Турецкий удовлетворенно записал.
— Так вы человека на фотографии узнаете?
— Нет, не имею, как говорится, чести.
— А этого? — Турецкий предъявил Бандерасу целую пачку снимков — отпечатанные с увеличением кадры видеозаписи, сделанные камерами наблюдения в Афинском аэропорту. Всюду в углу время и дата, а в центре он сам, лицо обведено кружочком.
— Действительно. Чем-то похож на меня. Слушайте, у меня идея! А что если это съемки нового боевика с участием настоящего Антонио Бандераса?!
— Хм… В указанные число и время вы находились Афинском аэропорту?
— Честное слово, не помню! Знаете, я в Греции все больше на греческое вино налегал, а не на аэропорты, приобщался к истокам цивилизации. Поэтому с точностью до минуты восстановить ход событий не могу.
— А свидетели показывают, что вы были абсолютно трезвы. Во всяком случае, действовали, как человек вполне трезвый.
— Свидетели чего?
— Покушения на Татарина, которого вы, по вашим словам, не имеете чести знать, совершенного в Афинском аэропорту как раз в тот момент, когда вас засняла там телекамера.
— Во-первых, телекамера засняла человека, похожего на меня. А в Греции смуглый мужчина с вьющимися волосами… — Бандерас провел ладонью по волосам. — Одним словом, с античным профилем, согласитесь, не редкость. Это вам не Исландия и не Папуа-Новая Гвинея. А во-вторых, телекамера, насколько я вижу, засняла еще целую тысячу людей, не похожих на меня.
— Хватит, Байков! — махнул рукой Турецкий. — Вам что, лавры Скуратова покоя не дают? Вас по фотографии опознали полицейские в аэропорту, дежурившие в тот день. Вот копии протоколов опознания, переведенные на русский язык, — он пододвинул Бандерасу папку, — если желаете, могу представить оригиналы на греческом.
— Ну и что? — Бандерас, не глядя в бумаги, отодвинул их обратно следователю. — Даже если вы докажете, что я был в аэропорту в интересующий вас день и час. В чем тут криминал? Я ведь и не отрицал, что был там. Сказал: не помню. Я и сейчас не помню.
— А вот показания сотрудника Интерпола, ведшего наблюдения за Татарином. Он тоже опознал вас по фотографии. Именно, как того самого человека, который совершил покушение на убийство Татарина. Он рассмотрел вас очень хорошо и уверяет, что ошибки быть не может. А он профессионал, причем незаинтересованный в вашем деле, то есть с точки зрения суда — максимально надежный свидетель из всех возможных. Но и это для вас еще не самое худшее, Бандерас. Худшее для вас состоит в том, что Татарин носил бронежилет под курткой, и даже, представьте, шляпу-каску.
— Что вы говорите?
— Ага. Поэтому ранение в грудь и в голову оказались не смертельными. Представителю Интерпола он дал показания, слушайте!
Турецкий включил магнитофон. Через некоторое время Бандерас сказал:
— Честно говоря, ничего не слышу.
— Черт, я тоже, — признался Турецкий. — Сейчас, подождите еще немного. Ага вот!
«Бандерас…»
«Кто?»
«Бандерас».
«Бандерас в тебя стрелял?»
«…»
«Важняк» нажал кнопку «стоп»..
— Ну, что скажите, гражданин Байков, он же Бандерас, по собственному признанию? Нехорошо с Татарином получилось?
Бандерас заметно побледнел и молчал примерно минуту.
— Допустим, вы попытаетесь доказать, что на Татарина покушался именно я. Допустим. Определенные улики у вас есть, спорить не стану, хотя серьезный адвокат найдет в ваших построениях массу прорех. Например, у вас всего один свидетель, утверждающий, что не просто видел меня в аэропорту, но видел, что именно я стрелял в этого Татарина. Так ли уж надежны его свидетельства? Наверное, там было много народу? Почему больше никто ничего не заметил? Но дело даже не в этом. Если вы полагаете, что я самый настоящий киллер, тогда почему вы считаете, что обвинение в покушении на убийство заставит меня пойти на сотрудничество с вами, то есть, самого себя подвести под вышку? Покушение — не расстрельная статья. Кстати, поскольку дело происходило в Греции, даже убийство не было бы расстрельной статьей. При самых худших раскладах греки могли бы впаять мне пожизненное. И еще, Татарин — это, похоже, кличка, а не фамилия? То есть он был преступником? Значит все совсем не так уж плохо?
— Плохо, Байков плохо! — Турецкий протянул ему несколько листов документов. — Впаяют вам греки пожизненное, но не при худших, а при лучших раскладах. А в России получите вышку. Я сказал, что ранения в голову и грудь были не смертельными. Но ранение в живот было смертельным, Татарин умер в тот же день. Но показания дать успел. Ну, что же вы, Байков?! Прочитайте заключение о смерти. Не зря же вы старались!
Бандерас повертел в руках акт судмедэкспертизы, также переведенной на русский язык, и как бы нехотя прочел.
— Браво! — Он иронично похлопал в ладоши, — браво, гражданин следователь! Да, это я застрелил господина Татарина. Посмотрел на вашу бумажку — прямо в голове просветление какое-то наступило. Можете занести в протокол, я подпишу. И даже вспомнил я его! Вот он — действительно был киллер! Поройтесь в своих архивах, или попросите, пусть вам справочку соответствующую составят. У меня были сведения, что в Афины он прилетел по мою душу. Так что мои действия не выходят за рамки необходимой самообороны. Вот так! Если хотите добиться от меня того же, чего Коля Остен-Бакен, друг детства Остапа Бендера хотел добиться от польской красавицы Инги Зайонц, предложите мне что-нибудь взамен. А сейчас, простите, у меня схватил желудок, болит голова, темнеет в глазах и я хочу в камеру!
