думаю, не обошлось. Ну и посадили его, конечно. Сейчас он черт знает где и черт знает с кем. А я его знал, кстати. Хороший человек. Доктор. Кое в чем мне помог, между прочим... Что это за дрянь ты куришь? – спросил вдруг Грязнов.
Это было вполне в его духе – перемежать деловой разговор неожиданными вопросами и поворотами. В сущности, на этой своей особенности Вячеслав Иванович первоначально и сделал карьеру – в бытность муровским опером он так виртуозно допрашивал задержанных, что об этом еще лет двадцать назад ходили легенды.
– То же, что и всегда, – пожал плечами Турецкий. – «Мальборо».
– Вижу, ковбой. То же, да не совсем. «Мальборо лайт»?
– Ну.
– И на кой черт?
– Облегченные. Меньше никотина, меньше смолы. Больше здоровья.
– Я знаю, что такое «лайт»! Я спрашиваю, почему ты отказался от привычных?
– Пытаюсь бросить курить.
– Саня! – Грязнов посмотрел на приятеля с сожалением. – Так не бросают.
– А ты, конечно, знаешь, как бросают. – Турецкий кивнул на заполненную пепельницу со стороны Грязнова.
– Бросают – резко, – со значением сказал Грязнов, не реагируя на шпильку. – Я знаю немногих людей, у которых это получилось, и у всех – только так. Бац – и все!
– Понятно, – примирительно согласился Турецкий. – Ты зачем увел меня от темы, которую сам поднял? Я же тебя знаю. Что не так? Что он натворил, твой доктор? Зачем ты мне мозги пудришь?
Грязнов немного помолчал.
– Итак? – подмигнул Турецкий.
– Честно говоря, – вздохнул Грязнов, – ничего особенного он не натворил.
– Точно?
– Конечно.
– А конкретней можно?
– Конечно, можно! Тебе все можно. Он застрелил двоих человек. Один из них – сын главы городской администрации.
– Ты серьезно?!
– Да.
– Ничего себе!
– Все было в пределах допустимой самообороны, – заверил Грязнов.
– Конечно, – ухмыльнулся Турецкий. – Наши люди по-другому не действуют.
– Саня, не надо ерничать. Это очень серьезно. Тебя Гордеев послушает. Ты для него непререкаемый авторитет. Придумай что-нибудь.
– А что я смогу придумать?
– Самый главный аргумент такой: этот доктор – он как раз из Химок, понимаешь? Из этих самых Химок, будь они трижды неладны! Он там жил, он там работал, он там был уважаемым человеком. А Юрий Петрович у нас, ты сам говоришь, как раз провинциальный авторитет нарабатывает. В Химках. Так и дави на эту точку.
Турецкий почесал затылок. Так уж повелось, что проблемы друг друга они воспринимали как свои собственные, и за этой дежурной пикировкой ничего не стояло, кроме рефлекторного желания поддержать форму. Они были друзьями, и добавить к этому было нечего.
– Ну ладно, допустим, с Юркой я поговорю. Допустим, он даже согласится. Но при чем тут эта макулатура? – Турецкий кивнул на том, по-прежнему лежавший на столе.
– При том, что страна должна знать своих героев. И не должна знать своих стукачей.
– Ты что несешь?
– Стукач стукачу рознь, – по-прежнему настаивал Грязнов. – Саня, я сейчас выдам тебе конфиденциальную информацию, имей в виду.
– Уже, – улыбнулся Турецкий. В сущности, они всю жизнь тем и занимались, что обменивались конфиденциальной информацией. Ведомствам, в которых они служили, это шло только на пользу.
– Ладно. Так вот. Упомянутый доктор, в судьбе которого я принимаю участие, был...
– Подожди... – Турецкий поднял брови. – Твоим осведомителем?! Этот доктор был стукачом?!
– Ну да. В некотором смысле.
– Ты рехнулся, Слава? Ты меня за стукача просишь заступиться? Я вообще с тобой сейчас разговариваю или у меня натурально глюки, как говорит моя дочь?
– Так. Девушка! – Грязнов подозвал официантку. – Принесите нам еще пивка, и вот этому господину, – он кивнул на Турецкого, – попрохладней, пожалуйста.
С минуту оба молчали. Потом им принесли пиво, и каждый занялся делом.
– Саня, – сказал наконец Грязнов, – Великанов был не просто стукач. Во-первых, он был стукач добровольный, то есть идейный...
– Еще лучше, – буркнул Турецкий.
– А во-вторых, он мне жизнь спас.
– Не понял?
– Все ты понял.
– Как он мог тебе жизнь спасти? Помню, я однажды твою задницу спас...
– Задница и жизнь – не одно и то же. Великанов сообщил о том, что меня собираются грохнуть.
– Когда это было?! – округлил глаза Турецкий.
– Примерно полгода назад.
– И ты мне ничего, ни полслова?
– Не было нужды.
– Как это – не было?! Славка, ты в своем уме? Кому же тебе еще доверять, если не мне? Племяннику тоже ничего не говорил?
Грязнов отрицательно покачал головой.
Изумление Турецкого было вполне обоснованным: допустим, ему Грязнов мог и не рассказывать каких-то нюансов – все же специфика работы у каждого своя: Грязнов был сыщиком, а Турецкий – следователем, то есть формально кабинетным работником. Но вот Денис Грязнов – племянник Вячеслава Ивановича – он-то тоже был сыщиком, хоть и частным, и, более того, он был сыщиком от Бога. Денис возглавлял охранное предприятие «Глория», ему было тридцать пять лет, и он побывал в таких заковыристых переделках, которых простые смертные не видели и в кино. Неоднократно и Грязнов-старший, и Турецкий прибегали к его услугам в нестандартных ситуациях, когда не могли сами действовать официально в силу своего статуса.
Но если даже Денис ничего не знал о личных неприятностях Грязнова-старшего и к его услугам Вячеслав Иванович не обращался, значит, ситуация была просто экстраоординарной.
– Своими силами перестраховался, – между тем сказал Грязнов-старший, – и, слава богу, обошлось. Просто не хотелось никого зазря дергать. Не такой уж я знатный перец, чтоб во все колокола бить, верно?
Турецкий же на лице у него читал совсем другое, непроизносимое вслух.
– И кто же это был? – спросил Александр Борисович. – Кто к тебе примерялся?
– Саня, если ты настаиваешь, я позже все расскажу, но сейчас давай вернемся к разговору о Великанове. Идет?
Турецкий кивнул.
– Хорошо. Несколько раз он информировал меня кое о каких вещах, и каждый раз это было весьма небесполезно.
– Я не понимаю, откуда доктор мог обладать такой информацией?
– Он весьма своеобразный человек. Если бы ты с ним познакомился, ты бы это оценил в полной мере. У него знакомства были в разных кругах.
– Что-то не очень они ему помогли, раз он сел, – заметил Турецкий.
