не совсем удобно добираться. Но имелись и преимущества. Во-первых, не нужно платить за аренду. Во- вторых, здесь строгая пропускная система, поэтому обеспечена безопасность. Ну а добираться неудобно – так ведь не так много людей посещают штаб-квартиру.
Плиткин и Болгарин расположились в маленьком кабинете председателя. Артуру Михайловичу пятьдесят с хвостиком. Это худощавый рыжеволосый мужчина, всем своим обликом кричащий, что перед вами человек науки: мешковато сидящий костюм, взлохмаченная прическа, очки с толстыми стеклами. Однако все достаточно модное и дорогое. В этом уж заслуга жены, но мало кто знает, какие титанические усилия нужно ей приложить, чтобы заставить мужа пойти в магазин. Поэтому зачастую она сама покупала ему одежду. А поскольку Серафима Леопольдовна побаивается, как бы вещь не оказалась мала, то приобретает все с запасом. Отсюда и неизменная мешковатость. Свои неточные действия Серафима Леопольдовна оправдывает тем, что муж может поправиться – он ест очень много сладкого. Действительно, Артур Михайлович редкостный сладкоежка, можно сказать, сладкое его единственная страсть, кроме науки, разумеется. Но хоть и ест чрезмерно много сахара, это на его фигуре не отражается.
– Можно почти не сомневаться в том, что как само отравление, так и лживое заявление Викентьева спровоцированы с подачи окружения губернатора. Только как это доказать? – спросил Вадим Николаевич.
– Логическим путем. Я справлялся у московских коллег – Викентьев видел сибирского пациента лишь мельком. В основном рассматривал его рентгеновские снимки. Он не владеет в полной мере материалом, не имеет права делать подобные громогласные заявления.
– А кто он по своей врачебной специализации?
– Радиолог. То есть занимается проблемами противолучевой защиты. В принципе, он даже не имеет права быть в контакте с больным, – начал горячиться Плиткин. – Как тут можно выступать с опровержением отравления, ума не приложу.
– И вы готовы дать ему прилюдный ответ?
– Не келейно же разрешать такую проблему. Он же говорил с трибуны. Не можем же мы опровергать ночью, в подвале. Игра должна идти на равных.
– Нужен, как сейчас говорят, адекватный ответ.
– Вот именно.
Внешне Вадим Николаевич был полной противоположностью Плиткину: высокий, широкоплечий брюнет, чья фигура доведена плавательным бассейном и теннисом до совершенства. Его элегантность – предмет зависти многих красносибирских мужчин – костюмы, причем лучших фирм, на нем сидят как влитые. Он надеялся освежить гардероб в Амстердаме, да сорвалось – поздно спохватился, делегация уже полностью укомплектована. Придется ехать в Варну, в Болгарию, в страну, одарившую его фамилией. Кстати, она служила постоянным поводом для шуток. То и дело спрашивали: «Скажите, вы кто по национальности – болгарин?» «Ну что вы, – отвечал Болгарин, – я – румын». Иногда, если полагал, что собеседнику не понять его тонкий юмор, мог сказать: китаец или эскимос.
– Двадцать третьего я вынужден лететь в Варну, – сокрушенно произнес он. – Хорошо бы провести вашу пресс-конференцию до этого времени.
Возможность проведения всякого рода партийных сборищ была еще одним плюсом «Серебряных крыльев» – тут имеется актовый зал на триста человек, опять же не пришлось тратиться на аренду.
– Я согласен, – сказал Плиткин. – По-моему, имеет смысл поторопиться с ответом. Слишком долгая реакция покажется странной.
Договорились встретиться с прессой на следующий день. У Артура Михайловича с трех до четырех было «окно» в его расписании: между институтом и больницей.
Механизм подготовки пресс-конференций у «Союза справедливых сил» был отлажен: адреса всех нужных редакций в компьютере имелись, затем следовало сказать спасибо моментальной электронной почте. И вот уже журналисты стекаются к главному входу в «Серебряные крылья».
