снайпера.
Он сначала убедился, что у этих воинов запаса нет домашних телефонов, значит, сообщить им о его визите никто не сможет, и поэтому не спеша заехал на все той же «Волге» сначала к Сафронову. Того, к счастью, не было дома. То ли на рыбалке, то ли на охоте.
Но у Воронина его ждало разочарование. Он увидел испитое, давно не бритое лицо бывшего снайпера, отличника боевой подготовки, показавшего ему трясущимися руками свои награды и наградные листы. А также чеченские фотографии, где он снялся с корешами, одни из которых погибли, другие были покалечены, а эти оставшиеся пацаны «били и будут бить этих сук, пока их вообще ни одного, ты понял, ни одного не останется!».
Когда Воронин, по случаю знакомства со следаком из Москвы, собрался, вопросительно взглянув на бывшего своего начальника Коровина, бежать за бутылкой, приунывший Гера, еще раз взглянув на его дрожащие пальцы и такую же, плохо опохмеленную, подругу, с кем он жил, — симуляцией тут не пахло, просто не могло быть места — наотрез отказался. И заодно почувствовал к гостеприимному хозяину нечто вроде неприязни: мог бы и оказаться тем самым ночным снайпером. А теперь снова ищи-свищи…
Около шести вечера, когда Леня закончил свои изыскания, Гера позвонил шефу из Катуара по мобильному.
— Борисыч, докладываю: Леня слепки шин снял, завтра же сличим, а снайпера тут нету. То есть был один на всю округу, но и тот спился. Фамилию и прочие данные я на всякий случай записал, но ловить тут, похоже, некого.
Турецкий положил трубку и взглянул на сидящего напротив Меркулова, спустившегося к нему — редкий случай — с высот своего кабинета.
— Это Гера Шестаков, — сказал Александр. — Звонил из Катуара. — Пока ничего нового.
Меркулов невозмутимо кивнул и продолжил начатый разговор:
— Я уже разговаривал с нашими коллегами с Лубянки. Объяснил им, что возможности тех, кого мы ищем, слишком уникальны для обычного криминального сообщества. То, как легко и непринужденно они могут прослушивать любого, кто хоть пару минут переговорил по телефону с попавшим в поле зрения абонентом, не может не настораживать. В то же время — ты не хуже меня знаешь — они не любят, когда другие подозревают их сотрудников, и это нормально… нам бы тоже не понравилось.
— Но еще больше они не любят своих бывших сотрудников, погнавшихся за длинным долларом, — вставил Турецкий. — Использующих в криминальных целях свои бывшие связи и возможности.
— На это обстоятельство я им тоже намекнул, — кивнул Меркулов. — Только после этого, с немалым скрипом, они согласились предоставить нашим экспертам данные банка биологических анализов своих сотрудников, предназначенные для идентификации. Пока только для бывших. Я объяснил им, что нас интересует.
— Спасибо. — Турецкий взглянул на часы. — Уже что-то.
— То есть уже завтра можешь им звонить вот по этому телефону… — Меркулов кивнул на листок бумаги, лежащий перед Турецким. — И твои ребята могут подъехать.
— Завтра я вылетаю в Париж, — напомнил ему Турецкий. — Шестаков и займется.
— Везет же некоторым… — покачал головой Меркулов. — Слушай, Саня, как это у тебя всегда получается? Раньше тебе надо было летать в Сочи или в Ялту, причем в разгар купального сезона, чтобы допросить там какого-нибудь местного урку, а теперь вышел на международную арену? И тоже в сезон?
— Сам удивляюсь, — в тон ему ответил Турецкий. — Как-то так всякий раз складывается… Даже неудобно перед начальством и подчиненными. Как будто я специально. Гера вон только что из Архангельска прилетел — и сразу с корабля на бал, то есть с Барышниковым в Катуар, в набитой электричке по Савеловской дороге, и на весь день… И тоже мне попенял на сей счет, как непосредственному начальнику. А что будет в следующий раз, если мне вдруг придется лететь в Ниццу?
