Энн Хопкинс, младшая горничная отеля «Плаза», открыла номер в самом конце коридора шестнадцатого этажа, зашла внутрь и втащила за собой пылесос. В руках у нее была пачка свежего белья. Энн предстояло убрать номер и подготовить его к заселению.
Что-то напевая, она положила белье на кровать и вставила штепсель пылесоса в розетку. Номер был большой — полулюкс, так что работы предстояло много. Оставить в номере хоть пылинку, хоть какую- нибудь крошку было совершенно исключено — в отеле за этим смотрели очень строго. И, надо сказать, платили соответственно.
Энн уже почти заканчивала пылесосить ковер, когда за ее спиной неслышно открылась входная дверь. «Неслышно» потому, что Энн не могла слышать звук открываемой двери из-за шума пылесоса. Она спокойно продолжала работать, что-то бормоча себе под нос.
И, конечно, очень перепугалась, когда внезапно почувствовала, что ее шею сдавливают чьи-то очень сильные пальцы. Энн хотела закричать, но это ей не удалось. А если бы и удалось, то никто бы не услышал. Все из-за этого чертова пылесоса.
Энн потеряла сознание. И не чувствовала, как те же самые ловкие и сильные руки расстегивают на ней форменное платье, связывают лодыжки и запястья, вставляют в рот кляп...
Телефон звенел как сумасшедший. Он у меня старый, массивный, из тяжелого черного эбонита. Сде лали его, наверное, еще при Сталине. Поэтому в нем чувствуется основательность — толстая подставка, большая, как в уличном таксофоне, трубка, солидный вес. Ну и звонок, конечно, соответствующий. Пронзительный и оглушающий. Бегемота может разбудить.
Пожалуй, это единственное, что мне не нравится в этом телефоне. Потому что, когда он будит меня по утрам (а это, как вы уже, наверное, заметили, случается довольно часто), спросонья кажется, что голову поместили внутрь царь-колокола. Разумеется, когда он был еще в рабочем состоянии.
Отработанным жестом я нащупал трубку:
Да. Турецкий слушает.
Разумеется, это был Меркулов:
Саша, доброе утро.
Я разозлился не на шутку:
Слушай, Костя, тебе не кажется, что я хоть и служу в бардаке, который в шутку именуется Гене ральной прокуратурой, но, как и все граждане, имею конституционное право на сон. И, заметь, ты его систематически нарушаешь. Я буду жаловаться. В ООН! В комиссию по правам человека!
Ну ты же знаешь, Саша, зря я тебе звонить не буду. Охота была...
Хм... Как знать. Что, опять мне поручают неразрешимое дело?
Меркулов вздохнул:
Да нет. Это все то же.
Насчет убийства Сереброва?
Теперь уже двух убийств.
Я резко сел на кровати.
Что?!
Да, Саша. Сегодня утром убили Старевича.
Вот и не верь после этого в интуицию. Я же говорил, что до конца еще далеко!
Где это случилось?
У него на даче. Труп обнаружила жена. Убили, судя по всему, еще вчера.
Вот почему у него не отвечал телефон! Какой же я осел!
Где находится дача? Я немедленно выезжаю.
В Калчуге. Это недалеко от Барвихи. Сам не найдешь. Я тебя буду ждать через два часа на повороте с Рублевки.
Через полтора.
Не успеешь. Через два.
Он вздохнул и добавил:
Торопиться уже некуда.
Я вскочил с постели и, натягивая брюки, заорал:
Ира, готовь кофе! Срочно!
Интересно, когда это тебе надо было не срочно? — проворчала Ирина из кухни.
Жора Мунипов готов был кусать локти от досады. Это же надо умудриться посеять самое главное. То, ради чего он летел в Америку. Сначала обходными путями он добирался до Шереметьева, потом всю дорогу боялся, что они достанут его в самолете. А потом, когда он уже было подумал, что все позади, началась эта дурацкая погоня. И как они обо всем пронюхали? Он чуть было не умер от страха.
Если бы не этот таксист, не было бы уже Жоры Мунипова на белом свете.
В Нью-Йорк он приезжал не в первый раз. В основном, конечно, по делам своего брата, Валеры. Но по разным закоулкам, по которым ему пришлось удирать от погони, ему до этого ходить не приходилось. Преимущественно Жора видел центр Нью-Йорка, причем в основном из окна автомобиля Валеры. Поэтому втройне удивительно, как это ему удалось сориентироваться и уйти от банды головорезов, преследующих его по лабиринту грязных улиц Нижнего Бронкса. Видимо, помогло детство, проведенное среди кривых закоулков старой Астрахани. Как бы там ни было, от погони Жора ушел...
Но то, что обнаружилось потом, свело на нет все усилия. Жора чуть не взвыл, обшарив все карманы, все отделения своей сумки, переворошив все свое белье. Записной книжки не было.
Лучше бы они его убили.
Жора бухнулся в глубокое кожаное кресло, взял с журнального столика коробок спичек с золотой надписью «Plaza» и закурил. Обронить книжку он мог только в такси или на улице, когда удирал от пюих преследователей. Если случилось второе, то она либо безвозвратно потеряна, либо попала в руки... нет, об этом лучше не думать. Первый вариант все-таки не так безнадежен. А вообще, разыскать этого таксиста не так уж трудно. Марку машины он запомнил, рожу таксиста тоже. Если он сел в его машину в аэропорту, то, значит, таксист обязательно появится там снова. Они обычно регулярно бывают на одних и тех же местах.
Жора встал с кресла и потянулся. Нет, все не так уж и плохо. Терпимо, скажем так.
Он поднял трубку. Нужно было позвонить Валере. Сообщить, что приехал, рассказать о случив шемся... Жора покрутил трубку в руках и снова опустил на рычаг. Нет, звонить пока незачем. И рассказывать Валере о пропаже книжки не надо. Звонить он будет, только когда разыщет книжку. А он обязательно разыщет ее.
Хорошо еще, что не потерял кредитные карточки. А то бы не удалось даже в гостинице поселиться. Ведь ему строго-настрого было запрещено контачить е лишними, а тем более с незнакомыми людьми.
Жора включил телевизор и стал нажимать кнопки пульта дистанционного управления. Программ уйма, штук семьдесят, если не больше, а смотреть нечего. Или новости, или реклама. Прямо как у нас. В конце концов Жора наткнулся на «Терминатора-2». Конечно, жалко, что на английском языке. Ну что поделаешь— Америка... К тому же «Терминатора» он знал почти что наизусть. Так что можно было обойтись и без перевода.
Вдруг в дверь постучали.
Жора вздрогнул, напрягся. Если они его нашли... Он зарегистрировался на свое имя. А что было де лать? Администратор моментально определил русского и потребовал паспорт, хотя это и было против американских гостиничных правил. А потом еще долго и придирчиво изучал въездную визу.