«Еще одно убийство?!»
В голове закружился вихрь наслоений, и она попыталась сопоставить то, что удалось накопать Голованову с Максом, с теми словами начальника убойного отдела МУРа, которые сотней раскаленных молоточков отозвались в ее сознании.
«Съемка Толчева и те записи Дашкова, которые он делал к репортажу Юры, который должен был стать информационной „бомбой“. Да, конечно, его съемка. Уже нет сомнения, что этот самый Мосластый именно ее искал в мастерской Юры. Но, так и не найдя ее...»
Вывод напрашивался сам собой.
Не найдя этой съемки на рабочем столе Толчева в его мастерской и зная, что он не мог держать подобный материал в редакционном столе, он догадается,
«...Он должен сделать еще один шаг, и я не исключаю, что это будет еще одно убийство».
Эти слова Бойцова тяжелым камнем осели в ее сознании, и она невольно покосилась на начальника убойного отдела. Она верила ему как профессионалу и теперь уже не сомневалась, что именно так все и будет.
На ее волнение, видимо, обратил внимание Яковлев и негромко спросил:
– Ирина Генриховна, хотите что-то добавить?..
...К концу несколько затянувшегося оперативного совещания, как и было обещано Майковым, пришел сравнительный анализ крови Германа Тупицына и тех нескольких капель, что обнаружили на полу в большой комнате мастерской Юрия Толчева.
Ничего общего между ними не было.
И если еще кто-то из офицеров, присутствующих на оперативке, сомневался в том, что в мастерской Толчева на момент разыгравшейся там трагедии находился кто-то четвертый, кроме Германа Тупицына, Марии и Юрия Толчевых, то теперь все сомнения отпадали.
Когда совещание закончилось, Яковлев попросил задержаться на пару минут начальника убойного отдела. И когда в кабинете остались только они вдвоем, произнес устало:
– Попробуй переговорить с судмедэкспертом, который проводил первичный осмотр трупов на Большом Каретном. Я имею в виду Толчева. С глазу на глаз поговори. У меня такое впечатление, что Толчева сначала вырубили ударом все того же кастета по голове и только после этого, уже бесчувственного... Короче говоря, нужна истина.
Глава восемнадцатая
Довольно удачно вписавшись в «зеленую волну» и проскочив очередной светофор, что было еще большей удачей в это время суток, Голованов выскочил на Профсоюзную улицу и вдруг почувствовал, как ворохнулось что-то тяжелое в голове и сознание стало заполнять пока что неосознанное чувство тревоги. Впрочем, даже не самой тревоги, как таковой, а токи тревожных импульсов, столь знакомых ему по Афганистану. И он ругнул себя шепотком, решив, что подобным образом напоминает о себе не только боевое прошлое, когда эти самые импульсы спасали его от верной гибели, но и близкое будущее, старость, когда, если верить, конечно, словам особо продвинутых психотерапевтов, вы все чаще и чаще будете неосознанно переживать то, что недопереживали, оказавшись в засаде.
«М-да, – решил он, – видать, не дураки все те же америкашки, которые после пребывания в горячих точках планеты проходят самую настоящую и довольно длительную реабилитацию, а не ту чисто формальную, которая укоренилась в России».
И еще он подумал невольно о том, что и горячие точки у америкашек далеко не те, что у российского спецназа того же ГРУ Министерства обороны, бывшего КГБ или нынешнего ФСБ. Им бы, орлам да соколикам, в нашу шкуру, они бы и от всех страховок да привилегий отказались, лишь бы не служить. А то... зеленые береты, квадратные челюсти, пудовые кулаки... Плюнуть да растереть по сравнению с жилистым и выносливым, как три дюжины чертей, русским мужиком.
Размышляя обо всем этом, да еще о том, что пора бы уже и родному государству поумнеть малость, он надеялся, что ощущение накатывающей опасности отпустит так же спокойно, как и зацепило, однако в мозгах продолжал звенеть тревожно крохотный звоночек опасности, и он ничего не мог с этим поделать.
