Я глянул на то место, где еще совсем недавно отчаянно боролся за свою жизнь, и меня опять бросило в дрожь.
— Ничего, дядько Алеша, — ободрил меня Михалко, — в этих местах из трясины выбраться можно. Вот возле озера Лунево хуже. А здесь, подле нивок, редкий селянин в трясине не побывал.
За кустами раздались голоса.
— Здесь мы! — крикнул Михалко.
К костру вышел Миколка, за ним трое взрослых мужчин и… Илларионыч.
Что было потом, рассказывать неинтересно. Просто попало мне за неосторожность по первое число. Обижаться не приходилось. Что поделаешь заслужил!
Хутор Нивка был нашим опорным пунктом до середины августа. Отсюда мы ходили охотиться в разные места: и к питомнику сосны, и на озеро Лунево, и на нивки. Хлопцы помогали нам, и «уловы» были богатыми. Илларионыч дважды отвозил в змеепитомник полные ящики змей. Все шло отлично, если не считать той мелочи, что после второй поездки в змеепитомник Илларионыча укусила гадюка. Произошло это так. Мы ловили гадюк на нивках. Как обычно, хлопцы шли цепью, мы с Илларионычем располагались на флангах цепи и бегали вдоль нее, собирая обнаруженных змей. Время приближалось к полудню. В полдень мы обычно раскладывали костер, жарили на углях соленое сало, грибы (их собирали хлопцы), пекли в золе картошку и обедали. В этот день я почему-то особенно проголодался и нетерпеливо ожидал, когда же Илларионыч объявит перерыв. Вдруг на левом фланге, там, где был Илларионыч, испуганно закричали хлопцы.
— Что случилось? — крикнул я.
Хлопцы что-то ответили, но, так как кричали они все вместе, я ничего не понял и направился к ним. Навстречу мне из кустов выбежал бледный Миколка.
— Дядька Алеша, бегите скорее! Дядьку Ларионыча гадюка ухопыла!
Аптечка была в моем рюкзаке, и я ринулся за Миколкой прямо через кусты. Бежать пришлось недолго. Шагов через сто я выбежал и увидел Илларионыча. Он сидел на кочке, а вокруг него столпились хлопцы. Я подбежал к ним. Илларионыч впился ртом в тыльную сторону указательного пальца правой руки. Я достал из рюкзака аптечку. Илларионыч левой рукой сделал мне отрицательный знак. Говорить он не мог. С минуту Илларионыч сжимал зубами палец и отсасывал кровь, а потом сплюнул ее и сказал: — Аптечки не надо. Обойдусь… И снова припал ртом к пальцу.
— Давай обколем новокаином и введем сыворотку!
Илларионыч отрицательно мотнул головой, опять сплюнул и коротко ответил: — Не мешай!
Так сосал Илларионыч свой палец и плевал минут пять. Все это время я убеждал его в необходимости сделать уколы, а он отмахивался от меня, как от комара. Но вот наконец он перестал отсасывать кровь и внимательно осмотрел палец. Из точечной ранки на втором суставе по коже тянулась ленточка крови.
— Все в порядке. Основную дозу яда я высосал, а та, что осталась, большого вреда не принесет.
— Почему ты так думаешь?
— Яд сворачивает кровь и закупоривает ранку. Если из ранки кровь течет, значит, действие яда прекратилось.
— Может быть, все же введем сыворотку?
— Вводить в организм чужеродный белок — значит наносить ему лишний удар. Давай-ка лучше закусим. Аппетит у меня не пропал.
— Как же ты допустил, чтобы змея тебя цапнула? — спросил я.
— По глупости. Гадюка лежала под травой. Мне был виден только ее хвост. Чтобы она не удрала, я наступил ногой на хвост и хотел рукой отклонить траву. Только дотронулся рукой до травы, как змея выбросила из травы голову и ударила одним зубом в палец.
— А второй зуб?
— Второй зуб у нее сломанный был.
К моему удивлению, Илларионыч перенес укус очень легко. Сначала, правда, пораженный палец немного опух, но через день опухоль спала. Других явлений отравления не было. Отсасывание яда сразу же после укуса оказалось весьма эффективным…
В середине августа змеи опять куда-то исчезли. На нивках и по берегу озера Лунево они перестали встречаться совсем, а возле питомника молодых сосен остались только толстые самки. Ловить таких самок было бесполезно. В мешках самки рождали гадючат и так при этом тощали, что в ящиках издыхали через два — три дня.