— Как что, плавки не забудь… Разве уже и там себе дело нашел? — склонил набок голову Меркулов. — И заранее готовишь почву? Хорошо устроился, а?
— Шучу, — вздохнул Александр Борисович. — Вернее, размечтался. А что, нельзя? Как туда иначе вообще попадешь?
— А что ты все время на часы смотришь? — спросил Меркулов, подходя к дверям. — На свидание спешишь?
— Да нет, наоборот, ко мне одна дама должна прийти. Артемова Тамара, помнишь, вдова убитого помощника депутата Кольчугина? Запаздывает, однако. Привыкла, понимаешь, как все красивые женщины… Вчера мне звонила. Что-то важное собралась рассказать. Что смотришь? Может, даже будет колоться, черт ее знает… Не хочешь послушать?
— Говоришь, интересная вдовушка-то? — подмигнул Меркулов, уже стоя в дверях. И еще погрозил оттуда пальцем.
— Я их специально не выбираю… — развел руками Турецкий. — Клиентура у нас такая, при деньгах и связях. Они и выбирают себе жен — соответственно. Что смотришь? Опять ведь будешь говорить: хорошо устроился! А мне что прикажешь, оправдываться?
— Мне бы твои трудности, — хмыкнул Меркулов и вышел из кабинета.
Турецкий прождал Тамару Артемову еще с полчаса, потом вышел в коридор и увидел взволнованных сотрудниц, столпившихся у окна коридора.
— Что там стряслось? — спросил он у Зои, чувствуя неладное.
— Женщину, говорят, убили, — сказала она. — Вон, «скорая» только что подъехала…
— Я своими глазами все видела, — возбужденно рассказывала уборщица тетя Катя. — Я на работу спешила, а она впереди меня, тоже торопилась, я еще подумала: надо же, такие красивые к нам теперь ходят? А она вдруг упала, и кровь из головы потекла, из виска по волосам. Все подумали, может, оступилась, на каблуках-то, и на бордюр головой? Ее на руки поднимают, а она как есть вся уже мертвая.
Турецкий быстро вышел за проходную, на улицу, где в окружении толпы несколько милиционеров вели свое следствие. Тамару уже увезли, и он увидел только задние двери «скорой», увозившей ее труп.
Турецкий предъявил удостоверение молодому следователю в очках, представившемуся капитаном Акиньшиным.
— Она шла ко мне на прием, — вполголоса сказал он. — Как свидетель. Что, снайперская пуля?
— Похоже на то… Совсем обнаглели, — посочувствовал тот. — Уже возле Генпрокуратуры свидетелей убивают. Молодая, красивая, жить да жить.
— Вы разобрались, откуда стреляли? — спросил Александр Борисович.
— Пока нет.
— А пуля?
— Тоже нет.
Александр Борисович огляделся, осмотрел здания, примыкавшие к месту убийства.
— Ну хоть примерно… — сказал он и тут же, вспомнив про уборщицу тетю Катю, вернулся в здание, потом снова вышел вместе с ней и подвел к милицейскому следователю.
— Ведь вы, Катерина Андреевна, шли за ней, а она впереди вас? — спросил он у нее.
— Ну да, говорила уже, я еще подумала: чего она так торопится-то?
— Покажите нам, откуда вы шли к нашим воротам? — попросил он. — Идите с той стороны, с какой шли.
Когда уборщица все показала и ушла, Турецкий взглянул в сторону самого высокого дома на противоположной стороне улице.
Капитан Акиньшин проследил за его взглядом.
— Самая выгодная позиция, — сказал он. — Только как он ее смог разглядеть, да еще в толпе? Может быть, он целил в кого-то другого? Или она очень важный свидетель?
— Второе. Дело наверняка будет передано нам, — сказал Турецкий. — Но все равно я просил бы вас хорошо посмотреть в подъездах и на чердаках, поговорить с теми, кто там живет. Может, кто-то что-то видел и помнит? У меня, к сожалению, вся группа в разъездах.
— Это само собой. Посмотрим, пока дело вам не передали, — уважительно сказал капитан. — За это
