иномарке... Но тоска о прошлом грызла их. Да, они повысили уровень благосостояния, но утратили прежний статус и в результате перестали уважать сами себя. Если бы институт не развалился, то они сейчас, не перестав быть учеными, жили бы обеспеченно; те, кто развалил институт, были ворами, виновными в том, что Сальские вынуждены зарабатывать на жизнь торговлей, которая раньше считалась чуть почетнее воровства. В их повседневных разговорах эта идея конкретизировалась до мелочей. Что-то в ней было правдиво, что-то не совсем, но она пропитала собой весь быт семьи Сальских, и особенно охотно ее впитывал Паша. Причем выводы из нее делал противоположные родительским. «Смотри, сынок, – внушали ему, – как нечестные люди добиваются денег и положения в обществе. Видишь, как это нехорошо, некрасиво, неприлично? Вырастешь, всегда поступай честно!» «Зачем же я буду поступать честно, – внутренне возражал сын, – если это не сулит ни денег, ни положения в обществе?» Постепенно у него сформировалось убеждение, что в современной жизни процветают только преступники, а особенно убийцы, которых теперь красиво называли киллерами. Эти представления поддерживались фильмами по телевизору, которые он смотрел в огромном количестве. Сверстники, насмотревшиеся тех же фильмов, сбивались в подростковые группировки, стреляли сигареты и мелкие деньги, красуясь друг перед другом, пробовали алкоголь. Паша таких презирал. Настоящий киллер не должен зависеть от водки и привлекать внимание милиции. Настоящий киллер должен быть физически развитым и уметь убивать разными способами, которые не позволят его вычислить. К пятнадцати годам убежденность Паши Сальского в будущем предназначении привела его в секцию таэквондо. А к двадцати одному году – в морской спецназ. Пока все было легально. Но Павел Сальский готовился к старту...
Жора Рубежов на втором году учений привык уже к тому, что напарник так и не раскроется перед ним, но внезапно их отношения изменились. Произошел знаменательный случай, когда они находились на морских учениях на корабле со старомодным названием «Стремительный». Перед этим Паша пытался подружиться с Михаилом Анциферовым, тем самым долговязым худощавым парнем, у которого в первый день занятий пошла носом кровь, что не заставило его прекратить отжимания. Вскоре выяснилось, что кровотечение было случайностью, а вот анциферовское фирменное упорство – нет. Этот спокойный, сдержанный, со всеми приветливый человек вызывал уважение «морских котиков» и одобрение начальства. Рядом с личным жетоном на цепочке вокруг шеи он носил крестик, и никто не делал ему замечания. Ему удалось усовершенствовать свои не очень хорошие от природы физические данные, и теперь во взводе он считался одним из самых выносливых бойцов, наряду с Сальским. Должно быть, это и послужило причиной попытки Паши сблизиться с Анциферовым, которая закончилась безрезультатно. Неизвестно, что сказал Сальский Анциферову, однако тот вежливо, но бесповоротно его отшил. Тогда Сальский внезапно стал очень добр к Рубежову. Хвалил его. Спрашивал, может ли он быть верным другом.
– Об чем речь, Паша! А чего тебе надо-то?
О том, что надо, Сальский заговорил не сразу. После ужина, во время, которое предоставлялось бойцам спецназа в личное пользование, отвел Жору в закуток на корабле возле машинного отделения, где вероятность обнаружения их была очень мала. Там речь Сальского стала цветистой и убедительной.
Первым делом он сказал о силе мужской военной дружбы. Идти в бой, ожидая получить пулю в спину, – хуже некуда. К сожалению, есть у них во взводе те, в ком Паша не уверен. А именно – Миха Анциферов...
– Анциферов! Ты что, Паша! Вот уж кто не продаст...
– Я тоже на это надеялся. Ты дослушай. И уж хотя бы ты не будь предателем: ты же мой напарник. Мы как братья с тобой. А у братьев не должно быть никаких тайн друг от друга. Вот и я тебе, Жора, тайну открыть решил. Смотри, не продай! Не то будешь иуда хуже Анциферова.
Жора с готовностью выпучил глаза и захлопал еле заметными ресницами, проявляя величайшую готовность сохранить вверенную ему тайну.
