— Что я последний дурак.
— Друг мой, не бери в голову переживания. Их время еще наступит. Обратись к фактам.
Сталкер наморщил лоб, прошептал что-то неразборчивое.
— Сенатор, я всегда считал, что самое великое оружие в мире — это слово, — сказал он.
Шаман неопределенно кивнул.
— Я бы так не сказал, — произнес он. — Но ты близок к истине, думаю.
— И я считал, что слово у меня есть.
— Очень хорошо. Слово у тебя действительно есть. Очень важно иметь свою позицию.
— Но в последнее время я понял еще кое-что, — продолжал Шептун. — Слово — слишком изящное оружие, чтобы им мог пользоваться кто-то, не имеющий к этому способностей.
— И какой из этого вывод?
— Я — не тот человек, который может действовать словом.
Шептун закрыл глаза, мысленно повторяя последнюю фразу. Вот и все. Итоги подведены. Он оказался ниже понимания системы, только и всего.
— Понимаю, — прокомментировал Сенатор. — Действительно, слово требует огромных затрат со стороны автора. Требуются условия, навыки, даже рефлексы, если не врожденные, то приобретенные. Лидерские качества. Харизма, красноречие, лаконичность, ответственность, умение просчитывать на много ходов вперед.
— И у меня ничего этого нет.
— Эти условия не так сложны. Говорю же, их можно приобрести.
Сталкер оценил, насколько умело Сенатор дал ему понять, что он действительно не обладает ничем, на что безуспешно делал ставку столько времени. Ему стало горько. В глубине души он надеялся, что шаман начнет его успокаивать.
— Ты прав, — сказал он вслух. — Я не лидер. Мне всегда было комфортно в уединении. Не люблю одиночество, но очень ценю уединение. Не буду спорить — не потому, что не хочу, а потому, что согласен.
Сенатор слегка улыбнулся.
— Однако если я не могу распространять свою волю на чужие умы, то это не значит, что ее у меня нет, — сказал Шептун, глядя в глаза. — Вот собственный ум у меня, возможно, отсутствует, но воля есть точно. Слабая или сильная, не суть. Я противопоставляю свою волю тому безумию, которое творится вокруг. И я утверждаю, что верю в слово. Со всеми я общаюсь через слово, а не насилие. Я вошел в клан, потому что это, вероятно, единственное место в Зоне, лишенное насилия. Все свое время с момента вступления в клан я агитирую всех встречных также вступать в «Набат», потому что я хочу воспитать в сталкерах уважение к чужой жизни. Это мое решение и мое желание. Оно стоит на прочной основе, и хотя в последнее время все, что я вижу вокруг себя, противится этому, моя воля только сильнее закаляется. Но теперь я понимаю, что одной воли тут мало. Мне не хватает сил, ума, рук, патронов, чтобы бороться с Зоной. Вернее, патронов я могу добыть полные карманы, но вся моя сущность восстает против такого метода. Сенатор, я не могу прибраться в этих конюшнях. Люди мне не доверяют, и мне не удается достучаться до них. И я не понимаю, в чем дело. Неужели стрелять в первого встречного — это нормально? Ведь там, за стеной, все не так — люди воюют, лгут, предают и убивают, но они хотя бы пытаются делать вид, что живут в мире. Откуда появилось общество? Даже если его создавали через насилие, то все равно оно естественно для человека. В пользу моих слов говорят столетия цивилизации, которая, несмотря ни на что, продолжает существовать. Так почему же я не вижу цивилизации здесь? Я не понимаю этого, Сенатор. Зона оказалась слишком коварной для меня. Она играет со мной, позволив долго обрастать твердой кожей и теперь сдирая ее с кусками плоти. Мог ли я что-нибудь здесь изменить, или же все это время жил в своих иллюзиях? Вот что меня волнует.
— Ты поднял нелегкие вопросы, Шептун, — выговорил Сенатор. — Противостояние мнений, каждое из которых выстрадано и заточено, — признак надвигающейся кровавой войны.
