Вот оно и объяснение! Ничего себе, рисковая дамочка! Он протянул ей картонную карточку, на которой был написан только номер его телефона.
— Вот возьми, спрячь подальше и, если что, понимаешь?.. А теперь дуй прямо в ванную и наложи макияж, мы с тобой, кажется, здорово перестарались. Но уверяю тебя, я это делал с огромным удовольствием.
— Да иди уж! — страстно изнывая, зашептала она, закатывая при этом глаза, словно готовясь «хлопнуться» в обморок.
И Володя, сбегая по ступенькам, лишь покачивал головой и ухмылялся про себя. Марина, по его твердому личному мнению, заслуживала куда большего уважения, чем он еще вчера предполагал. А что взбалмошная, что авантюристка? Но ведь именно таких женщин Яковлев в душе и уважал-то по- настоящему… Не говоря о том, что желал.
5
Когда Яковлев покинул министерство, отправившись к вдове министра, Владимир Поремский остался там, чтобы, по его словам, «прошерстить» сальниковскую команду. В то, что авиакатастрофа оказалась неслучайной, и двух мнений не было. А раз это так, то причину ее следовало искать именно среди тех проблем, которые могли вызвать резкие и несовместимые противоречия в рядах сильных мира сего. Просто из одного желания подсидеть соперника убийства в такой форме не совершаются. Хотя в наше время, рассуждал Поремский, гробят и по куда более мелким причинам. Но и это скорее исключение, чем правило.
И он решил совершить в буквальном смысле обход всех «значительных» кабинетов, у хозяев которых личные, надо понимать, шкурные интересы могли превалировать над государственными. Подумал, прикинул и вдруг с ужасом понял, что ему не удастся пропустить ни одного кабинета. Тем более что во главе угла стоял вопрос о «трубе»! Вопрос о многих миллиардах! И тут уж речь не о престиже державы, а о том самом, сугубо шкурном взгляде на проблему.
Первого заместителя, как знал Владимир, в министерстве не было, он до сих пор, уже вторую неделю, по словам начальника Управления кадров, «рулил» расследованием в Белоярске. Какая это могла быть за «рулежка», Поремский прекрасно себе представлял, если учитывать еще и то обстоятельство, что ему было отлично известно отношение Александра Борисовича к подобным «рулевым».
Ну, раз нет «первого», пройдем по остальным, решил он. Борис Михайлович Рогатин, как лицо максимально ответственное, взял на себя роль глашатая и оповестил всех замов о том, что с ними со всеми будет беседовать старший следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Без объяснений причин, сами должны догадываться.
Он, этот бывший генерал ФСБ, как человек, съевший наверняка не одну собаку на поприще многолетнего служения Отечеству, сразу высказал Владимиру четко сформулированную им самим точку зрения на это уголовное преступление в государственном масштабе. И его мнение полностью совпадало с мнением самого Поремского — драка за жирный кусок. И это ни для кого не было новостью: стоило только взглянуть ретроспективно на практику капиталистического развития в России начала и середины девяностых годов недавно ушедшего века, как вырисовывалась аналогичная картина. Отстрелы, бандитские разборки, автомобильные аварии, взрывы машин и офисов, авиакатастрофы — все это уже было, все подробно проходили, и ничего нового не случилось под луной.
Но тогда почему же с упорством, достойным лучшего, как говорится, применения, и белоярские следователи, и государственная аварийная комиссия «грешат» исключительно на какие-то ошибки пилотов и диспетчеров? Почему именно эта точка зрения муссируется и в министерстве? И зачем тогда вмешивается в уже проводимое расследование Генеральная прокуратура? Зачем Кремль требует какой-то иной правды? Это значит, никто наверху не верит в случайные ошибки. А вот на вопрос, почему не верят, ответ самый простой и лежащий фактически на поверхности. Потому что на кону гигантские суммы, а значит, и влияние — на экономику и, в конечном счете, на большую политику.
