Все-таки двадцать лет с той поры прошло…
Но что бы ни вспомнилось, никуда вообще не годилось. Морально устойчив… Скромен в быту. Общителен и терпим. Нет, терпимого там не было. Было – «охотно выполняет поручения руководства…». Или – партийные поручения? Да какая там партия! После смерти Брежнева в нее уже и палкой загнать было невозможно. Там все больше на быт напирали, на твердость убеждений и высокую профессиональную ответственность при решении задач, выдвинутых партией. Вот это и было…
Оно только кажется, что голова ничего не помнит. А если не о ней речь, то рука помнит точно. И через полчаса напряженного сопения Турецкий выдал «на-гора» такое, от чего и самому не было стыдно. А главное, все уложилось в пяток емких фраз.
Закончив «труд», позвонил в приемную, поинтересовался, кто у Меркулова. К нему приехали думцы, дьявол бы их всех побрал. Ведь час – не меньше – будут морочить голову. Жаль, настроение было таким, что поговорить с Костей по душам пришлось бы в самый раз. Ну что ж, будем ждать.
Чтобы не затягивать с важным делом, не поленился, сходил в приемную к Косте и попросил Свету напечатать характеристику на Петлицына Максима и так далее, практиканта, ну и все что положено в «шапке».
Но когда Света прочитала написанный им текст, она вскинула на Турецкого изумленные глаза.
– Что-нибудь не то? – насторожился он.
– Это что… – растерялась Света. – Он столько уже успел сделать?
– Так ведь профи! – ухмыльнулся Турецкий. – Ну и… маленько аванса. Без этого тоже ведь нельзя, верно? Так ты напечатай, пожалуйста, чтоб аккуратно, красиво вышло. Без ошибок. А я, когда пойду к Косте, сразу и подпишу. Ты же в понедельник положишь ему на стол вместе с другими бумагами и эту. Я еще подкину немного. Позже. И еще просьба, Света, день у нас сегодня знаешь какой – пятница. Поэтому как только те хлопцы стульями задвигают, чтобы уходить, ты мне тут же и звякни. Чтоб я успел проскочить к нему до прихода какой-нибудь следующей команды, хорошо?
И по глазам Светы понял, что лично она, например, всю жизнь мечтала именно о таком вот руководителе практики. И чего она напросилась на делопроизводство? Вот и сиди теперь…
– Я все сделаю! – тихо, но полностью сгорая в пламени собственной страсти, сказала она проникновенным голосом.
– Я верю тебе, – с нежностью произнес Турецкий и прижал ладонь к сердцу…
В своем кабинете он достал все блокноты и материалы, касавшиеся закрытого дела по банку «Атлант- универсал» и ЧОП «Центурион», разложил на столе и сел писать свое заключение. Специально для Кости. Которое тот тоже получит уже в понедельник.
Турецкий настаивал на возбуждении производства по делу по вновь открывшимся обстоятельствам. В соответствии со статьей 386 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. А «новых обстоятельств» хватало с избытком.
Снова, как в прошедший понедельник, когда Костя устраивал ему выволочку в своем кабинете в присутствии Славки Грязнова, Турецкий начал выстраивать логическую цепь событий. Но уже не устно, а на бумаге, создавая тем самым документ, от которого просто так отмахнуться уже не удастся. Как бы кому-то там, наверху, этого ни хотелось.
Он не писал о том, что устроил, по существу, провокацию, заставив противника явиться за спрятанными документами. Он назвал это оперативными мероприятиями, побудившими бандитов активизировать свои действия. Так что понимай как хочешь. А что дело закончилось стрельбой, так на то они и бандиты. Имеются акты криминалистической и судебно-медицинской экспертиз, акт опознания убитого Слесаря. Имеются также показания свидетелей. Много чего имеется.
Далее следовало подробное изложение беседы в «Фиалке» с прозвучавшими в адрес «важняка» угрозами и предложением крупной взятки. Написал и о дальнейших звонках и предостережениях, об угрозах похищений членов семьи. Об убийстве официанта Семенова, о проститутке Нонне, с которой он вступил в краткий контакт, чтобы выяснить, кто конкретно осуществляет операцию по устранению следователя. О попытке отравления.
Описывая те или иные события, Турецкий, если не имел в данном вопросе твердой фактуры, указывал, где можно было бы ее получить. Упомянул и о Владлене Богаткине, который, по его мнению, мог владеть необходимой информацией на сей счет.
Конечно, он понимал, что так раздеваться перед «лицом общественности» вообще-то негоже. Но Турецкий писал документ, причем такой, после которого в самом деле нельзя было бы больше никому заткнуть рот.
Выводы его были жесткими и однозначными. Материалы, указывающие на прямую связь руководства «Центуриона» с измайловской оргпреступной группировкой, наверняка можно получить в Главном управлении по борьбе с организованной преступностью, откуда изгнаны еще не все честные работники. А чего стесняться-то? Пора называть вещи своими именами. Вот Косте читать все это будет, конечно, нелегко. Однако ничего не поделаешь, придется и ему посмотреть правде в глаза.
О себе Турецкий уже не думал. Это был как бы его завет товарищам. А заветы, известно, пишутся от чистого сердца. Иначе это никакие не заветы, а служебные наставления. А вот наставлять Турецкий никого не любил. Хоть и числился наставником некоторых молодых сотрудников.
Перечитывая написанные страницы, Александр Борисович даже немного удивился: в очищенном от эмоций виде его версия выглядела весьма убедительной. Hе хватало лишь каких-то еще деталей, которые завершили бы картину. Но каких?
Догадки и предположения обретут вес, только опираясь на неопровержимую фактуру. Все указывало на то обстоятельство, что бывший генерал госбезопасности Остапенко до сих пор пользуется твердой поддержкой где-то на самом верху. Вспоминая собственные, давно уже ушедшие в архив, громкие «нефтяные», «банковские», «оружейные» и прочие дела, Турецкий все прикидывал, где и когда могли пересекаться пути всесильного почему-то ныне директора «Центуриона» и ловких магнатов нарождавшейся тогда «новой» России, благополучно ушедших от суда в силу ряда обстоятельств, а прежде всего нежелания высшего руководящего звена государства наказать коррупционеров по всей строгости закона. Нувориши, чувствуя собственную безнаказанность, наглели еще больше, откровенно уже плюя на закон. А все прошлые руководители Генеральной прокуратуры после команды сверху прекратить дело, отстранить следователя, найти «крайнего» и на него вылить гнев послушной Фемиды, вставали по стойке «смирно» и более чем торопливо исполняли указание.
