Дуб с юго-западной стороны свалки имел, наверное, лет триста от роду и простоял бы еще столько, если бы возле него не вырыли яму десятиметровой глубины, в которую он сполз вместе с окружающими его пластами мусора. Сверху уже подсыпали немало свежего. Турецкий отправил машину на поиски местного начальства, а сам вступил в переговоры с прилично одетым пожилым человеком, отколовшимся от группы бомжей, которые бросились врассыпную, едва завидев милицейский автомобиль.
– Я собаку ищу, пропала вчера поблизости, – предвосхитил старичок на всякий случай незаданный вопрос. – Хорошо, если не съели бедолагу, с них станется.
– Вы не подскажете, когда обвалился этот дуб? Мне важно точно установить дату. – На лице кинолога проступило желание всеми силами помочь правоохранительным органам.
«Интересно», – подумал Турецкий, поддевая носком пивную бутылку, – если бы я сказал, что мне нужно в точности установить сегодняшнюю дату, он тоже стал бы вспоминать с таким видом?'
– Четыре, нет, три дня назад. Совершенно точно, три дня, – он победно посмотрел на Турецкого. – И три ночи соответственно.
– И вы готовы подписать показания?
– Если надо…
– Не надо.
Значит, за два дня до его ареста. Вот ведь непруха. Кротков мог знать, что дуб рухнул, а мог и не знать.
Турецкий достал сотовый телефон, временно перешедший в наследство от Грязнова, и набрал свой рабочий номер. Там в это время должен был находиться только один человек.
– Алло, это Московское общество имагогов-майоров? Семен Пэ Школьников? Слушай меня внимательно. Хватит возиться со своими банковскими счетами. У меня есть для тебя настоящая работа. Придется, правда, немного в земле повозиться, но зато есть шансы найти дневник Уткина. Короче, срочно ищи бригаду хороших ассенизаторов. А я еду в офис Кроткова.
…Дискету Турецкий обнаружил там, где и указал Кротков, – в папке под номером двенадцать. Тем более что это была единственная пронумерованная папка, номера с первого по одиннадцатый отсутствовали, равно как и номера больше двенадцатого. Хотя бумаг в офисе было предостаточно. Как в архиве. И все – ни о чем – старые счета, расписки, квитанции… Такое впечатление, что Кротков хранил даже прокомпостированные билеты на троллейбус с тех самых пор, когда он еще ездил в городском транспорте.
Сунув дискету в компьютер, стоявший тут же в приемной Кроткова, Турецкий был разочарован – программа загрузки требовала пароль, которого Кротков не сообщил. Доставленная в контору по этому срочному поводу кротковская секретарша только виновато пожимала субтильными плечиками и выражала полную готовность к сотрудничеству. Тем не менее помочь ничем не смогла, ибо дискеты этой она прежде никогда не видела, а выданные ею на уровне озарения комбинации из букв и цифр, включавшие инициалы Кроткова, дату его рождения, почтовый индекс и номер телефона, были отвергнуты программой как некорректные.
Заехав специально для этого в СИЗО «Лефортово», Турецкий, уже еле сдерживаясь, недвусмысленно попросил арестованного:
– Назовите, будьте так любезны, пароль для программы загрузки, – и продемонстрировал Кроткову изъятую дискету. Но Кротков только повторил телодвижения своей секретарши, то есть с добродушной улыбкой пожал плечами:
– Не помню. Видите ли, он шестнадцатиразрядный, а у меня всегда были проблемы с запоминанием длинных чисел. Но в том кейсе, который вы, конечно, тоже нашли, на такой желтенькой бумажке все записано.
Насчет кейса Турецкий промолчал. Если он там все-таки был, значит, они изрядно лопухнулись и Кроткову об этом знать не обязательно. «А если это все липа, то я его самого на этой свалке, под этим дубом похороню и заставлю этой дискетой могилу себе рыть».
Турецкий отдал дискету специалистам из НИИ криминалистики, но и там пожали плечами. «Взломать»-то ее было можно, но потребуется неделя, может, больше, и вероятность того, что всю информацию удастся прочесть, не слишком высока.
Турецкому оставалось повторить жест дня – пожать плечами и ждать неделю. Но сдаваться без боя не хотелось, и он отправился в Столешников переулок, где на одном пятачке в семьдесят квадратных метров наблюдается самая высокая концентрация московских хакеров, ибо там располагается «Интернет-бар», где пиво подают прямо к компьютеру.
Возраст публики в баре колебался от двенадцати до сорока – сорока пяти, и реплики собравшихся состояли в основном из незнакомых ему слов, и Турецкий почувствовал себя старым неотесанным динозавром. Он осторожно тронул за рукав вихрастого парнишку в круглых тонких очках, который задумчиво разглядывал отбрасывающий яркие блики компакт-диск с таким видом, будто мог читать с него и без лазерного дисковода.
– Кто тут у вас самый умный?
– А что, дядя, проблемы с компом?
На дядю Турецкий обижаться не стал:
– Мне бы дискету прочесть…
– Витала, – позвал парень, и за соседним столиком от банки «Туборга» отвлекся бородатый… негр неопределенного возраста. – Тут дяде флопик крекнуть требуется.
– Пиво ставишь, дядя? – весело поинтересовался Витала.
Турецкий, не очень-то веря, тем не менее энергично закивал головой, осторожно вкладывая дискету в большую розовую ладонь негра. Витала рассмотрел диск на свет, попробовал согнуть, поковырял ногтем поверхность, на зуб, правда, класть не стал и сунул в ближайший дисковод.
– Там что, архив Des Todes?
