– Больно же... ему, – «перевел» Щербак и добавил нравоучительным тоном: – Зато правдиво! Ничего сочинять не надо. А будка заживет, два дня подержится, примочки дадим.
– Вы решили, как будете разговаривать со своим начальством, полковник? – сухо спросил Грязнов. – Или надо добавить?
– Не надо, – не без труда выдавил тот и махнул рукой, – да-айте!
– Соберитесь! – приказал Грязнов.
Щербак быстро и ловко подсоединил мобильный к аппарату громкой связи, Грязнов набрал нужный номер, в комнате раздался гудок вызова и послышался хрипловатый голос:
– Сигов на аппарате!
Полковник взял трубку и посмотрел на Грязнова. Но вместо него Щербак поднес к носу полковника кулак, и Петр Ильич сказал:
– Это я, Игорь. Ты там громко не удивляйся...
– Петя, ты?! Мы же тебя все обыскались! Ты куда исчез! Тут паника!..
– Не ори. Я приболел...
– Но Лена сказала...
– Я не дома приболел. Говори тише. Ты Ленке потом позвони и придумай мне какую-нибудь срочную командировку, в Саратов, что ли.
– Но ты-то сам где?
– Приду – расскажу. Попал, понимаешь, в неприятную историю. С бабой получилось. В общем, мне физию свою начальству никак нельзя показывать еще несколько дней. Ты в управлении скажи, что я болен. Бюллетень будет. Ну все, я кончаю.
– Тебе ничего не надо? Странный какой-то голос...
– Я ж и говорю. Морда болит... Пока. Пока...
Грязнов отобрал у него трубку и выключил ее, передав Щербаку.
– Он верный товарищ?
– Да какой верный? – воскликнул Огородников и ойкнул от боли в губах.
– Что ж вы, такая служба! А сами как псы шелудивые!.. Позже позвоните жене... из Саратова. На разговор одна минута. Не уложитесь, ваше дело. А голос объясните простудой. Ну так где прячется Жеребцов?
Переход к новой теме был настолько неожиданным, что полковник растерялся, даже постанывать перестал.
– Не знаю, – неуверенно ответил он.
– Знаете, – уверенно сказал Грязнов. – В деревне Шелепихе, Пучежского района, Ивановской области, вот где. По адресу его почивших родителей, так надо понимать. За ним уже отправились. Не желаете опередить его показания? Им-то у нас доверия будет больше.
– Почему?
– Человек станет жизнь свою спасать, ему уже не до карьеры, да и возраст его для пожизненного заключения не годится. Он и двадцатника не вытянет. Вот и будет вас всех закладывать направо и налево.
– А когда вы меня отпустите, чтоб я мог явиться с повинной к себе на службу?
– Вас только этот вопрос волнует? – холодно осведомился Грязнов.
– Это вопрос моей жизни.
– А мы вас отпускать пока не собираемся. А чтоб у вас не возникло каких-то посторонних мыслей, что вы сможете убежать куда-то, смыться, залечь на дно, хочу сразу разочаровать: мы вас, когда надо будет, доставим прямо к дверям Главного управления собственной безопасности. Чтоб лишить соблазна передумать. В последнюю минуту. Либо к кабинету начальника вашего управления. Поверьте, для вас это вообще единственный выход.
– А как же вы говорили?..
– Как говорили, так и сделаем. Оправдания придумаете для себя сами. Нам своих забот хватает. Ну так что будем делать? Сидеть дальше на цепи или говорить, ускоряя тем самым решение своей собственной судьбы?
– А без показаний Ивана все равно моим словам у вас веры не будет – подтверждения-то никакого!
– Я не пойму, вы о нас заботитесь или о себе?
– Мне показалось, – попытался улыбнуться, но снова поморщился от боли полковник, – что мы с вами будем какое-то время как попугаи-неразлучники.
– Не тешьте себя надеждой, это вам только кажется. Так кто дал команду убить доктора Артемову? Вам же это известно!
– Я могу назвать только цепочку. Якобы Баранов попросил об этом одолжении Грицмана, ну Додика, тот вышел на Жеребцова. Об этом узнали... Ну, короче, Исламбек велел мне проконтролировать встречу Жеребцова и Додика, а дальше они договаривались об оплате и прочем сами. Но Ислам Баранова запомнил.
– А с Барановым, с его бомбой, как получилось?
– Это уже личная инициатива Додика. Ислам, когда узнал, разгневался. Он считает, что без его разрешения ничего не должно происходить в нашем административном округе.
– Такой важный? А Вахтанг что же?
– Они оба бакинцы, у них свой договор.
– А вы, значит, у них на подхвате?
Вспыхнул было полковник, дернулся, чтобы резко возразить, но быстро опомнился и покорно склонил голову. Да, ему лучше проходить в качестве жертвы шантажа, нежели прямого подельника.
– А последняя бомба, в квартире Грицманов?
– Я уже говорил, это приказ Вахтанга. Он имел виды на Еву, а потом ее следовало убрать.
– Чего ж вы кинулись бомбу-то ставить? Могли бы и подождать, пока ваш Вахтанг натешился бы с женщиной и своему окружению предложил? Не поторопились?
– Так ведь ее дома давно не было. Ничем не рисковали. А вот ваши наблюдатели, если бы они захотели устроить там засаду, определенно нарвались бы. Но это не мое предположение, так сказал Вахтанг. Он должен был прямо с поминок забрать ее к себе. Но, как я понял, ваши не позволили. Воображаю, что сейчас творится у Вахтанга! И ее нигде нет, и я пропал, о Ване уж и не говорю.
– Хорошо. Давайте все координаты своих паханов – Караева и Гуцерии. Где живут, где офисы, где бывают, – все называйте, и подробно, как привыкли давать информацию у себя на службе...
Полковник поколебался минуту-другую, потом решительно протянул руку за бумагой и авторучкой и стал писать.
Адрес родителей Жеребцова Турецкий получил в архиве отдела кадров МЧС.
Постепенно вымирающая деревня Шелепиха расположилась на речке Овсянке, впадающей в Горьковское водохранилище ниже районного центра Пучеж. Зимняя дорога вдоль замерзшей реки привела Голованова с Агеевым в это ветхое село, где сохранилось не больше десятка старых, видавших лучшие времена изб. В одном из подворий, бывшем родительском, от которого остались рожки да ножки – одна изба, да погреб на заросшем бурьяном огороде, а добротный сарай соседи давно растащили на дрова, – и поселился беглый минер.
Сотрудники «Глории» приехали на обычной «Ниве», не привлекавшей внимания по причине затрапезного и неухоженного вида. У соседки-старухи справились о том, где мог остановиться Ванька Жеребцов. Никакой другой власти в деревне, которая могла быть в курсе, не было. А в пяток также пустых изб мог вселиться любой прохожий, всякий пришлый бомж, кабы он знал, на что здесь существовать.
Затем они огляделись и решили подойти к Ивановой избе попозже, в темноте, чтобы он заранее их не увидел и не сбежал. Но не угадали.
Иван в тот час сидел у окна и пил чай, глядя на проезжую дорогу. Его хата стояла не как другие, у самой дороги, а в глубине усадьбы...
Голованов вспомнил, как однажды рассказывал Александр Борисович относительно вот этого обычая в