Поблизости от мест, где попадались толстые самки, стали встречаться крошечные розово — фиолетовые гадючата. Они держались поодиночке, были весьма сторожкими и прятались между стеблями травы. На зеленой траве змееныш был виден отчетливо, но в глубине, у самых корней травы, его цвет сливался с узловатыми переплетениями стеблей и корешков. Потревоженные гадючата старались скрыться, но если их преследовали, то они оборонялись, как взрослые змеи: сворачивались в клубок, угрожающе выбрасывали голову, шипели и раскрывали пасть с крошечными зубками. Зубки казались безобидными, но когда один из нас (не буду называть его имени) решил взять гадючонка голой рукой, то поплатился за свою неосторожность. Зубки оказались весьма острыми, яда в них было достаточно, рука распухла, и пришлось на два дня отказаться от охоты.
Мне удалось подсмотреть, как гадючата появляются на свет. Как-то я ходил один, устал и решил передохнуть на лесной поляне. Вышел на солнечную сторону и только хотел сесть на высокую кочку, как услыхал довольно громкое предупреждающее шипение. Так шипят рассерженные гадюки. Под соседней кочкой растянулась толстая коричневая гадюка. Это была беременная самка, и ловить ее смысла не было. Я сел на другую кочку и решил понаблюдать за шипевшей змеей. Опасности это не составляло: сапоги прокусить змея не могла, а добраться до верха голенища я бы ей не позволил. Мое соседство явно не нравилось змее, но она не уползала. Так продолжалось с минуту. Потом змея вроде бы поползла. Голова и передняя часть туловища змеи двигались, а зад оставался на месте. Он был словно приклеен к земле. Я подумал, что нашел змею, которой кто-то повредил позвоночник, но в этот момент змея судорожно изогнулась и возле ее хвоста оказался какой-то плоский слизистый комок. От комка к хвосту тянулась тонкая сине — розовая жилка. Хвост змеи дернулся, и жилка оборвалась. Слизистый комок зашевелился. Еще миг — и из слизи вынырнула маленькая голова гадючонка. Он широко раскрыл пасть, и слизистый комок из плоского сделался выпуклым. Вслед за головой из слизи показалась шея: гадючонок медленно, неуверенно выполз на свет. Немного спустя змееныш снова зевнул, и движения его стали увереннее. Вот уже он полностью покинул свою оболочку из слизи. Прошло не более тридцати секунд (я следил по часам), как новорожденный змееныш отполз от матери почти на полметра и устроился отдохнуть на солнце. Как оказалось, змееныш отдалился от матери весьма своевременно. Лежавшая неподвижно гадюка — роженица вдруг зашевелилась, поднесла голову к остаткам оболочки, ощупала их своим раздвоенным языком и… съела. Было отчетливо видно, как комок оболочки передвигался по пищеводу.
Я наблюдал за родами два часа. Гадюка произвела на свет еще шестерых гадючат. Четверо уползли, а два змееныша не смогли прорвать оболочку из слизи. Они сначала бились в ней, а потом затихли. Мать съела их, как и опустевшие оболочки.
Я не стал беспокоить роженицу. Она после родов укрылась у корней ближайшего куста. Гадючата же еще раньше расползлись по поляне.
Еще три раза находил я рожавших самок. Два раза змеи рожали на земле возле кочек, а одна забралась в развилину куста и свисала оттуда, как толстая кишка. Каждый раз я дожидался окончания родов, и каждый раз роженицы пожирали остатки оболочек и змеенышей, не сумевших прорвать оболочку.
Беременных и отрожавших самок мы не ловили, а самцов не находили. Они как будто провалились сквозь землю. До запланированного числа нам не хватало еще больше пятисот гадюк. Пришлось опять обращаться за советом к лесничему.
— А вы на брусничники идите либо на клюквенники. Сейчас все гады там, посоветовал он, — теперь ягоды поспели, за ними жинки ходят. Вчера кто-то мне говорил, что змей видел много на Желтом мху. Да это же ваша хозяйка Наталка! Вот у нее и спросите. Она вас на ягодники и сведет.
Обратились мы к Наталье Саввичне. Сначала Наталья Саввична отнекивалась: и времени у нее нет — картошку копать надо, и змей она боится, и мест не знает.
