потерпеть. — Господи, да я готов терпеть сколько нужно, лишь бы с Ирой и с малышкой все обошлось!..
— Будем надеяться на лучшее, давайте за это и выпьем! — ободряюще улыбнулся доктор. — Вам, вероятно, уже пора на работу, идите и не волнуйтесь: в ближайшие полтора часа Ирина Генриховна побудет под присмотром сестры под капельницей, а там и Екатерина объявится, она звонила…
Уже выйдя из корпуса, Турецкий сообразил, что Семен Львович, наверное, совсем не зря всего лишь выразил надежду на лучшее, ни о каких гарантиях, что все будет хорошо, и речи не было… И невольно вздрогнул, почти реально услыхав взвизгнувшее, недоброй памяти «Вива, Кальман!..»… Так они тогда назвали то дело, из-за которого Александр Борисович Турецкий много лет назад в первый раз побывал в этом роддоме, на том же этаже, где сейчас лежала его жена. Он и тогда был лучшим из лучших… Какой же шел год? Восемьдесят третий?.. Восемьдесят пятый?..
О том, что в Москве объявился очередной маньяк, сама столица знала исключительно по слухам: времена стояли такие, что никому и в голову бы не пришло сообщить об этом официально — как известно, в советском государстве, самом справедливом, самом счастливом для своих граждан, к тому же обладавшем самым светлым будущим, никаких маньяков появиться просто-напросто не могло! Откуда, если все всем довольны, счастливы и равны между собой?.. Вот потому-то дело о нем и шло под грифом секретности, а в Генеральную прокуратуру, непосредственно к тогда еще молодому «важняку» Турецкому попало, когда число жертв достигло пятнадцати человек.
Впрочем, винить в этом тех, кто занимался им до Александра Борисовича, было трудно. Следовало считать и вовсе чудом тот факт, что его предшественники пришли к выводу относительно маньяка: убийства мало что объединяло, помимо способа, которым они осуществлялись. Да и способ-то был в принципе весьма распространенный у всевозможного хулиганья — все жертвы получали тяжелейший удар по голове, наносился который, правда, не первым, что подворачивалось убийце под руку, а каким-то непонятным предметом, судя по ране — с множественными острыми выступами правильной формы…
Пожилой эксперт-криминалист, когда Турецкий заявился к нему, дабы выяснить личное мнение о неизвестном орудии убийства, возможно, имеющееся, но не вошедшее в отчет, долго размышлял, прежде чем ответить, и наконец решился:
— Ну, разумеется, я и сам над этим думал… — он вздохнул и пожал плечами. — Вносить в отчет единственное, что приходит в голову, было как-то глупо… Вы имеете представление о том, что такое булава?.. Ну, та самая, которая фигурирует в русских народных сказках?..
— Самое смутное, — признался Турецкий.
— Вообразите себе, молодой человек, дубину, тяжелый конец которой сделан в виде шара, утыканного выточенными на нем острыми шипами… Например, пирамидальной формы.
— Теперь вспомнил, — обрадовался Александр Борисович. — Вы хотите сказать… — Я хочу сказать, что орудие убийства именно такую булаву и напоминает. Я бы на вашем месте обратил внимание на сотрудников тех музеев, где такие раритеты имеются… Ничего другого в голову просто не приходит.
И ничего другого для начала, во всяком случае, не пришло в голову и Турецкому, потерявшему на этой самой проверке уйму времени — абсолютно безрезультатно. Правда, одновременно он тщательно изучал сводки по СССР об аналогичных преступлениях. В свое время это тоже принесло свой результат. Но не в самом начале расследования. Однако иного пути в первые недели не просматривалось: помимо предположительного орудия убийства жертвы ничего не связывало. Среди них были и мужчины, и женщины, причем самого разного возраста — от шестнадцатилетнего подростка до сорокасемилетней женщины. Блондины и брюнеты, худые и толстые, и никто из них не был связан между собой ни профессионально, ни хотя бы отдаленным знакомством… Тупик!
А потом повезло сразу двоим: последней жертве маньяка и самому Александру Борисовичу.
Жертве — потому что она осталась жива, ему — потому что благодаря этой женщине, к тому же беременной (негодяю не помешало даже это обстоятельство), появился просвет в проклятом деле.