Подумал было, что навеяло что-то после очередных «Новостей» по «Маяку», однако там вроде бы ничего такого не передавали, что могло бы переключить его подсознание на «тревожную кнопку», и он, решив в конце концов, что подобным образом напоминает о себе дорога, уже более сосредоточенно всмотрелся в лобовое стекло и покосился на зеркальце заднего обзора.
Впереди было более чем спокойно, машины шли метрах в десяти друг от друга, да и позади него обстановка была далеко не аварийная.
Десятая модель «Жигулей», «Хундай Акцент», «Мерседес» и чуть позади этой троицы – «БМВ», причем три машины светло-серого цвета, и только «бумер» цвета спелой вишни.
Еще раз мысленно выругав себя и вроде бы немного успокоившись, он свернул у метро «Калужская» в сторону Севастопольского проспекта, чисто автоматически покосился на зеркальце заднего обзора и вдруг почувствовал, как в его мозгах уже загудело тревожным набатом.
Он более внимательно всмотрелся в зеркальце, и когда наткнулся глазами на «бумер», как с легкой руки поэтов-песенников стали называть в Москве «БМВ», то уже казалось, что его голова расколется от тревожно-набатного звона.
– Вот тебе, Красная Шапочка, и серый волк, – пробормотал Голованов, просчитывая мысленно, могла ли эта иномарка представлять для него какую-либо опасность и вообще могло ли сработать его натренированное подсознание на эту машину? И сам для себя решил: «Да, смогло бы». В те моменты, когда он скользил взглядом по зеркальцу, его мозг фиксировал всякий раз эту иномарку, и, когда количество фиксаций перевалило допустимые пределы, его сознание тут же сработало на возможную опасность, хотя он сам, идиот долбаный, в это время почем зря материл свою мнительность.
И все-таки он еще не до конца верил, что за ним увязался какой-то хвост.
Не доезжая метров двадцати до какого-то магазинчика, прижался к бордюру, выбрался из своей старенькой тачки и побрел в магазин, чтобы купить пачку сигарет. Когда прижимался к бордюру, увидел, что вишневая красавица прошелестела дальше, и он уже со спокойной совестью зашел в магазин. Отоварился пачкой сигарет и со спокойной душой снова включил зажигание.
Протащился метров сто по прямой и вдруг почувствовал, как снова екнуло сердце.
От бордюра отвалился все тот же цвета темной вишни «бумер» и вновь пристроился ему в кильватер. Правда, на этот раз их разделяло уже четыре машины.
Теперь сомнений не оставалось – его вели. Знать бы только кто!
Причем вели вполне профессионально, и, не зазвони в какой-то момент тревожный колокольчик в его подсознании, он бы даже внимания не обратил на эту иномарку, каких тысячи шмыгают сейчас по Москве.
Вырулив на Севастопольский проспект, Голованов вписался в неторопливый поток машин, и теперь у него было время более-менее спокойно обдумать создавшуюся ситуацию. Впрочем, вариантов было немного, всего лишь три. Первый. Сделать вид, что он ничего не заметил, и катить себе преспокойно по Севастопольскому проспекту к Соловьиному проезду, где на окраине Битцевского лесопарка его уже поджидал Агеев. Второй вариант. В районе Ясенева вильнуть куда-нибудь в сторону, чтобы тем самым сбросить с себя хвост.
И последний вариант, над которым стоило помозговать посерьезнее.
Можно было довести хвост до того же Соловьиного проезда, который граничит с лесистой кромкой Битцевского лесопарка, припарковаться неподалеку от того места, где его должен был ждать Агеев, позволить прижаться к бордюру «бумеру» и уже после этого, в спокойной обстановке, да в четыре руки плюс наручники...
Искусству допрашивать, вернее, проводить блиц-допросы, причем в экстремальной обстановке, когда каждая секунда, не то чтобы минута, дорога, их обоих обучали мастера этого дела, так что выбить правду- матку из владельца «бумера» не составляло особого труда. Было бы только желание да моральное право. А право такое у Голованова сейчас было – не садись на хвост, не следи за хорошим человеком, когда у него головешка от колокольного звона начинает раскалываться.