Постоянно находясь на прямой связи с Турецким, Поремский знал уже о первичных результатах расследования, проведенного в Сибири, располагал и мнением Александра Борисовича по этому поводу, и их соображения совпадали в главном. Но Турецкому, который в настоящий момент начисто отвергал доводы о «случайных ошибках» и работал пока главным образом в направлении поиска исполнителей, требовались заказчики, а таковые могли находиться, по его твердому убеждению, только в Москве. И, кстати, совсем не обязательно в самом министерстве. Хотя и такую версию требовалось тщательно отработать, как и версию семейную, над которой бился Яковлев. Здесь не должно было остаться ни одного темного пятна. Зато отметая ненужное, можно было выделить, наконец, основную версию. А затем тщательно ее документировать, отработать, ну и потом… Словом, истинно сказал поэт: «Покой нам только снится…»
Владимир полагал, что беседы, как он в мягкой форме называл допросы высокопоставленной публики, на дух не принимавшей стандартной юридической терминологии, займут по меньшей мере два- три дня. Но старый чекист сумел организовать ему дело таким образом, что следователь не потерял ни одной лишней минуты, дожидаясь в приемных. Не любил, видать, Борис Михайлович чиновников, особенно тех, что сидят повыше, считал их дармоедами на народной шее и не скрывал своего негативного отношения к ним перед молодым следователем.
Владимир даже не утерпел и во время короткой передышки с легкой иронией поинтересовался у кадровика, каким это образом тот ухитряется занимать свой ответственный пост с таким, мягко говоря, негативным отношением к руководящим кадрам.
— А я — генерал, — смеясь, ответил Рогатин, — чего они со мной сделают? Я порядок знаю, а они этим похвастаться не могут. Да и не все они такие отпетые, это уж я так, для красного словца. Ну, говорят чего дельного? — Он определенно чувствовал себя соучастником расследования.
— Рассказывают… Много полезного — для понимания проблемы… Но вот некоторые — Маслов, Коженков, еще один товарищ, из Главного управления ресурсов, кажется… все они показывают, что основную роль в создании программы «Восточного проекта» сыграл первый заместитель Сальникова — Смуров. Но позже между шефом и его замом начались трения, которые едва не кончились взрывом. Однако дело уладили миром, и Смуров улетел готовить региональное совещание. Собственно, на этом все и закончилось. По некоторым сведениям, в регионах был одобрен не вариант, предусмотренный президентом и правительством, а альтернативный, и какова будет на это реакция Кремля, никто с уверенностью сказать не может. А что касается альтернативного проекта, то о нем полностью в курсе, пожалуй, один человек, который и сводил воедино окончательный и согласованный в инстанциях вариант. Это помощник покойного министра — Потемкин.
— Есть у нас такой, — подтвердил кадровик. — Его Юрием Игоревичем зовут. Из молодых. Позвать?
— Было бы неплохо, если бы знать, где он. Секретарша Сальникова, во всяком случае, ответить на этот вопрос мне не смогла. Говорила что-то вроде того, будто он отпросился еще у Сальникова на пару дней, просто отдохнуть после трудной работы. Но все последние дни находился на месте, а сейчас как бы решил, наконец, воспользоваться такой возможностью.
— Она домой Юрию не звонила? — спросил кадровик.
— Я не просил ее о такой любезности.
— Найдем… Есть вопрос: а почему я не знаю? Непорядок. Вот вам опять то, о чем я говорил. Отвыкли от порядка. Приучали-то долго, а как сбросили с себя «оковы социализма», — Борис Михайлович презрительно хмыкнул, — так сразу все — коту под хвост! Сейчас распоряжусь, со дна достанут, раз нужно…
И ведь достал.
Юрий Потемкин, которого называть молодым человеком можно было довольно условно — ему было уже за тридцать, как стало понятно из первых же его ответов на вопросы Поремского, отказывался от сотрудничества со следствием. Он ничего не знал, ни о чем не ведал, а разговоры, будто это он готовил материалы к «Восточному проекту», — не более чем красивая легенда. В курсе? Да! В смысле, приносил их на стол министра, но, главным образом, на стол его первого заместителя, который, собственно, и считался куратором проекта. А конкретных разработчиков был вагон и еще маленькая тележка — подведомственный институт, главные управления и отделы министерства. «ВэПэ» — как его называли для простоты — являлся плодом коллективного ума. Так что если говорить в общих чертах, ничего нового следствие не узнает,
