поработали, сняли человек тридцать, причем каждого в двух-трех ракурсах, так что снимков набралось под сотню. Пристальное их изучение ничего не дало. Ни одного знакомого лица. Одна была явно барменша — с мощными плечами и в сарафане, другая — красивая девушка из тех, что пасутся возле «Националя». Мужчины — определенного сорта, из деловых, может быть — «новых русских», как их принято было теперь называть. Было что-то общее в их выражении лиц, спокойном и самоуверенном, в уверенности жестов — насколько их могла передать статичная фотография. Человек десять было из «качков» — явно охрана.
— А ведь это — сходняк, — поделился своими выводами Турецкий.
— «Русь», видимо, их база, — подтвердил Меркулов. — Но — кто они? Александр Борисович, что тебя там так заинтересовало? — спросил он, обратив внимание, что Турецкий уже минут десять рассматривает три снимка, поднеся их к окну, чтобы разглядеть получше.
— По-моему, я знаю этого типа, — не сразу ответил следователь. — Мне кажется, что я его знаю. — Он подумал и еще раз поправился: — Я чувствую, что его знаю.
На снимке в трех ракурсах был изображен очень полный, словно бы выпирающий из темного серого костюма человек лет сорока, с блестящим от пота лицом: на одном из снимков блики на лице были видны отчетливо. Вот он с явным трудом вылезает из тесной для него «Нивы». Вот стоит с барменшей и пьет из стакана минеральную воду — барменша стоит рядом с бутылкой в руке. Вот он пожимает руку какому-то лысоватому, в ковбойке с подвернутыми рукавами.
— Точно знаю, — с неожиданной решительностью повторил Турецкий. — Знаете, кто это? — спросил он Меркулова.
— Нет.
— По-моему, он.
— Кто — он?
— Второй. Который убил Осмоловского!
— Ну, ты загнул, — засмеялся Меркулов. — Ты же его в глаза не видел!
— Не видел, — согласился Турецкий. — Но проверить не помешает.
— Твои действия? — спросил Меркулов.
— Поеду в институт и еще раз допрошу всех. Фотографии — люкс. Может, кто и вспомнит.
Он был почти на сто процентов уверен, что прав. Сошлись воедино все мелочи, которые он скрупулезно выуживал и в институте Осмоловского, и у академика Козловского.
— А мне можно с вами? — попросился Косенков.
— Нет, — решительно отказал Турецкий. — Будешь мешать.
— Чем я могу помешать? — обиделся Косенков.
— Ты будешь мешать мне думать, — ответил Турецкий и, не вдаваясь в разъяснения, вышел из кабинета и быстро сбежал вниз, к машине.
— Не расстраивайся, у меня есть для тебя дело. И очень важное. — Меркулов счел необходимым утешить молодого следователя. — Ребята, все свободны, занимайтесь своими делами, — отпустил он следователей, все еще разглядывающих фотографии. Когда кабинет опустел, взял один из снимков и подвел Косенкова к окну. На снимке была барменша.
— Что ты про нее можешь сказать? — спросил Меркулов.
Косенков только пожал плечами:
— Бабища.
— Но не без изюминки, — добавил Меркулов. — Хотя в твои юные годы ты в этом еще не разбираешься. Сколько, по-твоему, ей лет?
— Лет пятьдесят.
— Согласен. Пятьдесят лет. Барменша валютного бара. Значит, в торговле она уже лет тридцать, не меньше.
— Почему вы в этом так уверены? Может, недавно сменила профессию. Сейчас многие вынуждены так делать.
— Барменшами валютного бара не становятся случайно. И случайные люди. Она в торговле очень давно. А значит… Ну?
— Могла сидеть, — предположил Косенков.
— Молодец, — кивнул Меркулов. — И значит… Ну?
— На нее есть дело. Или досье.
— Дважды молодец. Вот твое задание: выясни ее фамилию, адрес и найди в архивах все, что на нее есть. И сразу ко мне. Задание спешное, — предупредил Меркулов. — И не афишируй, ясно?
— Зачем вам она? — спросил Косенков.
— Неужели не понял? Мы не знаем этих людей. А она знает. И очень хорошо.
— Думаете, расскажет?
— А почему бы и нет? Если нормально поговорить с человеком… В общем, действуй.
Косенков вышел.
Пока Меркулов занимался текущими делами, а Косенков рылся в архивах, следователь по особо важным делам Турецкий рыскал по этажам института Осмоловского. Аспирантку из Казахстана он нашел сразу, вызвал ее с лекции и показал снимки.
— Это тот человек, которого вы видели в лаборатории Осмоловского?
Она долго рассматривала снимки.
Наконец сказала:
— Похож. Даже очень похож Но точно сказать не могу, я же видела его издалека, через окно.
Турецкий вывел ее на курительную площадку, предложил вглядеться в окна лаборатории Осмоловского и еще раз посмотреть на снимки.
Она с сомнением покачала головой:
— Нет, точно сказать не могу. Есть ощущение, что это он. Но утверждать — нет, не могу. Если бы я увидела, как он двигается, — возможно, узнала бы. А так — извините.
— Что ж, и на этом спасибо. Может быть, нам удастся показать его в движении. И не через окно, а в нашем кабинете.
— Тогда, если он, точно узнаю, — пообещала аспирантка. — Извините, мне нужно на лекцию.
Это было кое-что, но совсем не то, на что рассчитывал Турецкий. Еще с час он бродил по комнатам и показывал фотографии, но никто не узнал изображенного на них человека.
Турецкий по-прежнему был твердо уверен, что он на верном пути, но доказательств практически не было.
Он вышел в скверик перед институтом, присел на пыльную оградку и задумался. Было душно. Зелень уже перла из всех расселин старого асфальта, березы покрылись листвой, но она была еще слабой, не прикрывала от солнца.
Тогда был тоже душный день, даже жаркий, почему-то пришло на память Турецкому. Стоп, сказал он себе. Профессор работал над анализом около трех с половиной часов. Все это время убийцы должны были ждать. Допустим, за это время они сделали какие-то свои дела, но сюда вернуться они должны были ну как минимум за час до завершения работы профессора. Рассуждение самое бытовое: а вдруг он закончит раньше и уйдет домой? А результаты нужны были немедленно. Итак, час. Жарко. И хочется пить. Как и ему самому сейчас. Зайти в институт и попить в туалете из-под крана? Турецкий уже сделал несколько шагов к институтскому подъезду, но тут же остановился. В туалете? Из-под крана? Это Барыкин-то и этот толстяк, у которых денег куры не клюют? Турецкий внимательно огляделся и увидел то, что искал: небольшое открытое кафе на другой стороне улочки. Четыре белых пластмассовых столика с такими же белыми удобными креслами, что-то вроде стойки бара, уставленной фантами и прочими пепси. Что-то в нем словно бы подобралось.
Небрежно, как человек, которому некуда спешить, он подошел к кафе и облокотился на стойку.
— Как вы здесь работаете? — с сочувствием спросил он у смуглой девушки, орудовавшей посудой. — Пекло же! Хоть бы какой-нибудь брезентовый навес сделали, что ли? Знаете, такой, в полоски. И красиво, и прохладно.
— И не говорите! — отозвалась девушка. — Каждую неделю обещают, а толку — нуль! Вам чего налить?