Вот так он много лет назад и переступил впервые порог этого роддома, о чем вряд ли бы вспомнил, если бы не Иришка… Помнится, он и тогда провел целую ночь в коридоре: брал измором тогдашнего главврача, который поначалу категорически не допускал его к пострадавшей. Встреча состоялась только через день. И Александр Борисович навсегда запомнил и имя девушки — Ольга — и ее миловидное простенькое личико с большими, бархатно-карими, перепуганными глазами.
Поначалу он боялся, что разговорить несчастную девушку ему не удастся. Однако Ольга оказалась далеко не такой слабой и беззащитной, как ему показалось на первый взгляд. А главное — вполне толковой девчонкой, способной внятно изложить случившееся с ней.
Как выяснилось, в тот вечер Оля, большая поклонница цирка, была просто счастлива, поскольку, отправившись в Новый цирк, как называли тогда цирк на Вернадского, отправившись просто так, «на авось», очень удачно купила с рук билет на вечернее представление, без всякой наценки. Да еще в первом ряду! Решив, что день удался, она решила дождаться представления прямо там, погуляв вокруг метро «Университет» и вокруг самого цирка. Так и сделала! А потом было само представление, как выразилась Ольга: «Просто шикарное!»
Особенно понравилась ей клоунская пара — Белый и Рыжий, уморительные коверные, работавшие, как позднее выяснил Турецкий, в традиционном стиле: Белый — умный удачник, Рыжий — глупый и неудачливый, которому достаются все главные пинки, пощечины и прочие неприятности…
Представление завершилось поздно, и девушка с некоторым сожалением покинула цирк. Никто ее не встречал, так же, как и дома тоже никто не ждал: замужем она не была, ребеночка решила родить «для себя», поскольку к имеющимся в наличии двадцати восьми годам личная жизнь не сложилась. Оля понимала, что на красотку она не тянет, тем более «с животиком», который уже успел обозначиться вполне недвусмысленно. И поэтому немного удивилась, когда этот мужчина подошел к ней — точнее, нагнал.
— Знаете, — рассказывала затаившему дыхание Турецкому Ольга, — мне почему-то показалось, что он музыкант из цирка…
— Почему все-таки?.. — поинтересовался тот.
— Ну… У него в руках был такой футляр, похожий на тот, в котором музыканты носят свои инструменты… И потом говорил он в основном о цирке. Вначале спросил, люблю ли я цирковое искусство, потом — какие именно жанры мне больше всего нравятся… А уж после набился проводить меня до метро. Очень вежливый, повсюду пропускал меня вперед…
Возле метро, в пустом переходе, ее и нашла в ту ночь загулявшая молодежная компания. Ольга лежала в неловкой позе на боку, с окровавленным затылком… Ударил ее убийца один раз, не добил, скорее всего, потому что ему как раз упомянутая компания и помешала…
— Как получилось, что вы оказались с ним в этом переходе одни? Ведь, насколько понимаю, после завершения спектакля на улицу вывалилась целая толпа? — поинтересовался Турецкий.
Ольга немного смутилась:
— Понимаете, он так интересно говорил о цирке, про Никулина рассказывал, поскольку был с ним знаком… Мы довольно долго вначале стояли с ним, потом немного посидели на какой-то скамеечке, а уж потом он вызвался меня проводить…
В общем-то, все остальное было делом техники, несмотря на то что описание убийцы, которое дала девушка, ни с одним артистом циркового коллектива никак не совпадало. Но Турецкий не унывал, всей шкурой чувствуя, что находится на верном пути и памятуя о том, что ничто так не камуфлирует подлинную внешность, как цирковая маска… Вот тогда-то и назвал он про себя это дело «Вива, Кальман!» — помня о прогремевшем на весь мир клоуне-убийце и обожаемой им, абсолютно запрещенной в те времена рок- группе «Агата Кристи», сочинившей песенку с таким названием…
Тогда пригодился и анализ сводок по стране: выяснилось, что многочисленные нераскрытые убийства в других городах, совершенные тем же странным орудием, совпадали с цирковыми гастролями. Проанализирован в следующую очередь был состав трупп, формировавшихся тогда как сборный пирог — с бору по сосенке. Каждый раз гастрольный коллектив менял свой состав при переезде в следующий город. И — вот что значит интуиция! — в «сухом остатке» в итоге оказались всего четверо цирковых, побывавших во всех интересующих Турецкого городах, пострадавших от маньяка, двое из которых были упомянутые Ольгой Белый и Рыжий коверные!..
Говорят, знаменитый убийца Кальман выступал в качестве Белого клоуна. Его российский аналог