— Как узнать, которое из них верное?
— Ни одно из них не будет верным. Что такое «верное», как это понимать? Верным мнением становится то, что ведает умами людей единолично. Войны идеологий не избежать, Шептун. Боюсь, что в ближайшее время Зона станет намного жестче, чем сейчас. И руководить в этой Зоне будет то слово, которое перевесит все предыдущее.
— Помоги мне, Сенатор. Есть еще один, последний шанс. Я все еще могу спасти свой клан.
— Каким образом?
— Доказать, что в Зоне слово значит больше, чем насилие. Самопал оказался в плену у бандитов Темной долины. Их лидер говорил со мной, и мне не удалось убедить его отдать мне пленника. Тогда я решил этой ночью совершить набег на их базу и снова потерпел неудачу. Но я даже рад этой неудаче, поскольку действовал вопреки своим убеждениям о том, как надо добиваться своих целей в жизни. Я отчаялся, раз решил работать такими методами — ведь этим я почти признавал мнение Самопала о том, что сила прежде всего в оружии.
— И что ты теперь хочешь?
— Сенатор, я прошу тебя — пошли со мной в Темную долину. Главарь бандитов показался мне человеком чести, он согласится на новые переговоры. Моего интеллекта не хватает, чтобы уболтать его. Но у тебя получится, потому что ты умнее меня. Пожалуйста, помоги мне вернуть Самопала, живого или мертвого, путем обычного слова.
Сенатор молчал, перебирая пальцами травинку.
— Да, Шептун, ты прав, — сказал он. — Ты действительно отчаялся, раз просишь человека, чью жизнь ты, очевидно, ценишь, тем не менее рискнуть ею во имя твоих личных убеждений. Видимо, ты решил, что такова твоя карма — заявляться к людям и требовать от них идти на подобные жертвы.
— Я не требую…
— Помолчи, пожалуйста, сейчас говорю я. Шептун, просьба в приказном тоне ничуть не отличается от требования в тоне просительном. Ты возложил на себя крест, который мало кто понимает, и хочешь, чтобы тебе помогли его нести. И таким ты видишь общество? Шептун, общество — это постоянное скидывание крестов на ближнего. Согласишься добровольно переть один из них — и скоро упадешь под тяжестью новых, даже не осознав, откуда они взялись.
— Так ты отказываешься?
— Нет, не отказываюсь. Мне это даже будет интересно. В своей неприкосновенности я уверен. Позволь не объяснять почему.
— Собственная выстраданная психология?
— М-м… допустим. Ты веришь в шоколадки, Шептун?
— Что? — Сталкер растерялся. — Ну да, верю.
— А я в жизни не видел ни одной. Не делай круглые глаза, такое случается с людьми. Так вот, я не видел ни единой шоколадки, но знаю, что они существуют, они вкусные и они в целом относятся к добру. Поэтому я помогу тебе вернуть Самопала. Я допускаю, что в твоей философии есть моменты, которые ты сам не способен как следует обдумать, но они все равно хорошие и стоят того, чтобы побороться за них. Так что давай пообедаем и будем выдвигаться.
— Спасибо, Сенатор.
— Разводи костер. От благодарностей дерево не загорится.
— Зато я не верю в сигареты, Сенатор. Хотя знаю, что они существуют. А Самопал верит. Я поступаю глупо, да?
— Разводи костер.
Дорога до Темной долины казалась короче — во всяком случае, путь прошел быстрее. Шептун старался из вежливости идти первым, но Сенатор постоянно оказывался рядом, а то и впереди него. Чувство опасных мест у шамана было развито еще лучше, чем у сталкера. Вероятно, как проводник он превосходил даже Маркуса.
Путь прошел без приключений и тяжелых разговоров — Сенатор рассказывал Шептуну разные истории, смешные и не очень, о том, что случалось с ним в Зоне или с людьми, которых он знал. Некоторые
