Гордеев снова пожал плечами. Что-то у него не складывалось. Если Женька был за рулем, а Минаев, скажем, сидел рядом, то сунуть ему чеки в брючный карман в этом положении довольно трудно. Разве что отвлечь? Вот если бы оба сидели сзади, к примеру, на повороте легко привалиться к плечу, то да се, глядишь, а пакетики оказались в кармане. Впрочем, почему это делать обязательно в машине? Разве нельзя в том же ресторане, возле вешалки? Или еще дома... Вот, кстати, почему раньше об этом не подумал?
– А вы ехали на это свидание из твоего дома?
– Да... я же говорил. Слушай, Юра, я ничего не понимаю! У тебя есть какие-то сомнения? Вопросы? Так давай и спроси! Ты со мной будто темнишь.
– Нет, не бери в голову, я просто себя проверяю...
– А-а... ну ладно, – как будто успокоился Женька, хотя было видно, что он ничего не понял.
И не надо пока поднимать ненужной волны, всему свое время...
...В Домодедово приехали довольно быстро. И ожидать тоже пришлось недолго. Едва вошли в здание аэровокзала, как услышали о прибытии их рейса.
Елисеев сказал, что у него с утра ничего в клюве не было, и потянул в буфет – по чашечке кофе. Заодно он умял три бутерброда с сырокопченой колбасой. Юрий Петрович от пищи отказался.
Вернулись к выходу пассажиров как раз вовремя.
– Вон она, наша красавица! – значительно посмотрев на Гордеева, наконец сообщил Женька и резво замахал над головой руками.
К ним приближалась действительно очень симпатичная женщина – высокая и стройная, в белой пушистой шапке и короткой дубленке с такой же пушистой меховой оторочкой по подолу, рукавам и воротнику. И ножки у нее были то, что надо! Этакая секс-девочка из модного журнала, как говорится, «Зима-2001». Но взгляд у нее был растерянный.
– Что-нибудь случилось, Галочка? – крикнул Евгений.
Она быстро закивала, не выходя, однако, из прилетной зоны.
– Чемодан исчез! – крикнула она, разводя руки в стороны. – Багажная квитанция – вот она, а самого багажа нет!
– Черт-те что! – громко возмутился Женька. Чересчур громко. И продолжил, глядя на дежурных у выхода: – Ну что это за безобразие? Ну когда наконец закончится этот бардак?!
Девушка в форме, слышавшая диалог, спокойно посоветовала:
– А вы не кричите, гражданин, вы лучше пройдите к начальству, в службу перевозок, вон туда, – она показала рукой, – и все там выясните, может, на вылете забыли, а к нам какие же тогда претензии? Ведь правда?
– В самом деле, – согласился с ней Гордеев. – А что, Галочка, – тоже по-свойски помахал он рукой прилетевшей секретарше Минаева, – там действительно ничего?
Она отрицательно помотала головой.
– Ну так идите сюда, и пойдем выяснять к начальству. Девушка права. – И он улыбнулся дежурной, отчего та словно расцвела.
Отдел перевозок нашли легко, но перед входом в это служебное помещение Гордеев малость притормозил Елисеева.
– Ты вот что, Женя, запомни: начальство терпеть не может, когда к нему врывается толпа. Давай-ка мы тебя здесь подождем с Галочкой, а ты забирай ее паспорт, квитанцию, доставай свои ксивы и иди один. Тряси там чем хочешь, но только без истерики. Вещей-то много? – спросил он у Гали.
– Да какие вещи? – возмущенно ответила она. – Что называется, смена белья. Я ж сюда и сразу обратно. А вы тот самый адвокат, да?
– Не знаю уж, тот или другой, но точно – адвокат. Меня зовут Юрой, Юрием Петровичем. Вы не обижаетесь, что и я вот так, запросто, вас – Галочкой?
– Ой, да как хотите! Нате вам, Женя, мой паспорт! Я так вся перенервничала! Вы понимаете, Юрий Петрович, стою, жду, у всех есть, а у меня – как назло. Я к этим, которые чемоданы выкидывают на транспортер. Они мне: ждите, еще не все привезли, ну, я и жду как дура. Опять к ним, а они говорят: все, больше ничего нет. Ищите, говорят, у себя дома, там, откуда прилетели. Нет, вы представляете?
