стащив с себя костюм вместе с кожей, вымыться начисто, смыть напряжение всех последних дней, месяцев в Зоне и всех прожитых до этого лет. Сталкер вообразил себе ледяной водопад с облачком холодного пара над неторопливой гладью. Вероятно, рано или поздно он дозреет до момента, когда полностью перестанет тратить большую часть своей жизни на предосторожности и перейдет на естественную, лесную жизнь в Зоне. Будет пить из ее вод, питаться с ее земель, охотиться на собак и кабанов с голыми руками, ночевать в норах и к каждому встречному относиться как к врагу. Все равно однажды жизнь сведется к этому исходу, просто можно сделать все быстро, а можно продолжать тратить каждый день на то, чтобы оттянуть неизбежное.
Вдалеке показались очертания здания. Подойдя ближе, Шептун понял, что не ошибся — то был длинный, вытянутый рукав, похожий на уставшую прямоугольную змею. Фабричное ответвление, ведущее за пределы забора в центр заросшего поля, к которому уже не сохранилось ни единой дороги. Сталкер не знал, для чего нужен этот путепровод — вероятно, ранее тут располагался элеватор, но затем его то ли разобрали, то ли разворовали, что, в сущности, одно и то же. Теперь пустые стены простирались единым бруском, подобно заржавевшему терминалу недостроенного аэропорта.
Забраться на него было нельзя, но Шептун и не стал бы этого делать, даже будь с собой лестница. Слишком явная получилась бы лазейка. Следовало найти другой путь, но до этого — дождаться темноты.
Шептун залез на дерево, подходящее по цвету к его костюму. Вполне достаточно, чтобы слиться с местностью. Теперь ждать. Если удастся заснуть, будет вообще шикарно.
Рука привычно потянулась к ветке, чтобы постучать по ней и подозвать Маркуса. Сталкер запоздало попытался сменить направление мыслей, но безуспешно. Очень скоро Шептун понял, что ему тяжело думать абсолютно обо всех, кого он знал, — о Самопале и мотивах его предательства, тяжело вспоминать Грача и товарищей по клану, доверие которых он не оправдал, тяжело припоминать погибшего Гиббона, говорившего такие простые и мудрые вещи, тяжело встречаться с образом Сенатора, потратившего столько сил на то, чтобы наставить сталкера на путь истинный. Все словно сговорились и уделили Шептуну чуточку больше внимания, чем он мог заслуживать на правах незнакомого, постороннего человека. Сталкер упорно припоминал всех, кого встретил на своем пути, хотя это начинало вызывать у него невроз. Неужели он действительно не соотносился в их сознании с Зоной, стал духовным убежищем, частичкой дома, ценным собеседником для каждого, включая Гривну? Что такого в нем находили все эти люди? Какие такие качества, за которые Шептун всегда имел немного больше доверия, немного больше внимания, немного больше сочувствия?
— Радостный обжора, — пробубнил сталкер сквозь респиратор. Ну и к черту.
С луной в этот раз повезло — скупая треть небесного тела, подобно дольке апельсина, в достаточной степени освещала путь, чтобы можно было продвигаться без фонаря, но не более того. Шептун вовсе не горел желанием быть заметным на всю округу. Он ползком добрался к колючим кустарникам, вдоль которых продвинулся до насыпи с утрамбованной щебенкой. Здесь он заполз в трубу и лежал в ней, покуда мимо не прошел патруль. А может, то был никакой не патруль, а так, чья-то ночная прогулка. Бандиты вели себя вполне беззаботно. Сталкер не мог сказать точно, так как теперь полагался преимущественно на слух.
Выбравшись наружу, Шептун, пригибаясь, подбежал к примеченному засветло обвалу, в дыру которого и скользнул, очутившись в развалинах фундамента. Здесь был угол фабрики, представлявшей теперь базу столь любимого Гривной общества. Если местные жители в полном составе бежали от закона, то это не значило, что они не создали здесь собственного. И этот закон в случае поимки наверняка наложил бы на Шептуна последствия, не совместимые с Женевской конвенцией.
