говорю, с комплексами. Видно, какая-то давняя болезнь не позволяла. Смотрите, как выглядит – совсем старик, а ведь ему, Давка говорил, нет и сорока. Но он противный – чисто по-человечески.
– А в чем же, если не секрет?
– Ах, да какой теперь секрет! Раньше, когда Давка был жив, я молчала. А сейчас? С вами?.. Понимаете, этот Ваня из той породы мелких людей, которые желают непременно иметь крупных женщин – вот вроде меня. Есть такая малорослая и тщедушная поросль, которая мнит себя Наполеонами. А всего-то и хватает их на то, чтобы оседлать кобылу да скакать до полного бесчувствия, без всякого удовольствия и жалости к ней, понимаете? Загнать, что называется, и в хвост и в гриву! – И она с откровенным вопросом взглянула Александру Борисовичу в глаза, словно призывая его разделить вместе с нею ее глубокое огорчение и только представить себе то, что она с таким вдохновением сейчас описала.
– Я этого не понимаю, – горячо возразил Турецкий. – И что, этот плюгавый тип посмел обратить на вас свое внимание?! – уничижительным тоном спросил он.
Старательно пряча усмешку, он подумал, что насчет гривы она определенно прихвастнула – какая у нее грива, наоборот, очаровательная и, кажется, модная нынче короткая стрижка, зато насчет хвоста? А вот что круп действительно в большом порядке и скачка может в самом деле представить великое удовольствие – это факт. Не так уж, видно, и глуп этот Ваня.
– Ну как же, так я ему и позволила! Терпеть не могу бесчувственных болтунов... Уж лучше бы пил, ей- богу!.. Но ручонки тянул, это было – фу! – Ее даже передернуло от неприятного воспоминания. – А мне нравятся мужчины как раз вашего типа, Александр Борисович...
– Да ну? – «изумился» Турецкий. – Мне чрезвычайно приятно слышать это именно от вас. Оказывается, наши ощущения взаимны.
Ева скромно потупила взгляд.
– А этого доктора вашего, я имею в виду приятеля Давида, здесь на снимках нет?
– Вы знаете, удивительно, но он не явился. Народу было много, некоторые из них, честно скажу вам, очень странные. Такие, знаете ли, как настоящие бандиты!
– Так, может, они ими и были? – чуть улыбнулся Турецкий, чтобы разрядить немного траурное настроение.
– У Давки?! На похоронах?! Да вы что, Александр Борисович?!
– Саша.
– Что – Саша? – нахмурилась было она.
– Я вас – Ева, вы меня – Саша, разве будет неправильно?
– Вы так странно сделали это предложение, что я не сразу поняла, – с застенчивой кокетливостью ответила женщина и тоже улыбнулась.
И лицо ее стало приятным, исчезли напряженные морщинки на лбу, растворилась некоторая угрюмость в глазах. Заалели щеки, будто Турецкий отвесил ей невесть какой комплимент.
– А почему вы так отреагировали на провожавших во время похоронной процессии? – вернул ее к теме Александр Борисович.
– Я в этом просто уверена. Он был слабовольный человек, но сделать кому что-то плохое вряд ли смог бы. Поэтому...
– Вы к нему очень хорошо относитесь.
– Увы, теперь уже только относилась!
– Я про память. А она не умирает, как известно. Но с годами понемногу тускнеет, стирается. Пройдет и это ваше горе. Детей у вас нет?
– Увы!
– Так заведете! – радостно воскликнул Турецкий. – Одиночество, Ева, очень неприятная, даже вредная штука! Поверьте, я кое-что понимаю в этом. И потом, ваш возраст, Ева! Вы женщина в самом соку! Кому же и заводить детей, как не вам? Это я уже староват для вас, – скромно потупился он.
– Зато у вас вид вполне благополучный, – чуточку сварливо возразила она.
– Значит, я умею хорошо притворяться, – усмехнулся он.
