и выбросил, то ли просто переоделся и оставил бесценную аппаратуру в пустой квартире.
Так или иначе, на еще один подход к советнику Денис не решился.
Досада вылилась в несколько слов его ежедневного отчета Турецкому:
«Дядя Саша, излагаю свои частные соображения: Каменченко „водить“ совершенно бесполезно – у нас для этого нет ни людей, ни достаточного количества аппаратуры: установить прослушивание на его рабочем месте невозможно, потому предлагаю: 1) провоцировать на конкретные действия или 2) разрабатывать снизу вверх – через исполнителей, Кирсанова и т. д.».
Первый заслуживающий внимания контакт состоялся у Президента Коми только на вторые сутки непрерывного за ним наблюдения. Сам объект находился у себя в номере, а его «пентюхи» привезли к Кирсанову гостя, в котором Демидыч не без удивления распознал Константина Бруталиса, прославившегося своей игрой за «Баварию» против родного «Буревестника».
Хоть что– то связанное с футболом, а то банкиры, магнаты. Демидыч напряг все свои многочисленные органы чувств, которых у него, по мнению Дениса, было гораздо больше, чем у нормального человека.
Бруталис, похоже, с «пентюхами» знаком не был, держался нервно и знаки почтительного внимания с их стороны воспринимал как-то судорожно. Его под белы рученьки, поддерживая с двух сторон, проводили ко входу, а через несколько минут на звук голоса в номере Кирсанова включился «жучок».
«Михаил Юрьевич, доставили».
Заговорил Кирсанов:
«Проходите, Константин, устраивайтесь. Выпьете что-нибудь?»
Потом Бруталис:
«Зачем…»
И на самом интересном месте из наушников посыпался шум, треск и визг, от которого Демидыча передернуло. Он поколдовал над аппаратурой, но бесполезно. Либо в гостиничном номере включили какую- то хитрую глушилку, либо выпал тот единственный из десятков тысяч раз, когда сверхнадежная японская аппаратура отказала сама по себе, проявляя свое нежелание работать в экстремальных российских условиях. Все это выглядело довольно странно, тем более после неудачи у Дениса с Каменченко.
Демидыча так и подмывало сбегать послушать под дверью, но даже если бы он вдруг решился на такое, все равно не поспел бы – разговор оказался удивительно коротким. И едва убедился, что с его стороны (на приеме) все в порядке, а значит, неполадки с «жучком», как те же двое «пентюхов» вывели Бруталиса на улицу, а третий, выйдя из машины, распахнул перед ним дверцу.
И тут Бруталис сделал то, что на его месте никогда бы не сделал воспитанный человек. Он с разворота так захлопнул дверцу, что, не среагируй «пентюх» в последний миг, не играть ему уже на рояле (если, конечно, это случалось с ним в прошлом), да и стрелять бы пришлось переучиваться – остался бы без пальцев как пить дать. И пока тот, счастливо избежавший своей участи, ошарашенно глядел на футболиста, тот широким жестом отодвинул от себя двух оставшихся и, смачно сплюнув им под ноги, зашагал прочь.
Они не бросились вдогонку, а спокойно влезли в машину, в которой и остались сидеть, видимо в ожидании дальнейших распоряжений, только один тихо поругивался. А Демидыч рванул с места, выискивая глазами Бруталиса в довольно плотной толпе, и, четко зафиксировав его голову среди остальных, проехал немного вперед и притормозил у тротуара.
– Бруталис! – Демидыч выскочил из машины и, мастерски разыгрывая удивление и восторг, бросился к футболисту, пытаясь поймать его за руку.
– Обознались, папаша. – Бруталис ловко вильнул, избегая столкновения с Демидычем, и ускорил шаг, но от детектива не так-то просто было отделаться.
– Да как же я обознался, у меня твоими фотками весь дом оклеен! Стой, мне только автограф. – Он ухватил Бруталиса за рукав плаща, а другой рукой лихорадочно шарил по карманам в поисках чего-то, на чем мог бы расписаться легендарный левый полузащитник «Буревестника». Наконец блокнот был найден, и, зажав его в зубах, Демидыч начал поиски ручки. Бруталис подергался, но хватка Демидыча была железной, пришлось остановиться, а на них уже оборачивались прохожие.
– У меня сын, понимаешь, Максимка… Я даже стекла пуленепробиваемые в квартире поставил, а до того он их каждый день мячом бил. Понимаешь? На вот, – Демидыч сунул в руки Бруталису блокнот. – Напиши ему. Максимом зовут, лучше Максом.
– Что написать?
– Как положено! С футбольным приветом… Бруталис, ну и подпись.
– Сам ты с приветом, мужик. – Бруталис размашисто расписался и, вернув блокнот, пошагал дальше.
– Он, понимаешь, в детской вашей школе «Буревестника» занимается, хвалят его. А я тут еду, смотрю: ты – и вдруг в Москве, один пешком, без охраны, ты же вроде в «Баварии». – Демидыч продолжал юлить вокруг футболиста, то отставая на шаг, то забегая вперед и влюбленно заглядывая тому в лицо. – Слушай, а может, зайдем куда, выпьем?
– Не могу, спешу очень. – Бруталис в очередной раз рванул вперед, и в очередной раз безуспешно.
– Слушай, а давай… а можешь… у меня горн есть, ну типа как пионерский. Я на следующую игру с сыном с Максютой приду и, значит, перед матчем в него дуну, а ты повернись и помаши рукой, ну вроде как нам с сыном персонально. Можешь? Ну что тебе стоит, а?
– Ладно, махну, махну. – Бруталис стал уже пунцовым от злости, но Демидычу наконец удалось закрепить «жучок» на воротнике его плаща, и, прощаясь, он, постукивая себя по плечам, как это обычно проделывали фаны «Буревестника», прокричал:
– «Буревестник» – чемпион!
– В Африке по лыжам, – злобно буркнул Бруталис и наконец скрылся в толпе.
«Жучок» на воротнике Бруталиса нафиксировал много всякого разного, в частности посещение дискотеки «Титаник», но контакт с Кирсановым повторился лишь однажды. Кирсанов позвонил футболисту
