– Только в том случае, если Огородников не выдаст нам на него толковый компромат. Потому что он знает гораздо больше. Но и хочет, возможно, продать подороже. Вот тебе, Слава, как самому близкому его коллеге, и предоставляется это право – раскрутить полковника. При всей гнусности его натуры мне почему- то показалось, что он готов поверить нашим обещаниям.
– Так что, хлопцы? Поручаем мне это дело, да? – поинтересовался Грязнов. – А после дружно кидаемся на добычу?
– Если ничего другого не останется, – развел руками Голованов. – А Жеребцова надо искать где-нибудь в отдаленной деревне.
– Может, подскажешь, в какой конкретно? – съязвил Демидов.
– Тебе и подскажу, Вова, – спокойно ответил Сева. – Давайте я поеду в ту эмчеэсовскую часть, где служил Жеребцов, и поспрошаю его бывших коллег? Узнайте только, где служил? Может, тот же полковник знает, а может, в штабе МЧС? Но мне к руководству идти не по чину.
– Пока Слава будет колоть Огородникова, я свяжусь с МЧС, – серьезно сказал Турецкий.
Он достал мобильник и набрал нужный номер.
– Клавдия, голубушка, – заговорил мягко, и все тут же заухмылялись, – как вы там, без меня?.. Что, грустно? Это не самое страшное, подруга. Это, наоборот, приятное чувство. Шеф не наезжал? Смотри-ка, смирный становится, к чему бы?.. Сон видела?! Батюшки, про кого?.. Клавдия, я запрещаю тебе смотреть такие сны! Категорически! Не смей нарушать моих указаний! А теперь открой-ка свой талмуд, найди все головное руководство МЧС, включая самого, и продиктуй мне десяток-полтора руководящих телефонов. Прямых и секретарских тоже. Внимательно тебя слушаю... Записываю...
Петр Ильич Огородников понял уже, что у его похитителей не все в порядке, где-то произошел, видимо, сбой. И хотя держались они все в его присутствии уверенно и разговаривали напористым тоном, уж ему, как по-своему опытному борцу с организованной преступностью – не первый же год отдел в УВД возглавлял! – становилось ясно: что-то у них не так.
«Кино» показали. А вот к этому он готов совершенно не был и тут дал маху – открыл, что называется, рот. Но вскоре сообразил, что, несмотря на все страшные угрозы, ребята лепят туфту. Ну не могут два генерала – из милиции и прокуратуры – устраивать в наше время садистские для себя развлечения ради столь малой величины, как жизнь какого-то полковника. А вот что им требовалось на самом деле, это Огородников стал понемногу понимать. А когда усвоил для себя, решил, что в таком случае можно и поторговаться. А угрозы пусть остаются угрозами. На самом деле, они ни разу даже не врезали ему по морде. О каких пытках после этого может идти речь?
Но были и возражения у столь четко выстроенной им концепции.
Все же, как ни крути, взяли его на «черном деле». И знают они о том, что он связан с наркодельцами Караевым и Гуцерией. Возьмут они их или нет, другой разговор, но если, скажем, сумеют отыскать Ваньку Жеребцова, тот не станет молчать и выложит всю правду о тех «мероприятиях», которые заказывал ему полковник. Ванька кто? Он простой исполнитель, которому жить не на что и жрать нечего – вот и весь разговор. Государство не захотело обеспечить, вот и приходится самому устраиваться. Жить по принципу – куда кривая вывезет. А вывозит она, как правило, только в одном направлении – если не ты, то тебя.
Еще одна возможная неприятность была связана с тем обстоятельством, что никто – ни на работе, ни дома – не знал, куда пропал полковник. Второй день пошел. Ну жена привыкла уже к его отсутствиям – служба такая, а вот в отделе наверняка забили тревогу. Возможно, домой позвонили, узнали, что и дома он не ночевал. Так что же, украли полковника? А вот и украли! И сколько здесь, в этой непонятной квартире с занавешенными окнами, держать будут, неизвестно.
Этот Турецкий уже трижды допрашивал его, а неприятный тип со злыми глазами, которого тот называл Николаем, записывал каждое слово. И Турецкий удовлетворенно кивал, а затем прятал подписанный им, полковником, протокол в свою черную папку. После чего начинал все заново. Те же вопросы, примерно те же ответы. Они явно тянули и чего-то ждали.
