Я еще раз самым строгим образом запретил хлопцам даже близко подходить к змеям. Миколка сразу поскучнел, но спорить не стал.
Как и в первый раз, расставил я хлопцев цепью, и охота началась. Теперь мне стало полегче: цепь была из трех звеньев.
Михалку я разрешил искать гадюк одному.
Меньше людей (да еще если эти люди шумные хлопцы) — меньше шума. Меньше шума — меньше беспокойства птичьему и звериному населению нивок.
Мы слышали, как за кустами на болоте крякали утки и барахтались в воде какие-то зверьки. Когда же мы вышли к переходу через одну перейму, из травы с тревожным кряканьем выскочила крякуха. Утка то взлетала над травой, то падала в траву и билась там, будто уже не было сил взлететь.
Хлопцы замерли там, где стояли, и никто из них за уткой не погнался.
— Знаем твою хитрость! — сказал утке Миколка. — Не обманешь! Бегать за тобой только дурак станет!
Утка билась в траве метрах в трех от нас Мы стояли и смотрели на ее старания привлечь нас. Так продолжалось несколько минут. Потом утка то ли устала, то ли ей надоело, но вдруг она перестала биться, вытянула шею и уставилась на нас.
— Кши! — замахнулся на нее Миколка.
Утка тотчас забилась снова.
— Пошли дальше, — сказал Михалко, — чего зря время терять! Утят ловить нельзя. Лесничий узнает — батьку оштрафует.
Только мы тронулись с места, как из травы с шумом и писком вырвался десяток уже довольно крупных утят. Они еще не умели летать. Шумно хлопая крыльями, утята тесной кучкой бросились в воду, пересекли чистое место и скрылись в траве на противоположной стороне. Крякуха тут же взлетела и пропала за кустами.
Мы успешно охотились почти до самого заката. Три мешочка уже были заполнены змеями, как вдруг на одной из кочек я увидел сразу двух крупных гадюк. Распластавшись лентами, змеи грелись в лучах солнца. Кочка находилась на лабызе метрах в пяти от края нивки. Я попробовал ногой лабызу. Ковер из переплетенных стеблей травы и мха был зыбким и хотя прогнулся, но выдержал мою тяжесть. Я сделал еще один шаг. Держит. Забыв о коварстве лабызы, я осторожно пошел к кочке со змеями. Три шага — я хорошо помню — лабыза меня держала, а на четвертом правая нога провалилась сквозь нее. Я рванулся назад, но и левая нога провалилась еще глубже, чем правая. Я хотел повернуться и вылезти на лабызу, но запутался в траве и провалился почти по пояс. Следующая моя попытка освободиться загнала меня в болото по грудь. Тут я понял, что попал в трясину, и испугался, но не потерял способности мыслить.
— Хлопцы, быстро ко мне! — закричал я.
— А что там у вас? — из-за кустов спросил меня Миколка. — Идите лучше ко мне, тут змея!
— Я провалился! Выручайте!
— Хлопцы! Шкода! — закричал Миколка. — Дядько Алеша провалился! Рятуйте!
Затрещали кусты, и на краю нивки появились Миколка и Михалко.
— Ой, дядечка, — испуганно завопил Миколка, — да как же мы вас вытащим?
— Тихо, ты! — цыкнул на него Михалко. — Дядько Алеша, справа от вас кочка. Цепляйтесь за нее и держитесь! Да не сучите ногами, а то вас еще глубже утянет!
Я посмотрел направо. Кочка была рядом, а болотная грязь подходила уже мне по плечи. Болото тянуло меня вглубь. Я ухватился за кочку обеими руками, и она помогла мне удержаться на поверхности. Не будь ее — меня бы уже затянуло. Хлопцы топтались на краю нивки.
— Держите, дядько Алеша! — крикнул Михалко, и что-то ударило меня по голове. Это что-то оказалось палкой с привязанным к ней ремнем.
— Хватайтесь за ремень, мы вас вытянем! — крикнул Михалко.
Одной рукой держась за кочку, другой я ухватился за ремень. Расстаться с кочкой я не решился и правильно сделал: как только хлопцы натянули ремень, он лопнул. Если бы я не держался за кочку, то наверняка бы утонул. Однако левая моя рука продолжала крепко держаться за кочку. Я хотя и окунулся с головой в болотную жижу, но сумел дотянуться до кочки правой рукой и, уцепившись за нее обеими руками, невероятным усилием вырвал голову из жижи.