Сделав короткое заявление, Артур Михайлович подробно ответил на все вопросы, и неправомочность последнего выступления Викентьева стала для всех собравшихся очевидной.
Глава 3 БРАТЬЯ-РАЗБОЙНИКИ
Среди коллег Фокстерьер считался журналистом американизированного склада: хватким, пронырливым, с поразительным чутьем на сенсацию. В каждом расследовании ему особенно нравились первые шаги, когда из множества вариантов нужно выбрать единственно правильный, оптимальный. Он считал, что правильное начало – половина успеха. Сейчас нужно было обнаружить, где находится пиар- фирма «Сигнал», и это оказалось отнюдь не простым делом. Подобных кормушек в Москве расплодилось видимо-невидимо, они конкурировали между собой – каждый стремился урвать заказ повыгоднее, а «внутрицеховые» связи в этой сфере были весьма слабые. В самом крупном и знаменитом центре политтехнологий Стасу подтвердили, мол, фирма с таким названием существует, но, к сожалению, их телефона или адреса там не знали. Врали, конечно. Считали, что каждая такая подсказка служила для конкурентов рекламой.
Фокстерьер понадеялся на помощь коллег, но бесплодно – никто из журналистов не сталкивался с этой фирмой. Некоторые слышали краем уха, что фирма подвизается на второстепенных ролях, возглавляют ее два жуликоватых брата, оба – с юридическим образованием. Однако где находится их контора – неизвестно. Во всезнающем Интернете тоже не нашлось никаких данных.
Но Фокстерьер был слеплен не из того теста, чтобы сложить оружие и сдаться на милость победителя. Он рассудил так: раз этот «Сигнал» поможет врачу обрушиться на одного из лидеров «Союза справедливых сил», значит, сотрудничает с их основными соперниками, то есть с «Неделимой Россией». Скорей всего, «Сигнал» красносибирцам рекомендовали московские товарищи по партии. Нужно попытаться действовать через них.
Любопытный Стае приметил, что неподалеку от его дома появилась вывеска «Неделимой России». То ли районное отделение, то ли окружное. Утром, по пути на работу, он зашел туда – оказалось, окружное, – застал в трех комнатах одну женщину, секретаршу. Про «Сигнал» она ничего не слышала, зато снабдила Стаса телефонами руководящих органов партии, где сидят такие умные люди, которые все знают.
Придя в редакцию, Фокстерьер начал звонить и вскоре по цепочке узнал координаты офиса «Сигнала». Он находился в одном из «спальных» районов, на окраине. Видимо, дела у фирмы шли не блестяще, раз арендовали помещение в такой дыре. Стае посмотрел по карте – даже метро рядом нет.
Владельцами пиар-фирмы были братья Пимкины. В первой половине дня на телефонные звонки никто не отвечал. Лишь после обеда трубку снял один из руководителей – Юлий Семенович.
Фокстерьер сообщил своим внушающим доверие баритоном, что хотел бы поговорить по деликатному делу. Тот, полагая, что в сети плывет долгожданный заказчик, охотно согласился на встречу.
К тому времени, когда Фокстерьер прибыл в офис «Сигнала» – от ближайшего метро еще нужно ехать пятнадцать минут на автобусе, там уже появился второй компаньон, Михаил Семенович. Братья были похожи, словно близнецы, хотя у них была разница в возрасте в пять лет. Юлий младший. Оба упитанные, круглощекие, с одинаковыми черными усами. И Юлий-то выглядел моложе своих сорока, что уж тогда говорить о Михаиле.
Представившись, Стае сказал, что его как журналиста интересует сотрудничество «Сигнала» с красносибирскими политиками.
– Вы готовите материал позитивный или негативный? – с прищуром глядя на Фокстерьера, поинтересовался Михаил Семенович.
Стае не стал юлить. Даже он, тертый калач, в глубине души не переставал удивляться людям, которые соглашаются тратить свое время на общение с представителями прессы. Зачем обманывать их по мелочам!
– Какой получится картина, – признался он. – Боюсь, что, как чаще всего на политической кухне, дело сведется к негативу.
– Черный пиар – тоже реклама.