С него сняли наручники, но каждый шаг его сторожил какой-то совершенно бессонный Николай. И когда полковник однажды, словно нечаянно, подошел к оконной шторе, чтобы ее отдернуть, он немедленно получил сильный удар под колени и рухнул от неожиданности на пол. И первое, что увидел, придя в себя, была широкая улыбка Николая и его указательный палец, строго грозивший «непослушному мальчику». Больше попыток узнать, где он находится, полковник не делал. В туалет ходил под присмотром, спал на диване – под присмотром, даже размышлял о себе – и то под присмотром.
Наконец, это было уже на второй или третий день – время как-то спуталось для Петра Ильича, – приехал генерал Грязнов, отпустил Николая на кухню, а сам плотно уселся на стул перед Огородниковым.
– Вы отсутствовали дома и на службе, полковник, – сердито бросил Грязнов, – два дня. Мы посоветовались и решили следующее. Поскольку сидеть вам тут и сидеть, пока полностью не расколетесь, до морковкина заговенья, на наш взгляд, вам есть смысл поставить своих коллег в известность о вашем положении. Я наберу на этом аппарате номер вашего заместителя, Игоря Николаевича Сигова, и вы скажете ему то, что я вам прикажу, ни словом больше. Иначе это будет нами расценено как попытка к побегу, ясно? А суровое наказание за шаг влево, шаг вправо у нас еще никто не отменял.
Грязнов сказал это таким спокойным тоном, что Огородников понял: эти так и сделают. Впечатление от неудавшейся попытки выглянуть в окно были еще у полковника слишком свежи. Они и убивать не станут, они просто покалечат, а потом скажут, что так и было.
– А что я ему должен сказать, чтобы они поверили?
– Советую сказать, что вы нажрались как свинья, а теперь медленно приводите себя в чувство. И вам еще потребуется несколько дней, ибо ваш внешний вид не соответствует служебному положению. А на этот счет вы не беспокойтесь, мы вам без особого труда устроим соответствующую внешность, специалистов вы уже видели.
– И сколько же я буду времени «приходить в себя»? – вздрогнул от неприятных предчувствий полковник, но иронии не оставил.
– Сколько прикажу. Заодно попросите, чтоб Игорь позвонил вашей жене Елене Александровне и соврал ей про какую-нибудь срочную командировку.
– А если на службе не поверят?
– А мы вам челюсть сейчас немного поправим, вот и будете разговаривать соответствующим тоном. И очень постарайтесь, чтобы там поверили. Сигов, как я успел узнать, такая же сволочь, как вы, поэтому единственное, на что он может пойти, – это немедленно заложить вас начальству. Но скорее всего, он подождет, а доложит, что вы заболели. Пообещайте ему чего-нибудь, прохвостам обычно нравится уличать свое начальство в мелких пакостях. Это как крючок с наживкой. И уж он потом постарается не дать вам сорваться с крючка. Но это дело неблизкого будущего, так что вам будет пока наплевать.
– Но когда-то же я должен буду явиться... на службу? – неуверенно спросил полковник.
– Куда конкретно вы явитесь, этот вопрос мы обсудим позже. Даю вам три минуты на размышления и набираю номер. Да, кстати, ваш разговор не должен превышать двух минут – по часам. – Грязнов показал свои часы. – А трубка эта им тоже не поможет нас засечь. Все ясно? Думайте.
Он положил часы перед собой на стол и стал смотреть на циферблат.
Полковник лихорадочно размышлял. Не выдержал напряжения, попросил отвести его в туалет. Грязнов позвал с кухни Николая и кивнул ему:
– Отведи, а на обратном пути сделай то, о чем мы договорились.
– Понял, – сказал Щербак и поднял полковника за плечо.
Зашумела в туалете вода, затем хлопнула закрываемая дверь, и тут же послышались шмякающий звук короткого удара и болезненный вскрик.
Щербак втолкнул в комнату согнутого дугой Огородникова, который прижимал к разбитым губам и носу полотенце. Грязнов вопросительно взглянул на Николая, а тот спокойно кивнул.
– Ак я уду азгааиать? – с трудом проговорил полковник, показывая Вячеславу Ивановичу свое разбитое, в кровавых соплях, лицо. Из глаз его сплошным потоком лились слезы. – Ольно гэ! – почти истерически выкрикнул он.
