– Запомни, урод... – он снова наклонился к нему, стонущему и согнувшемуся пополам. – Если только они... – он указал на стариков. – Скажут мне, нет, только намекнут, что ты со своим братцем здесь близко появлялись... Да я вас урою в момент, сук позорных, в твоем гребаном Егорьевске, поскольку адрес ваш теперь знаю! Вот где увижу, там и урою! Ты меня понял? А ну, повтори!
Он рванул его за руку, резко заломив назад. Тот мучительно скривился, покрывшись потом.
– Че повторять-то?..
– Если только здесь объявитесь...
– Не объявимся...
Он снова сел за стол, стал потирать руку.
– И в своем гребаном Егорьевске вы от меня не спрячетесь... – сказал Павел. – А ну, руки на стол! – вдруг выкрикнул он и ударил кулаком по столу, так что все вздрогнули.
Братья, переглянувшись, нехотя положили руки на стол, а на пол грохнулось что-то тяжелое и младший невольно нагнулся, вернее, дернулся, чтобы поднять.
– Подними! – приказал ему Павел и потянул в его сторону руку.
Тот медленно поднял небольшой пистолет, держа его за ствол, и, не поднимая глаз, передал его Павлу.
– Пиши протокол, лейтенант! – сказал Павел в полной тишине. – И сними показания со свидетелей, – он указал на стариков и «жэковку». – Может, скажешь, без бланков сюда пришел, дома забыл?
– Ладно. Только ты, это... не очень тут командуй, – негромко сказал участковый, роясь в своем кейсе. – Видали таких. Сам-то кто такой, чтоб на меня орать? А? То-то... Давайте сюда их паспорта... – сказал он, достав, наконец, бланк протокола, шариковую ручку, разложил на столе, сдвинув в сторону грязные тарелки и пустые бутылки. – Вот ты их защищаешь, алкоголиков этих... А у меня на них жалобы и заявления от соседей!
– Не на твои пьем! – сказала Тонька. Старик толкнул ее в бок, она в ответ оттолкнула его локтем.
– И свой паспорт сюда давай тоже... – сказал участковый Павлу. – Или у тебя их несколько?
– Сколько есть, все мои, – усмехнулся Павел. – Твои, отец, здесь не пляшут. Спасибо мне должен сказать, раз я обезоружил вооруженных преступников... Ты пиши, пиши, не отвлекайся. Про пистолеты, про ножи... А вы, ребята, сейчас будете писать диктант, – сказал он братьям. – И без орфографических ошибок.
– А о чем писать? – они недоуменно подняли на него глаза.
– Заявление. От такого-то и такого-то, проживающих в Егорьевске, адрес, телефон, дата.
Он диктовал им минут десять. Братья, потея и переглядываясь, написали заявления об отказе от квартирного обмена с гражданином Серегиным Петром Григорьевичем. И что никаких претензий, включая финансовые, они к нему не имеют.
– Подписывай... – сказал Павел участковому. – Теперь ты, – он навел палец на «жэковку». – Быстро!
– Так эта твоя бумажка слова доброго не стоит... – усмехнулся участковый, который окончательно пришел в себя. – Написано под давлением, с принуждением и применением угрозы. А это статья сто семьдесят девятая УК, если не забыл.
– Теперь ты меня слушай... – сказал Павел участковому. – Эта бумага весит больше, чем ты думаешь. И будет действовать, пока я жив. Но если они, – он снова указал на стариков, – только заикнутся, что их опять обижают... Любого из-под земли достану!
– Ладно, тут не очень... – нахмурился участковый. – Значит, договоримся так. Я сам кое-что не знал, хотя и догадывался... – он недовольно перевел взгляд на даму из жека. – Теперь ты меня слушай. Их больше никто не тронет, – он кивнул в сторону стариков. – И жить они будут здесь. А тебе я даю пять минут... – он взглянул на Павла, потом на часы. – И чтобы за это время ты исчез с моего участка. Будто тебя здесь и не было. Кто ты, откуда взялся, я про это пять минут ничего не знаю и знать не желаю. Но если увижу тебя еще раз, сразу заинтересуюсь, кто ты и откуда... А вы?.. – он повел взглядом в сторону братьев. – У меня к вам такое же условие. Чтоб духу вашего не было! Ну а с тобой, Татьяна, мы отдельно поговорим... – строго сказал он «жэковке», и та поспешно кивнула.
Ну и куда я теперь, подумал Павел, выйдя из дома. Так и будем прятаться по чердакам и подвалам? Пока не завшивею вместе с бомжами или загнусь от туберкулеза... Нет, уж лучше пуля от того же Трофима, которому не терпится на мое место. Слишком даже не терпится. И нужно как следует подумать, как это можно наверняка использовать...
Он набрал номер на сотовом.
– Лида, это я, – сказал он.
– Ты? – изумилась она. – Пашенька, родной... Я уже не знала, что думать! Тебя тут уже спрашивали всякие люди, и в дверь звонили, и за квартирой, сколько раз видела, следят!
– Ты точно это знаешь, что следят?
– Да, Паша, и в доме у меня чего-то искали. Когда я на работу уходила. Сколько раз такое было, а я дверь никому не открывала и отвечала, как ты меня учил.
– Понятно. Скоро я к тебе переберусь...
– Они ж тебя ищут, Паша... – заплакала она. – Лучше уедем к моей маме.
– Надоело, знаешь, от всех прятаться. Думаешь, они еще не знают, где у тебя родители живут, если меня ищут? Они могут все... Кто-нибудь мне звонил?
– Не-ет...
– А Доронин Слава разве не спрашивал?
– Паша... Если ты про своего друга, который прежде про тебя спрашивал...
Она запнулась.
– Ну что, что случилось? – спросил он.
– Убили его в тюрьме, – вздохнула она. – По телевизору показывали. Мол, известный рецидивист, который дважды бежал от милиционеров и убил какого-то капитана... Забыла, как его... застрелили его в тюремном дворе, во время прогулки, что ли...
Он говорил с ней еще минут пятнадцать, прикидывая: теперь-то они должны запеленговать мой сотовый. Раз у них аппаратура позволяет...
9
Авдей Карлович и Гена прилетели из Франкфурта утром. В аэропорту их ждали Джемал и Кощей на «мерседесе».
Некоторое время они молча ехали по Ленинградскому, потом свернули на кольцевую.
– Значит, к вечеру «кадиллак» должен быть полностью подготовлен, – прервал наконец молчание хозяин, обратясь к Гене.
Тот кивнул. Кощей, сидевший за рулем, встретился взглядом в зеркальце заднего обзора с Джемалом, сидевшим на заднем сиденье, но комментировать не стал. Надо так надо.
– Чем сегодня заняты наши детишки? – спросил Авдей Карлович у Джемала.
– Сняли штаны и ждут порки, – насмешливо сказал Кощей и прикусил язык, снова встретившись с взглядом Джемала.
– Авдюша, я не хотел по телефону говорить... – начал, вздохнув, Джемал. – Только когда ты второй раз позвонил и велел их не трогать, поздно уже было.
– Что значит поздно? – нахмурился Авдей Карлович, уже понимая, о чем идет речь.
– Ну так, сам помнишь наш договор... Если баба твоя ссучится, значит, отдаешь ее нам. А племянники у меня, сам знаешь, молодые, горячие... Раньше еле удерживал... Ну, не успел с тобой договорить, а они уже ее потащили...
– А что ж нас не позвал? – обернулся к нему Кощей.
– Следи за дорогой... – мрачно сказал Авдей Карлович.
– Развел тут семейственность... – продолжал ворчать Кощей.
– Помолчи, а? – сказал Гена, с тревогой следя за выражением лица хозяина.
– А откуда они, твои племянники, знают про нашу с тобой договоренность? – обернулся к нему Авдей Карлович после паузы.
Джемал пожал плечами.