Елисеев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и Гордеев, заметив это, махнул ему рукой: иди, мол. Тот и ушел.
Юрий Петрович подвел Галочку к ряду кресел и предложил сесть.
– Значит, так, дорогая моя, – начал быстро и максимально доверительным тоном. – Я уже виделся с Алексеем, поговорил с ним. Сообщаю следующее, но персонально для вас. Понятно? В той ситуации, в которой оказался ваш директор, мы с ним решили круг лиц, которые могут владеть полной информацией, резко ограничить. Вы входите в этот круг. И еще я. Все остальные, включая и Журавлева-младшего, и Елисеева, – Юрий ткнул пальцем в сторону служебного входа, – исключительно в той степени, в которой это нам покажется необходимым. Вы поняли?
Она кивнула с некоторой растерянностью. И Гордеев улыбнулся.
– Не понимаю, что тут смешного? – вспыхнула Галочка. – Я что, не то делаю? – Бровки ее сдвинулись на лбу.
– Нет, – продолжал улыбаться Гордеев, – вам очень идет такая растерянность, она делает вас, Галочка, еще более симпатичной.
– Ой, да ну вас, ей-богу! А говорили – серьезный человек!
– Да-а? Это кто ж?
– Да вот Евгений и говорил, когда звонил...
– Прекрасно, – становясь теперь серьезным, перебил Юрий. – А про что он вам говорил? Про понятых? Про что?
– А при чем здесь понятые? Ничего такого. Он сказал, что ему удалось вас уломать принять на себя защиту. Что это, извините, совсем не дешевое удовольствие... ну и так далее.
– Ясно. Ну хорошо, эту тему мы с вами обсудим отдельно. А теперь говорите мне быстро и правду. Где документы? В чемодане?
– Что ж я, совсем дура, что ли? – почти обиделась Галя. – Они со мной! Мало ли что могло в дороге случиться! А здесь, как мне сказали, свобода Алексея... Евдокимовича. – И она прижала ладонь к груди.
– Вы еще большая умница, чем я мог представить, – так же серьезно сказал Гордеев. – Только теперь об этом пока никому больше не говорите.
– Даже ему? – изумилась Галочка, обернувшись на служебный вход.
– Вот именно, даже ему. Я позже скажу сам. А сейчас давайте бумаги мне, я у себя спрячу. Для остальных – пока – будем считать, что они остались в чемодане. Нам с вами, Галочка, и с Алексеем, разумеется, очень важно узнать, какова будет реакция на их утерю, соображаете? И еще, вам придется пожить в Москве несколько дней. Мы придумаем, где будет лучше. Во всяком случае, если Евгений предложит у себя, отказывайтесь. Скажите что-нибудь про подругу, про кого хотите. Я же вас увезу куда надо.
– А куда надо? – нахмурилась она. – Я ничего не понимаю! У вас тут какие-то тайны, игры? Что происходит на самом деле? И я совсем не желаю быть пешкой в чьей-то шахматной партии.
– А вы умеете играть в шахматы? – удивился Гордеев.
– Это не имеет значения, – резко отпарировала Галочка. – Да, умею, и что из этого?
– Думаю, у вас будет отличный партнер. Только не влюбитесь в него, а то я стану зверски ревновать. Про Алексея не знаю, мы с ним эту волнующую тему не развивали. А вот почему я вам все это говорю, сейчас объясню. Опять же сугубо конфиденциально. Я имею ряд фактов, которые косвенно указывают на то, что арест Минаева является тщательно спланированной, но достаточно грубой провокацией. Причины у нас еще будет время обсудить, а главное в настоящий момент заключается в том, что мы должны дать всем заинтересованным людям раскрыться. Если при этом кто-то невольно и будет обижен, этот вопрос я, так и быть, уж как-нибудь возьму на себя, а пока давайте играть в свою игру – точно и спокойно. Это самое главное.
Он вовремя закончил, потому что появился взъерошенный Елисеев.
– Твою мать! – начал с ходу. – Это же просто какой-то бардак, а не «Аэрофлот»!
– Ты невнимательно слушал радио, – усмехнулся Гордеев. – А ведь сообщали, что Галочкин рейс
