Особых дел сегодня у Веры на даче, как у них было принято говорить, не имелось. Приехала, чтобы скинуть напряжение последних дней в парилке и поплавать в морской воде. Собственно, вот и все проблемы. Потом поднялась к себе. За чем-то вышла в библиотеку, думала взять что-нибудь почитать, поскольку собиралась остаться сегодня ночевать. И когда подошла к лестнице, ведущей на первый этаж, в холл, услышала громкие и довольно сердитые голоса. Узнала, естественно, Семена Захаровича, потом Ичигаева, его акцент не спутаешь ни с каким другим, временами вступал бас Пушкова, был и еще кто-то. Спускаться и смотреть, кто там сидит, Вера, конечно, не рискнула. Да и не ее это дело, подслушивать. Но когда прозвучала фамилия «Турецкий», вот тут она заинтересовалась.
Больше других громыхал Рывкин. Он называл фамилию Загоруйко, который в настоящий момент в панике, поскольку его сегодня посетили сыскари из Москвы, посланные Турецким, и угрожали развалить дело «на корню». А еще адвокат должен подъехать, чтобы уговорить арестованного сделать заявление, будто его силой заставили подписать признательные показания. Такое положение совершенно не устраивало Рывкина, ибо грозило очень серьезными и, главное, непредсказуемыми неприятностями. Суть же его выступления была вполне понятна. При всем глубоком уважении к Игорю, при всем понимании его проблем и сложностей тот обязан сделать свой выбор. Его фантазии по поводу Турецкого — вредные и совершенно неуместные. «Дайте мне карт-бланш, и я решу эту проблему радикально» — таков смысл того, чего требовал Рывкин.
Ему вторил Ичигаев. Этот чечен всегда осторожен в выборе выражений, будто играет роль восточного мудреца с седой бородой, который лишнего слова не скажет, потому что обязан изрекать, а не просто разговаривать, как все нормальные люди. Вот он время от времени и изрекал. Проблема острая, легко не решаемая, но если подумать… А главное, пока сказаны одни слова, и никаких веских доказательств. Что он имел в виду, понять, конечно, можно, потому что все разговоры, так или иначе, крутились вокруг фамилии «Турецкий».
Потом столь же решительно вступил Пушков. Этот дядечка, занимающий в банковской иерархии второе место, всегда остается как бы в тени. И старается, в отличие от других, никогда не демонстрировать своих эмоций. Он говорил так, будто укорял Игоря за то, что тот почему-то верит на слово человеку, которого знал бог весть сколько лет назад и теперь с непонятной легкостью ввел в свой круг. Да, в общем- то, это скорее даже и не легкость, а натуральное легкомыслие, которое определенно нуждается в серьезной корректировке. Ну и дальше в таком же духе. А, собственно, тезис его заключался в том, что Игорь обязан сам, причем немедленно, прекратить всякие отношения с этим следователем. Иначе последствия могут стать непредсказуемыми. И он полностью разделяет самые мрачные опасения Семы.
— Так и сказал: Семы? — спросил Турецкий.
— Моя фантазия распространяется на совершенно определенные вещи, и тебе это известно, — словно бы огрызнулась Вера, — а во всем остальном я предпочитаю доверяться своему слуху.
— Умница, — без тени улыбки констатировал Александр Борисович. — А что еще?
— Тебе этого мало?
— Более чем достаточно. А остальные?
— Остальных не знаю. Но там, оказывается, была и Валерия. Я услышала ее каблучки и, сам понимаешь, сбежала. Шлепнулась в кровать и стала изображать, что смотрю журналы, благо их там у меня до едреной фени. Лерка заглянула-таки, посмотрела внимательно, подмигнула и ушла. Слова не сказала. Но и я больше не высовывалась. А когда сели ужинать, Игорь был очень удручен. Вот тут я и сказала, что, наверное, уеду в Москву. Игорь просто кивнул, равнодушно как-то, даже отрешенно, будто и не слышал, о чем я сказала. А Лерка опять поглядела так пристально и говорит: «А что тебя тут не устраивает?» Ну я и отвечаю: «Надо, мол, в себя прийти. Слишком все вокруг еще Светку напоминает». Игорь опять кивнул, а Лерка просто пожала плечами и говорит: «Делай что хочешь…» Вот я и сделала.
