Лехи.
Тот неопределенно пожал плечами.
— А так хоть ноги унесли, — сказал Михайлов.
— Но столь многообещающие гастроли пришлось, увы, прервать, — заметил Николай Григорьевич. — А ведь столько поступило заказов!.. И неизвестно, удастся ли их продолжить. Выстроилась очередь, я вел запись на следующий год. А теперь даже не знаю, что сказать заказчикам. Придется возвращать авансы. Если эту пулю найдут и посмотрят баллистику, то сразу поймут, кто столь безупречно работал с клиентурой. А как все хорошо началось. Ладно, отдыхайте, скоро работа найдется и здесь. Все, свободны.
Уже в дверях Леха невольно оглянулся. Николай Григорьевич пристально смотрел ему вслед.
Через полчаса Николай Григорьевич спустился к подъезду и сел в машину к Мамонту. Теперь тот сидел не в подержанной «восьмерке», а в новенькой «тойоте». В руках у Николая Григорьевича была тощая зеленая папка.
— В ЦКБ, — сказал он. — Надо же навестить больного. Напомни купить по дороге цветов, соку и апельсинов.
В ЦКБ они скромно подождали внизу, пока Замойского покинут посетители — родственники и служащие банка. И только после этого поднялись к нему в палату.
Там Толян бесцеремонно отодвинул дежурную сестру, заикнувшуюся было, что больному надо на процедуру, и они вошли в палату Замойского.
Увидев Толяна, бедный Лев Александрович посерел от ужаса. Толян между тем деловито воткнул букет красных гвоздик в горлышко бутыли с минеральной водой «Боржоми». Больной было встрепенулся, желая что-то возразить, но тут же осекся под его тяжелым взглядом.
— Это ведь ваша папка? — вежливо спросил у него Николай Григорьевич, не здороваясь и не представляясь, достав зеленую папку. — Или будете открещиваться? Я бы не советовал. Правда, она по халатности не вошла в опись изъятых у вас материалов. — Николай Григорьевич недовольно взглянул на Толяна.
— Простите, вы следователь прокуратуры Семьянинов? — спросил тот с надеждой в голосе.
— Берите выше, — туманно ответил Николай Григорьевич. — А при чем здесь прокуратура? Или вы подали туда заявление?
Лев Александрович промолчал, только натянул на себя повыше одеяло и снова взглянул на хмурого Толяна, с хрустом грызущего одно из тех яблок, что они сами же и принесли больному.
— По глазам вижу — подали, — качнул головой Николай Григорьевич. — Что за привычка! Чуть что, сразу ябедничаем. А в чем причина? Может быть, наши сотрудники были с вами недостаточно дипломатичны и обходительны? — Он сурово оглянулся на Толяна, и тот сразу перестал жевать.
— Нет, что вы, — проблеял Лев Александрович, глядя теперь на папку и, похоже, догадываясь о цели визита.
— Хотели вам вернуть эту вашу, скажем так, документацию для сугубо личного пользования, предварительно поговорив, но раз уж дело заведено… — Николай Григорьевич развел руками. — Мы просто обязаны передать ее следствию. — Он поднялся со стула, давая понять, что в таком случае говорить больше не о чем, и визит закончен.
— Нет, что вы, что вы. — Больной с неожиданной резвостью протянул руку к папке и даже ухватился за нее, глядя молящими глазами на визитера.
И тот, подумав, отдал, а Замойский тут же спрятал ее под одеяло.
— Вы всерьез полагаете, будто мы настолько бедны, — приподнял брови Николай Григорьевич, — что не располагаем современными возможностями копирования документов?
— Чего вы добиваетесь? — тихо спросил растерянный и несчастный Замойский. Похоже, еще никогда в жизни он не попадал в подобный переплет.
— Ничего особенного, — еще тише, наклонившись к нему, ответил мучитель. — Завтра к вам в банк придет посетитель из солнечного Нальчика, зовут его Рустам Ибрагимович.
— Ах, это… — вздохнул больной. — По поводу кредита? Но вам-то зачем ввязываться в эти махинации? Вы, я вижу, умный, современный человек! Они же запрашивают громадный кредит для небольшого сахарного завода! Вы видели его? А мои представители не поленились, съездили в этот Нальчик и посмотрели. На ладан дышит заводик-то. Причем они бессовестно завышают отпускные цены. Таких не бывает в природе! И, главное, нет никакой уверенности, что они, или их республиканское правительство, вернут нам кредит!
— Вернее, есть полная уверенность, что не вернут! — подмигнул ему Николай Григорьевич. — Я вас понимаю. И даже где-то сочувствую. Но надо делиться, как завещал нам наш министр финансов, правда уже бывший. А с теми, кто не верен его завету, всегда происходят неприятные истории.
— Не вы первый, кто меня шантажирует, — уныло сказал Замойский. — Меня по этому же поводу уже достал депутат Кольчугин! — пожаловался он. — Звонит по ночам, совершенно пьяный, и еще угрожает разоблачениями в коррупции. Неужели вы как-то связаны с этим клиническим идиотом? Ну да, вы сейчас делаете то же самое, но хотя бы с определенным изяществом.
— А вы подайте на него жалобу в комиссию Госдумы по этике! — предложил Николай Григорьевич. — Там с этим строго.
— Ладно, — вздохнул Замойский. — Я позвоню завтра в банк. Все-таки жизнь, семья и здоровый сон — самое дорогое в нашей жизни. Дороже любых денег.
— А еще деловой человек с безупречной репутацией, — покачал головой Николай Григорьевич. — И откладываете на завтра то, что можно сделать сегодня. Звоните прямо сейчас, слышите? И не оттягивайте время, вам еще на процедуру нужно успеть.
В этот момент Толян отделился от двери и приблизился к больному на расстояние вытянутой руки.
— Сейчас так сейчас, — покорно согласился Замойский, набирая дрожащими пальцами сначала один номер на сотовом, потом другой. — Раенька, дорогая, это Лев Александрович. Позови, родная, Ефима Борисовича, а то я ему звоню, а у него, похоже, мобильный отключен. Да, у меня все хорошо, иду на поправку.
Он несколько минут разговаривал с разными людьми, поглядывая на посетителей, иногда переходил на шепот, но в конце концов удовлетворенно кивнул.
— Словом, я обо всем договорился с членами правления, и мы готовы рискнуть и пойти навстречу вашим коллегам из Нальчика, — сказал он приподнятым тоном. — Однако тут есть еще одно «но»… Я говорю о новом замминистра господине Портнове. По новому закону, он визирует подобные крупные сделки, ну, вы понимаете, чтобы деньги не ушли за границу незаконным путем, а о нем все говорят как о железном человеке!
— Он уже малость проржавел, — ухмыльнулся Николай Григорьевич, оглянувшись на Толяна. — И передал через свою тещу, что с этого дня мы можем ни о чем не беспокоится и во всем на него положиться.
6
Шестаков и Турецкий читали заключения экспертов, когда позвонил Вячеслав Иванович Грязнов.
— С тебя причитается, — сказал он Турецкому. — Кажется, нашлась такая машина, это «уазик», только не московский, а из Катуара, и мы с областным угро решили за ним проследить. Мои ребята негласно установили по журналам, что машина выезжала под предлогами вызовов по поводу бытовых ссор и драк, что еще предстоит проверить, причем не возвращалась почти до утра, хотя в этом поселке все рядом, и как раз в те самые ночи и часы, когда твой снайпер убивал партнеров Кольчугина. Вот так вот.
— Ну спасибо, — протянул Турецкий. — А не может здесь быть какого-то простого совпадения?
— Все может быть.
