— Шиш там — скорую, — вдруг внятно сказал Александр Борисович, открывая почему-то только один глаз. Он довольно резво поднялся на ноги, сделал два шага вслед за Денисом, направляющимся к «БМВ», лежащему в двадцати метрах от «Волги», но тут же как подкошенный рухнул на землю.
Денис, тем не менее, не стал возвращаться, а дотопал таки, увязая по колено в снегу, до «БМВ». С тревожным сердцем рванул на себя дверцу (из машины до сих пор никто не показался) заглянул внутрь и… зашелся в приступе дикого смеха.
— Александр Борисыч! — совершенно счастливым голосом заорал частный детектив. — Вы только посмотрите на этого красавца!
В салоне «БМВ» уронив разбитую голову на руль, сидел Бандерас.
Турецкий
Бандерас демонстративно уставился в окно. У него была перевязана голова.
— Смотрите, какие облака, гражданин следователь! Вы видели когда-нибудь такие облака? Жаль, вы, наверное, не художник.
— Зато вы артист, Бандерас, — ответил Турецкий. — И повязка вам идет. Ну, с чего начнем?
Бандерас по-голливудски улыбнулся, как бы подтверждая, что да, действительно артист, и да, дейстительно идет.
— О погоде поговорили, самое время спросить: «Как вас зовут»? Но об этом вы меня уже спрашивали. Поэтому предлагаю продолжить про облака.
— Согласен, — кивнул Турецкий. — Вы знаете, гражданин Байков, что в Греции в среднем триста тридцать безоблачных дней в году?
— Что-то подобное слышал. Но сам лично не считал, поэтому для протокола засвидетельствовать не могу, это будет пересказом с чужих слов.
— Это если бы вы были свидетелем! — Турецкий тоже улыбнулся. — Но вы, уважаемый Вениамин Александрович — обвиняемый, вам дозволено повторять все, о чем вы узнали с чужих слов, и все, что вы скажете, обязательно попадет в протокол.
— Великолепные все-таки облака!
— Могу вас пока что обрадовать. Обстоятельствами ветхозаветного вашего покушения на убийство Роберта Клифланда Первого я сейчас интересоваться не буду, подожду пока приедут коллеги из Интерпола, чтобы не дублировать их действий по этому поводу. Это раз. Два — с совершенным вами убийством старшего лейтенанта Селиверстова тоже проблем никаких нет, поскольку следствие располагает как минимум, двумя достоверными свидетелями происшедшего. Три…
— Позвольте прервать ваши упражнения в устном счете. Что касается якобы нападения на какого-то там Клифланда, то, во-первых, у меня наверняка на этот счет есть алиби: я в Америке сроду не бывал, посмотрите мой загранпаспорт…
Турецкий криво усмехнулся.
— Во-вторых, свидетель того, как вы изволили выразиться ветхозаветного деяния не слишком заслуживает доверия, ведь он просто американский шпион, если я не ошибаюсь. В-третьих, убийство вашего старлея произошло на Арбате, где в это время находилось несколько десятков человек. В той сутолоке никто из них и собственной руки не смог бы разглядеть, не то что мой пистолет. Ну а тот скромный факт, что пистолет у меня имеется, естественно, не отрицаю. Так на то и разрешение есть. Кстати, могу я ознакомиться с результатами баллистической экспертизы?
Турецкий скривился еще больше:
— Разумеется, от того оружия, из которого стреляли в Селиверстова, вы избавились, и экспертиза тут ни при чем. — Тут Турецкий вспомнил о Денисе и решил сделать для него что-нибудь хорошее (ведь, в конце концов, именно благодаря парню Бандераса взяли!). — Следующий вопрос такой. Знаете ли вы человека по кличке Пломба?
— Слышал, конечно. В газетах читал. Неуловимый крестный отец московской мафии. — Бандерас усмехнулся. — Очень удобно на такого типа все списывать. Вы-то сами в него верите? Сильно сомневаюсь.
— М-ммм, — практически согласился Турецкий. — Ладно. Скажите лучше, как вы познакомились с Тамарой Федоровной Меньшовой?
— М-ммм. Впервые слышу.
— Глупо, Бандерас. Глупо и скучно. Будет же опознание, а потом — очная ставка. Она вас опознает. Скажет, что имела с вами близкие отношения. Потом у нее дома найдутся отпечатки ваших пальцев. К чему отрицать?
— Все зависит от того, что за этим последует.
— Ладно, откроем карты. За этим последует вопрос, были ли вы также знакомы с неким Анатолием Жигуновым? Не имели ли с ним деловых отношений? Не выполняли ли его поручений, как в России, так и заграницей?
— Увы, и с этим достойным человеком я не успел познакомиться.
— Ну а с Мустангом?
— И Мустанга никакого не знаю.
— Логично, — вздохнул Турецкий. — Раз не знаете Жигунова, то не знаете и Мустанга. — «Вот ведь скользкий мерзавец, — подумал Турецкий. — А что если устроить небольшую провокацию? Попросту взять его на понт?». — В таком случае, — продолжил «важняк», — вас наверное, не слишком сильно огорчит, что господин Жигунов, ныне, кстати, покойный, упомянул вас в своем предсмертном э-ээ, завещании, что ли…
— Что именно меня не слишком огорчит? — уточнил Бандерас. — Что — ныне покойный или что — упомянул.
— Да и то, и другое, — беспечно ответил Турецкий.
— Во-первых, я христианин, — с достоинством сказал Бандерас. — Так что меня не может не трогать смерть моего соотечественника.
— Иди ты! — весело удивился Турецкий. — Уж не ты ли его и завалил?
— Во-вторых, — словно не слыша, продолжал Бандерас, — поскольку я все-таки его не знал, то считаю, что не вправе претендовать на завещанное имущество.
— Завещанное имущество? Разве я так сказал? Да ничего подобного. «Завещание» — это фигуральное выражение, образное. Просто после Мустанга остались кое-какие записи, свидетельствующие о том, что он нанимал вас для какой-то работы… — И хотя Турецкий отвернулся к окну, но даже в оконном блике он успел заметить, как дрогнули уголки рта у киллера. — Не стану тянуть резину. Мустанг «свидетельствует», что завербовал вас в качестве жиголо, в качестве мачо, в качестве Бандераса наконец. Вы должны были обольстить Тамару Седую, и войти в доверие к ее мужу.
— Полный бред, — после паузы сказал Бандерас. — Я же ни с кем из них не был знаком. Я уже говорил. Начиная с Мустанга. В смысле, с Жигунова…
Турецкий примерно представлял, что сейчас творится в душе киилера. Если, допустить тот факт, что киллеров есть такой орган. Наверное, Бандерас судорожно пытался разгадать какие именно доказательства есть у следствия. А Турецкий отчаянно блефовал. Но свою единственную настоящую козырную карту приберег под занавес.
— Ладно, — неожиданно легко согласился «важняк». — Вы находились в Греции две недели назад?
— Был, не отрицаю. В моем загранпаспорте есть соответствующие пометки о прохождении пограничного контроля. Незадекларированную валюту я не вывозил и не ввозил, таможенные правила не нарушал, и вообще, вел себя, как и подобает законопослушному гражданину.
— У меня несколько иные сведения, Бандерас, — Турецкий продолжал улыбаться. — Вот, взгляните. — Он достал фотографию Татарина. — Кстати, как давно вас прозвали Бандерасом?
— Давно. А что? Хотите поинтересоваться, кто именно первым придумал? Увы, не помню.