— Ну спасибо.
— Вообще-то, пока я сюда ехала, у меня были несколько иные планы относительно тебя, но сейчас я понимаю, что не время. Поэтому не расстраивай больше девушку и отваливай в родные палестины. Так, еще на всякий случай, если я раньше тебе не говорила… Лерка, кажется, знает о наших с тобой свиданиях, имей это в виду.
— Хорошо, — спокойно ответил Турецкий.
— Не боишься? — усмехнулась Вера.
— Ни капельки.
— Молодец. Надеюсь, если у вас с Игорем что-то нарушится, ты не причислишь меня к своим недругам?
— Ни за что.
— Тогда вопрос: что ты собираешься делать?
— Если я догадываюсь, о чем ты думаешь, то отвечу следующим образом. Вот тебе три основных качества, определяющих подлинного российского интеллигента. Первое: он никогда не сморкается в носовой платок, если носит его в верхнем кармашке пиджака. Второе: он всегда вежливо здоровается со всеми женщинами, с которыми спал, в какой бы ситуации ни оказался. И, наконец, третье: он никогда не ссылается на источник информации. Устраивает? Это не я придумал, а один мой старый и, к сожалению, уже покойный друг, мы с ним когда-то в газете познакомились. Известный был в свое время литературный критик.
— Оценку я уже высказала. Давай, мой хороший, звони своему Филе, его так зовут? Это, выходит, он — один из тех, кто здорово напугал Сему? А ведь напугать этого «биндюжника» совсем не просто…
Филя принес свернутый в тугой узел длинный плащ и шляпу. Турецкий оделся, посмотрел на себя в зеркало, хмыкнул и ушел, запечатлев на щечке «девушки»-сумоистки почти отеческий поцелуй.
— Сан Борисыч, — сказал, уже сидя в машине, Филя, — а у тебя, честно скажу, вкус! Одобряю…
— Молчи, разбойник… Посмотрел тех, что в машине?
— Наверное, пустой номер. Покурили и уехали. Но береженого и Бог бережет… Я вас подброшу до дома, потом к себе смотаюсь, а машинку мы завтра поутру подгоним, нет возражений?
— Напротив, я рассчитываю, что мы завтра вместе с тобой съездим в КБ. И еще кое-кого навестим. Не возражаешь? Мне твоя моральная поддержка понадобится.
— Денис в курсе?
— Разумеется.
— Когда прикажете подавать, ваше сиятельство?
— Неправильно. Я для тебя — «ваше превосходительство»…
А совсем уже поздно вечером, по сути, ночью, неожиданно запиликал мобильник.
Вера сказала приглушенным голосом, будто закрывала трубку рукой:
— Только что уехала Лерка. Приезжала просить, чтоб я тебя затащила к себе… поговорить. Кажется, им очень хочется послушать. И понаблюдать.
— Понял, спасибо. Спокойной ночи.
— Кто? — сонным голосом спросила Ирина.
— Вера.
— А чего ей надо? Так поздно?.. — Ирина оторвала голову от подушки и подозрительно уставилась на мужа.
— Предупредила, что вокруг меня сгущаются тучи. Ты пару деньков посиди дома, не бегай на свидания с этой Валерией и, вообще, будь осторожной, есть серьезный повод опасаться провокаций.
— Ну и ну, опять начинается! Турецкий, разве у нас нормальная жизнь? Нет, ты скажи! А чего это она вдруг решила о тебе заботиться, а?
— Просто порядочная девушка.
— Скажите на милость…
35
У него было огромное желание собрать всю эту «шоблу» и сказать им прямо, в лицо, все, что он о них
