– «Галя! Прости. Сейчас тебе...»
Плечи Галины вздрогнули, словно ее по спине ударили хлыстом, и Варя продолжила чтение про себя:
«...больно, но ты поймешь меня. Я не могу поступить иначе. Поцелуй Варьку. Твой С. В.».
– «Поцелуй Варьку», – повторила Варя. – Мам, ну поцелуй меня, ты чего?
Наконец-то она, словно переступив какой-то барьер, нашла в себе силы обнять мать, которая порывисто поцеловала ее в щеку и зарыдала на ее плече. Как будто Варя – взрослая, а мама – маленькая. Для Вари это было новым, ошеломляюще непривычным. Раньше всегда папа утешал маму, когда она плакала, а теперь Варе словно пришлось играть роль собственного отца. И она не понимала, нравится ей эта ответственная роль или нет.
– Ничего не понимаю, – громко высказалась Варя, чувствуя, как материнские слезы туманной мелкой влагой орошают ее шею.
– Ты все понимаешь, Варюша... Не нужны нам эти утешения, надежды эти – не нужны!
– Мама! Ну да, это как-то... похоже на предсмертную записку. Но папа же не мог... никаких причин не было...
Галина вдруг вырвалась из объятий дочери. Извернулась, как скользкая большая рыбина, уставилась на нее в упор злыми мокрыми глазами.
– Не прикидывайся! – завопила Галина. – Все ты понимаешь, ты уже взрослая! Не защищай отца!
– Мама, да ты о чем? От чего я его защищаю?
– Он ушел! Он бросил нас! И даже не поговорил со мной... Записку написал – и все: на, мол, тебе!
– Как ушел? Куда ушел?
– А куда уходит мужик в тридцать девять лет от жены, которой сорок три? – продолжала бушевать Галина, но крик ее иссякал, сбивался на хрип. – К другой женщине! Молодой и красивой!
Варя посмотрела на мать с неподдельным удивлением и ужасом. Ничего не зная о многолетней ревности, разъедавшей Галинино сердце, как едкая щелочь, девушка была близка к мысли, что мама от горя сошла с ума. Трудно было поверить, что папа мог убить человека, но то, что он мог променять их с мамой на какую-то постороннюю женщину, – это вообще уже выходило за пределы всяческого вероятия.
И эта записка – в ней не было ничего, что указывало бы на то, что папа... ну что папа снова полюбил... Алое зарево полыхнуло перед глазами девушки, будто у нее в голове взорвалась начиненная возмущением граната.
– Все ты врешь! – заорала Варя на мать. – Все ты выдумываешь ерунду какую-то! Папа всегда любил только тебя, это ты, видно, его совсем не любишь!
– Варя, послушай...
– Слушать не хочу!
Словно спасаясь от стихийного бедствия, Варя понеслась к себе в комнату. Хорошо, что сейчас лето: сбросить легкий халатик и влезть в джинсовую юбку и клетчатую рубашку – пара минут. Галина стояла в дверях, потом последовала в прихожую, где Варя, стиснув зубы, принялась возиться со шнуровкой кедов, и все это время мать пыталась что-то договорить, но дочь демонстративно молчала, показывая, что совсем ее не слушает.
– Варюша, я бы не поверила никому другому, но я его видела... Нашего папу... С этой сукой!
Дверь хлопнула так, что с потолка посыпалась побелка. Прозвенел вниз по ступенькам ожесточенный девичий бег.
Галина снова осталась одна. Теперь – совсем одна.
– А все-таки, Таня, ну что у вас за профессия? Не понимаю! По-моему, если человеку нужна какая-нибудь вещь, допустим мясные консервы, он идет и покупает. И чтобы узнать, те ли это консервы, которые он любит, просто прочтет на банке состав, вот и все. Лично мне реклама не нужна. Я ей не верю. Не то чтобы я вас осуждал, но честно, что думаю, то и говорю.
Такие провокационные разговоры вел Антон Плетнев с Таней Ермиловой, пытаясь вызвать ее на откровенность. Может, когда она разозлится в ответ на упрек ее любимой профессии, разговорится о том, что за авантюру она собирается провернуть с исполнительным директором. А то молчит как партизанка! Переживай тут за нее... дурочку...