Грудь мне давило, ноги сильно тянуло вниз.
— Ой, лишенько! — отчаянно вопил какой-то хлопец. — Утопнет дядько!
— Замолчи! — крикнул Михалко. — Дядько Алеша, держитесь! Сейчас мы вас выручим! Только удержитесь минуточку!
Кочка пока держала меня, но и она стала погружаться в болото.
— Скорее! — прохрипел я. — Кочка тонет!
— Мы сейчас! — отозвался Михалко. — Хлопцы, а ну, быстро за мной! Срубим ольху и перекинем ее дядьке!
Он опрометью побежал к кустам повыше. Хлопцы кинулись за ним. Застучал топор. Зашумело листьями падающее дерево. Я держался за кочку и ждал. Успеют ли хлопцы? Кочка медленно погружалась в болото. Жижа доходила мне до подбородка.
— Дядько Алеша, вы живы? — закричал мне Михалко.
— Жив! — прохрипел я. Ответить громче я не мог: болото сдавило грудь.
— Держите!
Ольха больно хлестнула ветками по лицу. — Хватайтесь руками за ствол и тихонько вытягивайтесь из глуби! — кричал мне Михалко. — только не резко, а тихонько! Я сейчас еще ольху принесу!
Одной рукой я все еще держался за кочку, а другой уцепился за ольху. Потянул ее вниз. Ольха не тонет. Потянул сильнее. Не тонет. Тогда я схватил ствол ольхи обеими руками и подался в сторону нивки. Болото чавкнуло. Еще усилие — и я освободился по плечи. Дышать стало легче, но продолжать вытягивать себя из трясины я не мог. Сил не было. Раскинувшиеся по лабызе ветки ольхи удерживали мою голову и плечи над поверхностью болота. Можно было передохнуть. На нивке стучал топор, возбужденно перекрикивались хлопцы. Потом раздался шум падающего дерева и через секунду топот. Из кустов сначала показался комель дерева, а за ним и ствол. Хлопцы вцепились в ствол довольно большой ольхи, как муравьи, и изо всех сил тянули дерево к краю болота. Рядом со мной шлепнулись ветки. Я передохнул и снова старался вылезти из трясины. Делать это приходилось с большим трудом: грязь держала крепко. Я вытянул себя всего на десять сантиметров; руки задрожали, нужно было опять сделать передышку. Видя, что я понемногу вылезаю из трясины, хлопцы оживленно загомонили. После передышки я снова напряг руки и освободил из грязи грудь. Кто-то потянул меня за воротник куртки. Глянул вверх, а это Михалко. Хлопец лег на ствол второй ольхи и старался помочь мне выбраться на ветки. Медленно вылезал я из грязи. Болото отпускало не сразу. Ветки ольхи подо мной и Михалком гнулись и трещали. Того и гляди снова в трясине окажешься.
Через несколько минут я лежал на твердом берегу. Но меня стало колотить, как в лихорадке. Сильная дрожь сотрясала все тело, и я никак не мог ее сдержать. Мне не было холодно. Наоборот, я весь горел. Вся моя одежда насквозь пропиталась черной болотной жижей, а сапоги остались в болоте.
— А ну, хлопцы, — скомандовал Михалко, — быстро соберите хворост и разожгите костер. Дядьку Алешу согреть надо!
Я хотел раздеться, но руки мои тряслись и не слушались. Раздеться мне помог Михалко. Потом я голый грелся у костра, а хлопцы в луже полоскали мою одежду. Мало — помалу дрожь улеглась. Хлопцы развесили мою одежду на хворост у костра. Миколки среди них не было.
— А где Миколка? — спросил я.
— Он в село побежал, — ответил Михалко, — я его за взрослыми послал.
— Зачем?
— А на всякий случай.
— На какой — такой случай?
— Ну на такой, а если бы мы не смогли вас вызволить из болота?
Сказано это было так спокойно, как будто речь шла не о том, что меня нужно было спасать, а просто требовалась помощь в каком-то обычном деле.
