учились, вместе и работать будем.
Идею в ее первоначальном виде никто не оценил.
— Кинг, ты, конечно, щедр, как король, — сощурился Ефимов, — но я этого коллективизма не понимаю. Лично я не собираюсь связывать всю жизнь с твоей химической богадельней. Допустим, мы восстановим производство — что, кстати, еще не факт, — но дальше быть прикованным к одному предприятию…
— А если не к одному?
Отрицать не получится, первый импульс подал Рубен Айвазов. Но развил его, как всегда, Валька Баканин. И, как всегда, дергая себя за нос, что у него служило признаком интенсивности мышления:
— Парни, вы чего? У нас же не крепостное право, никто никуда не прикован. Давайте создадим такую… ну, что ли, бригаду! Передвижную, мобильную, современную! Приходим на умирающее предприятие и комплексно, совместными усилиями делаем все, чтобы его спасти. Будем лечить бизнес так, как врачи лечат больных. Используя свои знания и умения, а они у нас есть, парни…
Дружеское обращение «парни» не показалось смешным даже присутствовавшей на этой легендарной вечеринке Марине. Никто не смеялся. Все думали.
— А что мы с этого поимеем? — первым озвучил всеобщие сомнения Ефимов.
Валькин нос горел, как верхнее оконце светофора, свидетельствуя о том, что этот вопрос тоже не останавливает полет его делового вдохновения.
— Нет проблем! Мы не только спасаем предприятие, но и оказываемся в числе его совладельцев. За умирающее предприятие никто цепляться не станет, а когда оно станет рентабельным, прибыль — нам. Идет?
— Надо посоветоваться с юристами, — заявил Леонид. — У меня как раз есть один знакомый… одна знакомая… Идея сомнительная, но может, и проканает…
Но все поняли так, что идея замечательная. А Ефимов злится потому, что не он это выдумал. Друзья знали за ним эту не самую приятную черту: хоть и получит пятерку на экзамене, а все-таки пошлет недоброжелательный взгляд в сторону того, кого строгий экзаменатор похвалил больше. Вот ведь, оказывается, даже умные люди бывают завистливы…
Но с этим ефимовским качеством охотно мирились. Мало ли у кого какие недостатки! В конце концов, все они друзья! А теперь еще, кроме студенческой дружбы, их связывает членство в «бригаде реаниматоров».
Кстати, название придумал Леонид Ефимов. После того, как по своим юридическим каналам удостоверился, что идея и впрямь стоящая…
Следователь по особо важным делам Сергей Владимирович Алехин, как уже догадался читатель, не придавал особого значения нарушениям законности. Точнее сказать, он походя нарушал все, что можно нарушить. Однако в одном пункте он остался скрупулезно верен букве закона, а именно: даже он не осмелился лишить Баканина встречи с адвокатом. Как положено, один на один. Правда, адвокат был не тот, которого выбрал бы для себя Баканин, а тот, которого дал ему Алехин…
Собственно, последний факт и послужил источником недоверия, которое питал Валентин к своему навязанному врагами защитнику. Да полно, будет ли этот человек его защищать? Такова ли его функция? А может быть, вопреки обязанностям адвоката, он станет склонять подзащитного к тому, чтобы признать все нелепые обвинения, которыми его тут закидали? Наверняка станет уверять, что Баканину не избежать тюрьмы и лучшее, что он может сделать — добиться, чтобы скостили срок… К чертям собачьим такую защиту! Валентин Баканин невиновен, слышите вы, не-ви-но-вен! У него есть свое доброе имя, у него еще осталась такая непостижимая, эфемерная для некоторых штуковина, как честь. Что там говорил Алехин насчет адвоката? «Если не хотите этого, не получите вообще никакого», что-то наподобие того. Ну так пожалуйста! Лучше Баканин будет защищаться сам! По крайней мере, сам на себя он всегда может положиться. Кажется, он сам — это единственный человек, которому в этом гадюшнике стоит доверять…
Вышеприведенные соображения, правда, в более вежливой форме, но так же эмоционально Валентин Баканин обрушил на Бориса Аристарховича Фадина. Валентина можно было понять: мало кто на его месте удержался бы от выплеска эмоций. После предъявления обвинения в КПЗ ему всю ночь не давали спать. Мало того что в переполненной камере и без того не больно-то хорошо спится, так еще история: только начинаешь засыпать, вдруг — грубый толчок в плечо! Кто толкнул? Поди разберись, когда все помещение вплоть до лампочки над дверью забито ожидающими решения своей участи! Снова начинает засыпать — снова его пинают, метя по лодыжке… В конце концов Валентину пришлось сознательно бороться со сном, то и дело соскальзывая в болезненную горячую полудремоту. Но если кое-кто думает, что такими методами вынудит его подписать самооговор, этот кто-то крепко просчитался.