Она, оказывается, заключалась в том, что Паша не навсегда решил пойти в морские спецназовцы. Научили его здесь кое-чему, и ладно: спасибо этому дому, пойдем к другому. Умение ловко расправляться с людьми, Жора, пригодится не только на войне. Знает ли Рубежов, сколько американских богачей ждут не дождутся, когда приедут к ним профессиональные киллеры? Эта профессия востребована больше, чем военное ремесло. Военных много, профессиональных киллеров – единицы. Сальский имел определенные связи, помогающие выйти на зарубежных заказчиков, но для того, чтобы начать работать, ему необходим компаньон. Сальский предложил стать им Михе Анциферову, но он отказался, еще и пригрозил донести начальству. Тогда Паша понял, что напрасно искал так далеко: компаньон был ближе, чем он рассчитывал. Это Жора: проверенный напарник, верный друг! Если Жора согласен, скоро они заживут опасной, но интересной и роскошной житухой международных киллеров экстра-класса. Но прежде проверят на практике приемы, что они почерпнули из арсенала «морских котиков». Проверят на иуде Михе Анциферове.
Неужели чуткие ноздри широкого Жориного носа не учуяли душка уголовщины? Как ни прискорбно, Жора обладал опасной особенностью: кто угодно мог убедить его в чем угодно, если умел долго и авторитетно говорить. А Паша Сальский обладал интеллектом выше среднего и убеждать умел... Перед восторженными глазами Жоры уже плавали белые, как чайки, яхты в глубоких южных морях; на палубах яхт бронзовокожие блондинки в купальниках, состоящих из двух еле приметных полосок материи, поворачивались к нему соблазнительными частями тела. И все это будет принадлежать ему, если расправиться с Михой Анциферовым. А если не расправиться с Анциферовым, тогда Пашу посадят и ничего не будет.
Позднее даже инертный мозг Жоры сумел породить вопрос: если все так замечательно, почему Анциферов не клюнул на такое выгодное предложение? Но Паша проявил себя незаурядным обработчиком сознания. Он постоянно был рядом с напарником, он ни на секунду не оставлял его своим вниманием и давил, давил... И в конце концов додавил. Сообщники разработали план первого преступления.
Вся сложность заключалась в том, что курсанты не оставались без надзора ни на секунду. Постоянно на глазах то у начальства, то друг у друга. Если вызвать его ночью в укромное местечко или подкараулить в туалете, где и замочить, то начнется расследование и обязательно свидетели найдутся. Кроме того, предшествовавшие откровения Сальского вряд ли побудят Анциферова куда-нибудь с ним идти. Значит, что остается? Лучшее преступление то, которое совершается на глазах у всех. Как лучше спрятать предмет? Положить его на видное место. Детективы Паша почитывал... Он пришел к окончательному решению: Анциферова убить в якобы случайной драке.
На помощь должна была прийти известная вражда между «морскими котиками» и экипажем корабля. Вражда эта, порождаемая замкнутыми условиями и вынужденным разделением власти, то затихала, то обострялась, но никогда не исчезала совсем. Достаточно было искры, чтобы вспыхнула ссора, переходящая, как нередко случается в военных коллективах, в драку. Так вот, по плану Сальского, задача была простой: выпендриться так, чтобы флотские завелись и полезли в драку. Анциферов в стороне не останется: вмешается, чтобы особо бойких унять. Паша подбежит к нему первым, вступит в бой и закричит, будто Анциферов ломает ему позвоночник. Напарник Жора, само собой, поспешит на помощь, навалится сзади и перервет Михе шею. Придется попотеть, потому что Миха тренированный, двое противников ему нипочем. Но так ведь одним приемам учились. И Жора все равно сильнее Михи. Правда, Жора?
Рубежов нехотя согласился. Сердце ему подсказывало, что обязательно получится какая-то ерунда, но он упорно доверял Сальскому.
В субботу вечером камбуз был заполнен как моряками, так и курсантами. Из начальства никого не было: хорошо! Компании не смешивались, но все вели себя дружелюбно: никто не лез на рожон. Предвоскресную идиллию нарушил Сальский, прицепившись к одному из членов экипажа, радисту, который уже третью неделю пребывал в черной меланхолии:
– Юра, а ты чего смурной?
– Да так, – отстранился радист.
Но Паша настаивал:
– Нет, Юр, ты это зря. Мы все тут друзья твои, а не кто-нибудь. Скажи, ты чего смурной? Тебе, может, на «Стремительном» не нравится?
Жора заметил, что к диалогу прислушался матрос Воробей. Воробей – не прозвище, а фамилия: по комплекции этот жирноватый здоровяк с маленькой головой напоминал скорее пингвина. Однако фамилия соответствовала его драчливому, вздорному характеру. Воробей слушал, как «тюлень» пристает к «флотскому», и угрожающе расправлял плечи. Теперь от Паши требовалось не робеть, а дожимать:
