обыска, зафиксируем эту коробочку, и вы с супругой подпишете, что видели, как я ее нашел. А потом опечатаем дверь.
– Минуточку, – прервал послушный до того момента Ручкин. – А я видел?
– Видел, видел.
– А если нет?
– Ты не наглей, это совсем не вовремя. Смотри, вот она в ящике лежит.
– Ну, – протянул Ручкин. – Ле-ежит. Это она сейчас лежит. А вот где она раньше лежала? – Он хотел было взять коробку, но она не поддалась.
Турецкий, удивленный не меньше, снова снял с нее крышку и только тут заметил, что в днище был вбит гвоздь, намертво удерживающий коробку с гильзами в ящике стола.
– Лежала, – тут же согласился Ручкин.
Турецкий в присутствии супругов Ручкиных составил протокол изъятия вещественного доказательства, отковырял из стола коробку, забрал ее с собой и уехал, пожелав Пете и его жене на прощание всяческих успехов в семейной жизни.
«Хорошие все же люди – массажисты, – подумал Турецкий, трясясь в электричке. – И в Сочи мне девка помогла, и здесь – то же самое. Это у них, наверно, в крови, цеховая солидарность, что ли».
Стычка
В горах темнеет рано, поэтому возвращаться пришлось при свете электрических фонариков. Тропинка, едва заметная при свете дня, в сумерках была вообще неразличима. Пробирались на ощупь, почти не разговаривая друг с другом. Боевики закинули оружие за спину, чтобы не болталось. Каждый из полевых командиров размышлял, что скажет своим людям, когда вернется. Порадовать их было нечем. Старейшина Ибрагим золотых гор не обещал. Он не обещал в ближайшем будущем даже необходимого – боеприпасов, обмундирования, систем связи. А изрядно потрепанным, разрозненным отрядам боевиков сейчас было достаточно одного сильного удара по всей линии фронта, чтобы проиграть войну.
Отряд все-таки немного сбился с пути и вышел из леса примерно на пятьсот метров в стороне. Издали можно было различить небольшой костер рядом с машинами. Если бы не огонь, пришлось бы плутать по всей округе.
Когда они были уже метрах в пятнадцати от четко вырисовывающегося в темноте пламени, Азамат вдруг остановился:
– Стойте! – он наклонил голову и стал прислушиваться. Все остальные тоже замерли.
Со стороны костра доносилась русская речь!
– Федералы! Туши фонари! – прошептал Азамат. – Откуда они здесь?
– Это мобильная группа спецназа, – тихо сказал Вахит, – я встречался с такими, они появляются в самых неожиданных местах. И очень хорошо подготовлены.
– Ладно. Надо зайти со стороны леса и внезапно обстрелять. Никакая подготовка не поможет, накроем как котят...
Ноги его вдруг уткнулись в какую-то преграду. Что-то мягкое и недвижное лежало на земле. Азамат наклонился – это был труп механика Али.
– Подонки. Вы мне за все ответите.
Боевики нырнули в лес и бесшумно подобрались к машинам. Затем по команде Азамата открыли шквальный огонь по сидящим у костра солдатам федеральных сил. Но спецназовцев не так просто было взять. Они, казалось, за полсекунды до того, как боевики нажали на спусковые крючки, почувствовали, что в них целятся. И успели лечь на землю и откатиться в сторону. У костра осталось лежать всего двое. Еще спустя секунду федералы открыли ответный огонь. Стреляли наугад, в лес, но очень точно – судя по тому, что многие автоматы боевиков замолчали, их пули достигли цели. Федералов было немного – всего человек десять, но каждый из них прошел такую школу, что, пожалуй, стоил двоих обычных солдат. К тому же в темноте всегда легче обороняться, чем нападать.
Но Азамат оказался хитрее. Он зарядил подствольник и послал гранату в один из джипов. Тот сразу вспыхнул ярким факелом, осветив все вокруг. Федералы попытались скрыться в темноте, катясь по земле и одновременно стреляя, но это их не спасло. Благодаря горящему джипу они были как на ладони.
Жестокая, короткая схватка уже подходила к концу, когда что-то сильно ударило Азамата в грудь. Перехватило дыхание, глаза начало застилать мраком... Он еще видел, как боевики срезают уши у мертвых федералов, как для верности стреляют в их затылки, но картина эта почему-то не обрадовала его. Он сам убил многих, даже распинал на кресте одного православного священника, но сейчас вдруг ужаснулся катящейся из глубины его жизни кровавой глыбе воспоминаний.
– В чем дело, Азамат?! – эхом отдались в его сознании слова Вахита.
– Я... Все... – с трудом произнес он. – Я умираю...
Он глазами попросил Вахита наклониться и прошептал:
– Кончайте эту войну... Аллах акбар...
«Герой дня»
Наконец-то голодный Турецкий попал к себе домой. Не напрасно ли он отказался от мытищинского шашлыка? В животе происходили страшные вещи. А в холодильнике, конечно, шаром покати.
Всего-то недельное отсутствие превратило его однокомнатную холостяцкую квартиру в нечто ужасающее. Похоже было, что за это время грязной посуды в раковине стало больше. Выкристаллизовалась она, что ли? Тараканы просто приватизировали жилплощадь. Кроме того, неделю назад, улетая в Сочи, он, естественно, забыл открыть форточку. Так что атмосфера в квартире была соответствующая.
Рагдай по-прежнему был у жены с дочерью, и слава Богу. В ближайшие дни у Турецкого даже не будет времени элементарно выгуливать его по вечерам.
Он выскреб все, что осталось, из банки растворимого кофе «Чибо» в большую чашку, поставил чайник на плиту и ушел в комнату. Завалился на продавленный диван и включил пультом телевизор.
Российский канал, новости. Ба, да это же наша знакомая, любовница покойного Малахова!
Журналистка между тем говорила:
– Такая скоропалительная смена городских властей, да еще в разгар курортного сезона, явилась большой неожиданностью для жителей Сочи. Никто не мог ожидать подобного скандала, а тем более появления огромного количества обличительных документов, изобличающих чиновников во взятках, подлогах и откровенном казнокрадстве...
Турецкий ухмыльнулся и переключил канал. И чуть не свалился с дивана. В студии, в прямом эфире, сидел собственной персоной господин Поляков и отвечал на вопросы Евгения Киселева. Внизу экрана светились номера телефонов, по которым можно было позвонить и задать вопрос. «Герой дня» – так называлась передача. Не отрывая взгляд от экрана, Турецкий протянул руку к телефону, но именно в эту секунду из аппарата раздался звонок. Чертыхаясь, Турецкий схватил трубку.
– Алло, Саня, – раздался голос Грязнова. – Я в Москве.
– Где именно?! – рявкнул Турецкий.
– Дома, – удивился Грязнов. – Или ты думал, что я тебе звоню с вокзала, спешу доложить?
– Плевать я хотел! У тебя включен телевизор? Там Поляков. Скорее смотри НТВ! И немедленно займись этим, понял? Он нам нужен вот так.
– Вот это да, – пробормотал в трубку Грязнов через десять секунд. – Сейчас прозвоню везде где надо. Возьмем его, можешь не сомневаться.
Турецкий положил трубку, прибавил в телевизоре звук и попробовал сам дозвониться в студию. Безнадежно, там было хронически занято.
Поляков спокойно и с таким достоинством отвечал на всевозможные неприятные вопросы о затонувшем пароме «Рената», что Турецкий против воли на мгновение ощутил к нему некоторую симпатию.
Снова зазвонил телефон. И опять это был Грязнов.
– Шеф, нам Поляков нужен живым или мертвым?
– Живым, – серьезно сказал Турецкий.
– Извини. Ты же не сказал. Ладно, шучу. Это все мимо ворот, – сообщил он. – Передача идет в записи.