Борис Аристархович Фадин выслушал подзащитного не перебивая, только мелко пошмыгивая носом, словно, как животное, воспринимал главную информацию не зрением и не слухом, а нюхом. Очевидно, запах Валентина заставил его загрустить, потому что редковатые русые брови Фадина расположились домиком, придавая лицу сочувственное выражение.
— Уважаемый Валентин Викторович, — мягко сказал Фадин, — я понимаю, у вас много оснований мне не доверять…
Валентин, истощивший запасы красноречия, кивнул. Он несколько дней не брился, и светлая, жесткая, отрастающая пучками щетина не украшала его помятое, выжатое бессонницей лицо. Прибавьте сюда плачевное состояние одежды — как мало нужно, чтобы внешне превратить крупного бизнесмена в бродягу!
— И я могу подтвердить, что вы правы в своем недоверии, — неожиданно завершил Борис Аристархович. — Не знаю, много ли мне удастся для вас сделать. На меня оказывают сильное давление, так же как и на вас. Ваше дело шито белыми нитками, но уж кого здесь хотят засудить, того засудят. Только не думайте, что я против вас. Да, горько бывает видеть, как преступник ускользает от заслуженного наказания, но еще горше, когда наказанию подвергается невиновный…
Валентин, выпрямившись на привинченном к полу стуле, смотрел на своего адвоката расширенными глазами:
— Но если вам горько это видеть, то постарайтесь! Сделайте же что-нибудь! Не бывает так, чтобы не оставалось совсем никакого выхода!
— У вас есть влиятельные знакомые, которым вы полностью доверяете? — деловито спросил Борис Аристархович.
Валентин воспрянул в надежде, но сразу же поник, точно вспомнил что-то неутешительное:
— Здесь, в Александрбурге, или в Москве?
— Хоть в Аддис-Абебе. Гарантирую, что свяжусь с теми, кого вы назовете, и передам, где вы и что с вами.
Валентин пристально уставился в невыразительное, малопримечательное лицо Фадина. А что, если адвокат все-таки ненадежен? Что, если таким способом он вынуждает обвиняемого назвать своих покровителей, чтобы вывести их из игры? А что, если, называя своих друзей и знакомых, он ставит их под удар? Их могут убить, избить, похитить — шайка-лейка, которая захватила его, способна на что угодно… Но если Валентин не ухватится за соломинку, которую протягивает ему Фадин, другой такой оказии может и не представиться. Тогда глава концерна «Зевс» сгниет в александрбургских застенках, и об этом так никто и не узнает. А, была не была!
— Хорошо, записывайте. Московский адвокат Роберт Васильев. — Валентин продиктовал Фадину номер мобильного телефона Роберта, который на всякий случай заучил наизусть. Вот когда он пригодился! — Также в Москве: адвокат Юрий Гордеев…
— Юрий Петрович? Из десятой юрконсультации?
— Вы с ним знакомы?
— Нет, но наслышан. В адвокатских кругах России Юрий Гордеев — фигура видная. Если он на вашей стороне, ваши дела не так уж плохи!