Против ожидания, Таня не обиделась и не рассердилась. Она всего-навсего улыбнулась, но не обычной, озорной улыбкой, а тонкой, превращавшей ее из парнишки в даму, и спросила:
– А вы полагаете, Антон, что, делая покупки, люди руководств0уются исключительно рациональными причинами?
– Если это богачи, которым деньги девать некуда, – твердо высказался Антон, – то, наверное, они покупают вещи, которые им вовсе не нужны, только чтобы поддерживать престиж. А обычные люди, тем более бедные, – да, исключительно рациональными. У них денег в обрез. На самое необходимое с трудом хватает, где уж тут лишнее покупать!
– А вот представьте себе, Антон, такую ситуацию. Двое молодых супругов ограничены в средствах и не могут позволить себе, как вы сказали, ничего лишнего. Но у мужа осталась еще с досемейных времен такая страстишка, как коллекционирование – чего бы? – ну, к примеру, гоночных автомобильчиков. Жена замечает, что, когда они идут куда-нибудь вдвоем, муж ненадолго останавливает взгляд на витрине, где выставлена новая модель автомобильчика, которой как раз не хватает в его коллекции... Но только – ненадолго! Муж прекрасно знает, что игрушка эта дорогая и бесполезная. Знает об этом и жена. Но она также знает, что она любит мужа и хочет доставить ему удовольствие. Поэтому накануне его дня рождения она все-таки пробивает брешь в семейном бюджете и из никаких денег покупает ему автомобильчик. Все довольны и счастливы. Хотя ничего полезного они не приобрели и, наверное, им придется себя в чем-то урезать... Но в этот день рождения они получили столько радости от бесполезного автомобильчика, сколько не доставили бы им необходимые продукты, купленные на ту же сумму.
Антон задумался.
– Счастливы самым необходимым, Антон, только самые примитивные племена. Любая цивилизация построена на лишнем. Так что, пока мы не докатимся до уровня африканских пигмеев, люди моей профессии не пропадут.
– Неужели любая цивилизация? – Антон проявил долю скептицизма. – А как же Советский Союз? В советские времена рекламы не было!
– Была, и еще какая! Только рекламировались не товары, а социальный строй. Сейчас, по крайней мере, не хочешь покупать товар – и не покупаешь. А советскую идеологию всем подряд навязывали...
В словах креативного директора содержалась некоторая уязвляющая правота, с которой Плетнев смиряться не хотел. И он ответил – горячо, хотя и не в соответствии со строгой логикой:
– А по-моему, эти молодые супруги, вместо того чтобы на игрушечную машинку тратиться, лучше занялись бы любовью. Или сходили бы погулять на природу – в лес, в поле, в парк. Вот и было бы им бесплатное удовольствие... В конце концов, если есть любовь, разве нужен товар? Это только одинокие дамочки средних лет увлекаются шопингом, ну и еще такие, которых мужья не удовлетворяют...
Антон замолчал, сообразив, что слишком далеко зашел. А что, если Таня не замужем? Похоже, так оно и есть... И то, что ей намного больше двадцати, он с первого взгляда просек правильно... И тем не менее, как идиот, брякнул! Ничего себе сотрудничество получилось! Попрет она его сейчас из агентства, обязательно попрет...
Но Таня снова не рассердилась. Хотя у губ возникла горькая складка.
– Любовь, Антон, – это самая дорогостоящая вещь на свете. Дается бесплатно, а платить приходится всю жизнь.
Это она точно припечатала! Это было близко и понятно Плетневу. Он любил свою жену – и после ее гибели заплатил за любовь нервным срывом и мучительным пребыванием в психиатрической клинике. Он любит сына – и постоянно расплачивается беспокойством о том, жив ли Васька, здоров ли, все ли с ним в порядке... Все правильно. Как говорится, закон бытия.
А чем расплачивается Таня Ермилова? Креативный директор производила впечатление бодрой и веселой, как всегда на рабочем месте, но веки у нее припухшие, покрасневшие. Много плакала? Мало спала? В чем причина этих бессонных ночей и тайных слез? В чем причина этого горького замечания о любви, которое мог сделать только человек, не понаслышке знакомый с любовью и с ее последствиями...