– Вы? Да вы же прямо на ладони, Саша! – оживилась она. – Хотите, я скажу, о чем вы все время напряженно думаете? Занимаетесь своим следовательским делом, смотрите снимки, расспрашиваете, а сами неотрывно думаете... сказать?
– Подождите, – жестом остановил он ее. – Я, кажется, догадываюсь, о чем вы сейчас скажете. Да, сознаюсь, вы абсолютно правы. Я только об этом и думаю с той минуты, как вошел в вашу квартиру. Ну что теперь поделаешь, раз так случилось? Но ведь я также ни единым словом не выдал своих желаний, верно?
– А глаза? – засмеялась она. И вдруг оборвала смех, сделала строгое лицо. – Скоро девять дней... Я хочу, чтобы душа его, если она еще о чем-то волнуется, успокоилась. А через сорок дней он вообще может... помахать ручкой... Но на девять дней соберутся некоторые его бывшие друзья, из этих, – она кивнула на разбросанные по столу фотографии, – и я должна полностью соответствовать – и внешне, и вообще, вы меня понимаете?
Турецкий внимательно посмотрел на потолок, подумал и сказал:
– Это в субботу?
– Вот именно.
– Фотограф будет тот же?
– Я могу пригласить, если надо. Он, мне сказали, из «Ритуала». Неплохо все вышли, правда? Но только дорого берет.
– Вообще-то я могу организовать вам профессионала, и совершенно бесплатно, но лучше, если это будет все-таки ваш человек, который у остальных ваших гостей на поминках не вызовет подозрений. А позже вы мне назовете его фамилию и укажете, где конкретно он работает, хорошо?
– Как скажете, Саша. Так вот, после этого противного застолья, от которого, к сожалению, нельзя отказаться из-за мерзкого старинного обычая, я буду готова снова встретиться с вами. Если у вас не остынет желание... встретиться.
– Скажу вам тоже честно, – он приблизил губы к ее ушку и прошептал: – Эти два дня превратятся для меня в пытку, – и тихонько чмокнул в ушко.
– Ах какой вы! – сдавленно воскликнула она и буквально вся залилась краской – и лицо, и шея, и обнаженные руки...
По идее, сейчас следовало быстро и ловко подхватить ее на руки, но обычаи... но элементарная порядочность – не торопить женщину, пока она еще не готова, но... Их могут возникнуть в самое неподходящее время тысячи – этих «но». И с ними приходится считаться... Жаль, ее заботы о внешности, конечно, чепуха, уж он-то бы сейчас ей внешность не испортил – напротив, наверняка расцвела бы. Но, возможно, именно этого она и опасалась? Яркого своего цветения, которое не может пройти незамеченным... Ох эти женщины!
В конце концов, решил Александр Борисович, мы живем в цивилизованном обществе и вынуждены следовать его условностям. И он, вместо демонстрации страстного порыва, лишь провел концами пальцев по ее словно раскаленной руке. Ева в очередной раз тихонько ахнула и беспомощно закатила глаза.
Турецкий тут же поднес к ее губам чашку с остывшим чаем и принудил сделать маленький глоток, который немедленно вернул ей сознание.
– Давай действительно подождем, – просто сказал он, перейдя на «ты». – Уж наше-то наслаждение от нас не убежит... А пока расскажи мне об остальных людях на снимках. Я все-таки, как ты, Ева, изволила уже заметить, в первую очередь следователь, а не обалдевший от красивой женщины случайный гость. Вернее, совсем не случайный. И я всерьез собираюсь найти того мерзавца, который убил твоего мужа.
– Но он же утонул...
– После того как его, не исключаю, профессионально подвигли на это. Я могу появиться у тебя либо в субботу поздно вечером – если гости к тому времени разойдутся, либо в воскресенье с утра. Что тебе предпочтительнее?
– Мне... – она посмотрела на него прозрачными глазами, – желательно, чтобы ты вообще не уходил. Но... я понимаю, что жизнь есть жизнь. И у каждого свои дела и заботы. – Она вдруг упала лицом ему на грудь, ее сотрясли короткие рыдания, а потом она сдавленно произнесла, не отрывая от него лица: – Если