Под зданием фабрики располагались заплесневелые пустоты, совершенно непригодные для дополнительного освоения. Под ногами чувствовалась вязкая глина, к тому же брести приходилось по колено в воде. Тут уже было от чего порадоваться герметичному костюму. Однако термоизоляционными качествами он не обладал, и Шептун быстро продрог. Сверху свисали гроздья «жгучего пуха» — аномалия ждала жертву. Сталкер приготовился увидеть вокруг скелеты, однако не было ни одного, что даже казалось странным. Будь Шептун вождем отморозков, обязательно бы приспособил эту дыру под карцер. С другой стороны, могло быть и такое, что сами бандиты об этом месте не знали. Они ведь не строили фабрику, а попросту захватили ее у небольшой кучки вольных сталкеров…
Впереди мелькал луч фонаря — приближался толстяк в фуфайке. Над его головой находился тусклый светильник. Раз толстяку понадобилось дополнительное освещение, то скорее всего он плохо видел.
«Скорее всего» для Шептуна было мало, но он все равно не собирался искать другие шансы. Нужно было ловить момент.
Толстяк подошел ближе и закурил. Шептун выжидал, не сводя с него взгляда. Прошла минута, другая…
Бандит кинул в воду окурок и посмотрел, как он с тихим шипением затухает. Чему-то усмехнулся. Затем повернулся и пошел прочь.
Шептун быстро вылез, и в этот момент с его костюма потекли струи воды, издавая шум.
Бандит обернулся.
Сталкер сделал быстрый выпад и врезал ему кулаком в солнечное сплетение. Добавил с локтя в голову. Толстый рухнул навзничь, Шептун выхватил нож и приставил к его горлу.
— Где держат пленника? — спросил он. — Длинные волосы, худой.
— В подвале, — промямлил тот.
— Где именно?
Толстяк молчал. Шептун на миг отвел нож и резанул его по уху.
Бандит взвыл, но тут же замолчал. Его лицо сморщилось, и выражение стало почти детским.
— Я убью тебя, если не ответишь, — предупредил Шептун.
— Все нормально, мужик, — произнес толстяк, кусая щеку. — Я не мог сказать, пока ты меня не порезал. Иначе прибьют свои.
— Понял, — кивнул сталкер. — Так где пленник?
— Тут рядом, четырехэтажный дом. Он сидит там в подвале. Его охраняют трое, будь осторожен.
— Спасибо, — сказал Шептун, поднялся и припечатал ногой голову толстяка об пол.
У него не было времени выяснять, действительно ли бандит хотел ему помочь из человеколюбия или же попросту заговаривал зубы. Сталкер не мог рисковать. Он не хотел больше размышлять о том, о чем не имел понятия. Перешагнув через бесчувственного толстяка, Шептун пошел в указанном направлении, держась в тени.
Совсем недавно сталкер полагал каждого встречного человека невиновным. При возникновении сомнений — тоже, пока не будет доказано обратное. Теперь он был готов стрелять в каждого, кто просто громко чихнет. Переход из одного состояния в другое дался Шептуну относительно легко. Старые ценности отступили, хотя не исчезли — казалось, добро и любовь к ближнему подхватили тяжелую инфекцию. Честь и совесть быстро сориентировались и взяли под свои крылья совсем другого Шептуна, готового во имя мира развязать войну любого масштаба. В иной день его бы очень заинтересовало, как можно повышать градус собственных действий и в результате оказаться ниже нуля. Но у сталкера было очень, очень мало времени.
Прежде чем врываться в здание, Шептун решил удостовериться в показаниях толстяка. Он пролез в щель между пятном света от прожектора и кирпичной стеной, стараясь не цепляться костюмом за камни. Из
