– Расскажите все по порядку.
БИОЛОГ
– Вечером 23 февраля, в День Советской Армии, между прочим, или как там теперь у вас, в День защитника Отечества, в гостинице «Белград» я надел перчатки и, взяв на руки Людовика, почесал его за ушком. Кот лениво замурлыкал.
– Хороший котик, – ласково произнес я, и Людовик, мгновенно ощетинившись, вцепился когтями в кожу перчаток.
– Молодец, умница…
К Людовику снова вернулась ленивая истома, и он развалился на моих коленях, предлагая почесать свой пушистый живот.
Я извлек из тайника ампулу. На этот раз я выбрал сильный яд, получаемый сгущением экстрактов из чилибухи и других растений семейства логаниевых, который в просторечье зовется ядом кураре и при попадании в кровь оказывает нервно-паралитическое действие. Когда-то это зелье использовалось туземцами Южной Америки для изготовления отравленных стрел.
Я повторил свой опыт с перчатками.
– Хороший котик…
Людовик снова, услышав команду, мгновенно озверел и передними лапами впился в кожу. Не давая ему высвободить когти, я смазал их раствором яда и отобрал перчатку.
Когти опять спрятались в пушистые подушечки. Любая нормальная кошка после такой процедуры принялась бы вылизывать лапы, но мой Людовик не был обычным котом! Услышав от хозяина «нельзя», он тут же забыл о врожденной кошачьей чистоплотности и задремал.
Между прочим, по мнению многочисленных исследователей, кошки очень слабо поддаются дрессировке, но элементарным вещам их все же можно научить. Ибо, как сказал кто-то из классиков (не Куклачев!), кошка, однажды севшая на горячую плиту, больше не сядет на горячую плиту, но и на холодную тоже. И Людовик усвоил с рождения, что, лизнув лапу после слова «нельзя», он обязательно угостится скипидаром, а после «хорошего котика» его ждет встреча с тумаками.
Я подъехал к дому Ракитской вечером. Аккуратно приклеил себе пышные усы и бороду. Надел перчатки и осторожно вынес из машины Людовика, прикорнувшего на переднем сиденье. С котом на руках я поднялся на третий этаж и позвонил в квартиру адвокатессы. Дверь слегка приоткрылась, и на пороге появилась Ракитская в шелковом халатике, расшитом огнедышащими драконами.
– Извините, ради бога, – начал я, – я был на сеансе, спускался, а это очаровательное создание сидит у вас на коврике и так жалобно мяукает. Это, наверное, ваш красавец.
Ракитская открыла дверь пошире. Я рассчитал все точно, любительница кошек не сможет равнодушно отнестись к такому экземпляру! Она протянула руки и потрепала Людовика по шелковистой переливающейся шерстке. Биолог открыл было рот, чтобы произнести кодовую фразу, но Ракитская роковым образом опередила его и сделала все сама:
– Какой хороший котик…
Этого было достаточно. Кот, зашипев, вонзил когти в ее запястье. Женщина вскрикнула и отступила, закрывая дверь:
– Сожалею, но это не моя кошка…
В этот момент в прихожей появилась пепельная сиамская красавица, грациозно выгибая спину и топорща хвост.
– Ради бога, извините, – сказал я, обращаясь к уже захлопнувшейся перед моим носом двери, – пойду спрошу у соседей, возможно, это их сокровище…
– Что же было дальше? – спросил Турецкий после паузы.
– Кто знает? – риторически вопросил Миль. – Очевидно, Ракитская обработала глубокие царапины спиртом и, почувствовав легкое головокружение, отправилась спать…
– От кого вы получили задание убить Ракитскую?
– От того же, от кого и все остальные, – пожал плечами Миль. – От министра юстиции.
– Расскажите, при каких обстоятельствах вы с ним встретились впервые.
ДУРЕМАР
Дуремар познакомился с Милем осенью девяносто первого, находясь тогда в двух ступенях от нынешнего положения в государственной иерархии, в должности одного из трех заместителей министра и секретаря парторганизации министерства. Последнее обстоятельство отягощалось тем, что в момент путча он сориентировался на сутки позднее, чем следовало, и имел все шансы сойти с дистанции. Но не сошел. Карьеру министр начинал в госбезопасности, в центральном аппарате, кабинетным работником в подразделении, курирующем исправительную систему. К возрасту тридцати семи лет в начале восьмидесятых в родном ГБ ему ни больших, ни средних чинов не светило, и он ухватился за предложение перейти в Министерство юстиции, где был обещан рост по партийной линии.
В свои критические дни той осенью он, как обычно, «курировал» вопросы «социалистической законности» в Северокавказском регионе, где ее и в помине не было даже в былые стабильные времена. В ноябре в Москву из подведомственных ему мест приехал весьма влиятельный человек, за которым стояли собственные вооруженные формирования. Из двух страшно далеких от своего народа людей – бывшего Президента СССР и будущего Президента России этот человек выбрал последнего, так как их ближайшие цели – поменять власть, были более созвучны.
Кто-то в недрах КГБ, сохранявший верность главе Союза, посчитал, что кавказца следует убрать. Операция была задумана масштабно: в конце концов, обвинить в смерти уважаемого человека непосредственно российское руководство. Акцию поручили группе Биолога, и Биолог, как всегда, справился с самой сложной частью, но его подчиненные, прикрывавшие отход шефа, по оплошности ли, то ли, как обычно, вследствие чьих-то интриг допустили прокол. Милю по законам жанра надлежало немедленно отойти в мир иной как человеку, который слишком много знает. В ту же пламенную когорту слишком много
