Он нагнулся ко мне и тихо спросил:
А вы?
Я разозлился:
Послушайте, Стриж, вы вынуждаете меня произнести банальнейшую фразу, что вопросы в этом кабинете задаю я.
Ну зачем же вы так, гражданин Турецкий. Я к вам, можно сказать, за помощью, а вы...
Нет, вы только посмотрите на этого хама! Он меня еще и укоряет!
Стриж действительно вполне освоился в моем кабинете и даже достал из кармана плоскую жестя ную коробочку с голландскими сигарами. Кстати говоря, мне показалось, что страх в его глазах куда- то испарился. Теперь я видел перед собой только сытого, благополучного и, видимо, очень богатого человека.
Если бы не полная пепельница на моем столе, я бы обязательно запретил ему курить. Просто из принципа!
Можно? — он помахал в воздухе сигарой и золотистой зажигалкой «Ронсон».
А я думал, спортсмены не курят, — желчно заметил я.
Ну-у это далеко не так. И курят и пьют.
Не говоря уже о...
О-о-о, — светски расхохотался Стриж, — это в первую очередь!
Ну а как обстоит дело с бывшими спортсменами? — произнес я, сделав ударение на слове «быв шими».
Стриж не ответил. Он со вкусом прикуривал. Вскоре я почувствовал замечательный аромат и тоже полез в карман за куревом.
Бывшие спортсмены живут по-разному, господин следователь. Кто как устраивается. Кто-то спивается, кто-то болеет...
Ну а у вас, как я понимаю, все в порядке?
Нет. И поэтому я здесь.
Ну со здоровьем, я надеюсь, у вас все нормально?
Спасибо. Но я не об этом.
Я понимаю. Скажите, а зачем вы вообще приехали в Москву? Не лучше ли было оставаться за границей, раз вы так боитесь нападения.
Нет, — подал голос Стриж.
Что — нет?
Не спокойнее.
Почему? — удивился я.
Там я на виду. Меня легко вычислить. Отель, Олимпийский Комитет. Спортивные организации. Не буду же я снимать квартиру или жить в приюте для бездомных. Так что, как это ни парадоксально, в Европе я в меньшей безопасности.
А почему вы не поехали в другую страну?
Ну разве что куда-нибудь в Африку. Нет, Александр Борисович, в наших необъятных просторах гораздо легче затеряться. И так было всегда. Обратите внимание, даже в самые жуткие сталинские годы никто не обнаружил семейство Лыковых. Ну этих, старообрядцев, которые чуть ли не с конца прошлого века живут в тайге.
Знаю, — кивнул Турецкий.
А ведь по всем показателям их должны были арестовать и посадить в лагерь. А они жили себе спокойно, молились...
Давайте оставим Лыковых в покое. Итак, вы приехали, потому что в Москве можно спрятаться более надежно?
Я не имел в виду — в Москве. В России.
Хорошо. Зачем же вы сюда пришли, в центр города? Ехали бы в Сибирь. К Лыковым.
Стриж расхохотался.
А у вас есть чувство юмора, Александр Борисович! Но если говорить серьезно, то в России меня труднее достать человеку, которого я подозреваю в убийствах Старевича и Сереброва.
Так назовите мне его, в конце концов!
Стриж огляделся по сторонам, как будто кто-ни-
будь мог нас подслушивать, и вполголоса произнес:
Патрик Норд. Вам известно это имя?
Известно...
Ничего нового, конечно, для меня в откровении Стрижа не было. То, как Норд силой заставлял хок кеистов подписывать контракты, говорило само за себя. В общем-то такой человек мог устроить охоту на спортивных функционеров.
У вас есть доказательства? Я имею в виду доказательство его соучастия в убийствах ваших парт неров по спорту, бизнесу...
Он, видимо, был готов к этому вопросу, И с готовностью достал из внутреннего кармана пиджака продолговатый картонный конверт экспресс-почты.
Вот, пожалуйста, Александр Борисович. Взгляните вот на это письмо. Я получил его в Женеве неделю назад.
Я вынул письмо из конверта и начал читать:
Дорогой Саша!
Посылаю письмо по почте, потому что не слишком доверяю телефону и прочим электронным сред ствам связи. Кто знает, может быть, они прослушиваются. Ты знаешь, что мой, или, вернее сказать, наш враг по ту сторону океана способен на многое. Если не на все. А почта как-то надежнее.
Хуже всего то, что его никак нельзя поймать за хвост — он действует через подставных лиц и не оставляет никаких следов. Но его требования заходят слишком далеко, и дальше терпеть это я не на мерен. Поэтому я попытаюсь лишить его канала, связанного с «Национальным кредитом». Сейчас для этого самый удобный момент.
Твоя задача — подстраховать операцию в Женеве. О том, когда понадобится действовать, я сообщу по телефону. Просто позвоню, и это будет означать, что пора.
Очень надеюсь, что все получится. Ожидай звонка на днях.
Письмо было отпечатано на бланке Национальной федерации хоккея.
И что это все значит? — спросил я.
Как вы, наверное, уже знаете, Федерация хоккея занималась кое-какой коммерческой деятель ностью. Ну там торговлей, коммерцией.
Торговлей чем?
Разным...
Водкой, например. Сигаретами...
В том числе. Вы же понимаете, сейчас такое время...
Понимаю, — отрезал я. Все эти разговоры о времени, которое вынуждает спортивные организации торговать спиртным и табаком, мне уже порядком надоели, — продолжайте пожалуйста.
Вот. Патрик Норд хотел взять доходы от этих операций под свой контроль.
Каким образом?
Обычным, свойственным ему способом. То есть наскоком. Он воспользовался своими связями в бан ках, через которые мы переводили деньги, и поставил нас перед фактом — либо мы отдаем часть, либо лишаемся всего. Разумеется, нам ничего не оставалось, как согласиться. Конечно, до тех пор, пока мы не нашли способ бороться с Нордом.
Постойте-постойте. Вы переводили доходы от операций за границу? — неожиданно, как мне по казалось, спросил я.
Стриж чуть запнулся, но потом очень складно продолжил:
