— Да врут они все! — вскинув скованные руки над головой, зло заорал Западинский. — Врут, гады!
— А что, разве и Плешакова не вы отдали приказ убить? Точнее, взорвать в машине? — спокойно спросил Турецкий.
Западинский не сумел сдержаться, метнул яростный взгляд на спросившего. Но ответил после паузы так же зло:
— И не думал. А что, разве он уже сдох?
— Естественно. Когда работает ваш Игорь Прилепа, жертвы, как правило, быстро переходят в мир иной.
— Не знаю такого.
— Да? А он говорит, что отлично знает вас. Странно. Ему-то в его положении зачем врать?
Западинский побагровел. По лбу покатились крупные капли пота.
— Ну что ж, значит, устроим вам с ним очную ставку, — сказал Турецкий. И без всякого перехода добавил: — Где дискеты с американскими материалами? Те, которые вам дал Вадим…
И Западинский вдруг непонятно сконцентрировался. На его мокром лице, кажется, даже мелькнуло подобие какой-то сатанинской улыбки.
— Понятия не имею. Лично у меня ничего нет. Можете обыскивать.
— Жаль, — скучно сказал Турецкий. — А я рассчитывал на взаимопонимание. Вы — нам, мы, соответственно, вам. Не вышло. Жаль.
— Чего жаль-то? — взбодрился было Западинский.
— Вас… — Турецкий вздохнул, будто решил для себя окончательно какое-то очень неприятное дело, которого в принципе могло бы и не быть, однако так уж получилось…
— Не понял? — Западинский, кажется, еще пробовал хорохориться.
— Элементарно, — вздохнул Турецкий и обернулся к Грязнову: — Вячеслав, друг мой, оказывается, этот тип нисколечки не понял и не осознал, что мы приехали его брать не вообще, за какие-то там мифические групповые преступления, а за совершенно конкретные убийства, то бишь организацию, заказы и прочее, что, несомненно, тянет даже в наши шибко демократические времена на вышку. В смысле на пожизненное. Так излагаю?
— Абсолютно, господин государственный советник! — напыщенно ответил Грязнов. — И это, позволю заметить, практически уже доказано. Суд — теперь чистая формальность. Я — генерал, я знаю.
— А он — нет! Поразительно! Поэтому я думаю, Вячеслав, мы больше не станем его пугать тем, что кто-то где-то даст ему по морде, нет. Мы его, славненького, и пальцем не тронем. Мы его с тобой к тем чертям в камеру сунем, которые сто лет без бабы обходятся. А утром нам его принесут на допрос, и он сразу во всем сознается, верно?
— А у него другого выхода не будет! — захохотал Грязнов и лукаво подмигнул стоящему у дверей офицеру спецназа. — Там же такие артисты!
Спецназовец хмыкнул так, что у Западинского вмиг пропали все надежды, что сказанное — всего лишь угрозы, не больше.
— Ну и забирай его! — кивнул офицеру Грязнов. — Ей-богу, надоело чикаться. Эта погань почему-то уверена, что с ней ничего не случится, что она, как всякое говно, обязательно выплывет. Не выйдет в этот раз. Я лично ручаюсь. Уводи!
Командир мощным рывком поднял Западинского из кресла и толчком отправил к двери. Но… Виталий Борисович тяжким кулем рухнул на пол.
Собровец поднял его за шиворот, поглядел в глаза и усмехнулся:
— Слабак! — после чего так же небрежно швырнул обратно в кресло. — Дайте ему воды. А лучше — подмыться.
Грязнов отвратительно нагло захохотал, и, возможно, именно от этого Западинский пришел в себя.
— Обгадились от страха, Виталий Борисович? — участливо спросил Турецкий. — Так где же ваше хваленое самообладание? Ладно, давайте сюда все дискеты, а мы — в ответ — дадим гарантию, что вы будете жить. Сережа, — он повернулся к Карамышеву, — поднимись вместе с Вадимом Олеговичем в студию и вынь жесткий диск. Юноша тебе поможет.
Вадим посмотрел на своего бывшего друга с таким презрением, что даже Турецкому стало неловко. Он переглянулся с Грязновым и без всякого выражения сказал Западинскому:
— Ну, будем говорить?
— Скажу… — прохрипел Западинский.
— То-то же…
Глава восемнадцатая О вреде сомнений
Турецкий и Грязнов сидели в кабинете Меркулова и подводили итоги проведенной операции, которой они второпях дали название «Большая зачистка».
Западинский выдал-таки требуемые дискеты. Но, сделав этот шаг, быстро пришел в себя и стал настойчиво требовать конкретных гарантий, обещаний, рассчитывая, вероятно, что его тут же чуть ли не выпустят на волю да к тому же еще и наградят за послушание. Грязнов, естественно, довольно твердо заявил ему, что ни о каком освобождении и речи идти не может. Разве что суд учтет добровольную выдачу дискет, оказание помощи следствию и пожелает немного снизить наказание. И Западинский ушел в себя. Снова занудил об адвокате, о Старой площади, где наверняка еще не знают, какому шантажу со стороны силовых органов он подвергся, и всякое такое прочее. В общем, его отправили в камеру. Посидеть и подумать…
К сожалению, операция по задержанию Абушахмина никаких результатов не дала. Формоза, возможно, откуда-то получил сведения об аресте Виталия и не стал дожидаться своей очереди. В шикарном коттедже в Апрелевке его не было. А где он обретался в Москве, не знали либо не желали рассказывать его «быки». Их, кстати, набралось немало. Более десятка были взяты без всякого сопротивления с их стороны в Апрелевке. Поразительно просто, сдавались так, будто все знали наперед. Словно бы заранее были предупреждены паханом: не сопротивляйтесь, мол, все равно никто вам ничего не пришьет. У ментов нет доказательств. Подержат, постращают и отпустят. Да в общем, так и было на самом деле, Абушахмин оказался предусмотрительным.
Но не во всем. Тех, которые находились непосредственно рядом с ним, он успел предупредить. А остальных не смог. Или слово его до них дошло, но с опозданием. Короче, одного москвича, названного на допросе задержанным ранее Зубом, взяли с поличным. При обыске обнаружили третий китайский «тэтэшник». И чего бандиты так уж к этим «китайцам» привязались! Может, целиком партию перехватили? Но тогда — по закону — использовал ствол и долой его. Зачем хранили-то? Или обошлось недешево? А может, память? Кто их знает, этих уголовников!
Экспертное управление должно было дать заключение об оружии с минуты на минуту.
А вот Абушахмина так и не нашли. Исчез. Мог просто затаиться. Но тогда большая надежда на некоторые связи Алексея Петровича Кротова. А если он вообще растворился в эсэнгэвском пространстве? Тогда — с концами. До счастливого, как говорится, случая.
Рассчитывать на помощь генерала Игнатова, находящегося, по сути, под домашним арестом, не приходилось. Он станет немедленно и категорически отрицать любую свою связь с вором в законе. А если удастся припереть его к стенке, объяснит оперативной необходимостью, служебной тайной, разглашать которую он не имеет права.
Меркулов уже переговорил на эту тему с первым замом директора ФАПСИ, который сейчас находится у руля, но, по слухам, вряд ли станет директором. Тот сказал, что после гибели Матюшкина, расследование которой только началось, говорить что-то определенное о перспективах Игнатова трудно. Компромат на него, вероятно, имел сам Матюшкин, но ни с кем им, включая и службу собственной безопасности, не
