— Что?.. Случилось чего? Анализы плохие?
— Да нет, совершенно иное, — успокоил ее Турецкий и даже позволил себе хихикнуть в мобильник: — По общественной линии закавыка вышла. Короче говоря, приезжай.
— По какой еще общественной? — не приняла его тона Ирина Генриховна. — Какая еще закавыка? Саша! О господи! Тебя что… уже под нож кладут?
— Да успокойся ты! — вспылил Турецкий. — Никакой операции пока что нет и не намечается, а насчет твоего приезда… Короче, приезжай. Узнаешь.
И выключил мобильник.
Ирина Генриховна примчалась через сорок минут, и прямо от порога в палате зависло невысказанное «Что?».
— Да успокойся ты наконец-то! — повысил голос Турецкий. — У меня действительно полный ажур и порядок. А вот что касается твоего протеже…
В этот момент она, видимо, совершенно не думала о своем ученике, и в глазах ее отразился немой вопрос: «Какой еще, к черту, протеже? И что за ахинею ты несешь?»
— Я имею в виду твоего Чудецкого.
— Диму?!
Он хмыкнул и пожал плечами:
— Ну если его зовут Димой, значит, он и есть. До нее, видимо, стало что-то доходить, но она все еще не увязывала этот телефонный звонок мужа с исчезновением и поисками своего ученика.
— Что… что-нибудь прояснилось? — спросила она. И тут же: — Я не далее как сегодня утром звонила его матери, вернее, она мне сама позвонила и сказала, будто бы все в порядке. Ей Голованов звонил, успокоил и сказал, что не позже чем через пару-тройку дней они оба будут в Москве.
«Где его прямо у трапа самолета задержат опера из МУРа», — мысленно продолжил Турецкий, однако вслух сказал:
— Пока ничего еще толком неизвестно, но, как мне кажется, твой Дима попал в довольно неприятную историю. И если все это подтвердится…
— Что подтвердится?
— Тебе в МУРе все расскажут, — «успокоил» жену Турецкий. — А сейчас я позвоню Яковлеву, это начальник МУРа…
— Ну знаю твоего Яковлева, — перебила Турецкого Ирина Генриховна. — И что?
— Так вот, он ждет тебя на Петровке, и, возможно, тебе придется опознать…
— Диму?! Чудецкого?!
— Возможно, что это и он. В глазах Ирины Генриховны застыл ужас.
— Он… его что, у-убили?..
— Не волнуйся, живой, — буркнул Турецкий, уже пожалевший, что сам ввязался в эту историю и ввязал в нее мужиков из «Глории». — Живой. Но опознать его придется.
— А почему не мать? — спросила Ирина Генриховна. — Она же здесь, в Москве.
Турецкий только плечами пожал. Мол, тема тонкая и все тот же Яковлев не хотел бы раньше времени подключать мать Чудецкого.
Он набрал по мобильнику телефон начальника МУРа и, пока ждал ответного сигнала, негромко пробубнил:
— Ты уж меня прости, Иришка, но в следующий раз, когда вдруг надумаешь за очередное свое протеже голову на рельсу класть, покопайся как следует в его душонке, и только после этого уже…
В этот момент пошел голос Яковлева, и Турецкий негромко произнес:
— Владимир Михайлович? Турецкий приветствует. Передаю трубочку жене…
Предложив Ирине Генриховне кофе и расспросив ее о состоянии здоровья мужа, галантный Яковлев объяснил ей наконец, с чего бы это вдруг она была востребована в МУРе. И только теперь, выслушав Владимира Михайловича, она осознала смысл фразы, сказанной Турецким: «В следующий раз, когда надумаешь за очередное свое протеже голову на рельсу класть, покопайся как следует в его душонке, и только после этого уже…»
Он не закончил фразу, но и без того можно было понять, что именно хотел сказать Турецкий.
Оказывается, в тот самый день, когда из Москвы рванул ее любимый ученик, вернее, в то самое утро была убита ударом ножа в печень некая Валерия Лопатко, первокурсница художественного колледжа, и, как выяснилось позже, в это же утро ей звонил Дима Чудецкий. О чем они говорили по телефону, неизвестно, но криминалисты настаивают на том, что дверь своему убийце, или же убийцам, открыла сама Валерия, и они же, уходя, вынесли все самое ценное из квартиры, в которой она проживала вместе с матерью.
— Но при чем здесь Дима?! — попробовала было возмутиться Ирина Генриховна, поставив на столик чашечку с кофе.
Хозяин кабинета развел руками:
— Нам бы тоже хотелось думать, что ваш ученик здесь ни при чем, но…
Включил видеомагнитофон и, пока на экране телевизора мельтешили настроечные штрихи, пояснил:
— Эта запись была сделана аппаратурой, которая отслеживает тот самый подъезд дома, в котором произошло убийство, и если вы узнаете кого-нибудь из появившихся на экране, я вам буду весьма признателен.
Ирина Генриховна вдруг почувствовала, как у нее похолодело в животе, а ладони покрылись липким потом.
— Господи, неужели… — почти беззвучно прошептала она, не в силах отвести глаз от экрана.
Обработанная специалистами экспертно-криминалистического центра запись давала неплохое изображение, и она увидела сначала двоих парней, которые шли к подъезду. Того, который шел первым, она не знала, а второй… явно пьяный…
Они шли прямо на камеру, и чем ближе подходили к двери подъезда, тем холоднее становилось у нее в животе.
Дима! Чудецкий!! Она не могла ошибиться.
Вздохнул начальник МУРа, наблюдавший за ее реакцией. А она… Вконец сломленная сначала услышанным, а потом и увиденным, она уже не в силах была что-то говорить и только кивала утвердительно.
— Чудецкий? — негромко спросил Яковлев.
— Да.
Потом спросила, не сводя глаз с экрана телевизора:
— И что, эту девушку… действительно, как вы говорите?
Она подняла глаза на генерала.
— Но я… я не верю, что это он. — И вдруг заторопилась, с мольбой в голосе обращаясь к хозяину кабинета: — Нет! Нет, нет и нет! Это невозможно! В это я никогда не поверю! Ведь вы можете допустить, что вкралась какая-то ошибка?
— Ну в этой записи, положим, никакой ошибки быть не может, — выключая телевизор, сказал Яковлев, — а вот в воспроизведении того, что произошло в квартире убитой…
Он сел в кресло напротив, спросил ненавязчиво:
— Хотите еще чашечку?
Ирина Генриховна отрицательно качнула головой:
— Нет. Благодарю вас.
— В таком случае расскажу вам на словах продолжение этой записи.
Яковлев допил свой уже совершенно остывший кофе и только после этого заговорил:
— Дима Чудецкий и его товарищ вышли из подъезда дома через сорок минут, после того как их в первый раз зафиксировала видеокамера. Причем Чудецкий уже едва держался на ногах, и, чтобы спуститься с трех ступенек перед подъездом, его вынужден был поддерживать его товарищ.
Причем на этот раз товарищ Чудецкого был без большой дорожной сумки с ремнем через плечо, с которой он сорок минут назад входил в подъезд. Судя по всему, забыл ее в квартире убитой.
Однако вспомнил о ней буквально через несколько минут и, оставив Чудецкого около машины,
