Вытирая испачканные мазутом руки, ему навстречу шел высоченный тип в промасленном комбинезоне. Его тыквообразную башку зловеще обхватывал рокерский бандан.
– Вы хозяин?
– Что надо? – не совсем дружелюбно прохрипел тип.
– Да вот, колымага сломалась, а люди говорят, что берете вы недорого, – улыбнулся Барагин. – У меня, знаете ли, небольшие денежные затруднения.
– Вали отсюда.
– Простите?
– И без тебя работы невпроворот, ясно?
Николай заглянул верзиле за плечо, но, кроме одного-единственного «шевроле» семьдесят восьмого года выпуска, больше ничего не обнаружил. Значит, он не ошибся – вряд ли на самом деле это помещение предназначено для ремонта машин.
– Вы всегда так разговариваете с клиентами?
– Парень, ты становишься слишком надоедливым, – насупился хозяин. – Я сам себе начальник и сам подбираю себе клиентов.
– Вы, наверное, подумали, что я из полиции? – Барагин и не думал выматываться из мастерской.
Верзила запустил руку за спину и, вытащив из-за брючного ремня громадный гаечный ключ, начал многозначительно перекидывать его из ладони в ладонь.
– Так вот, я могу быть откуда угодно, но только не из полиции, – затараторил Николай, пытаясь расположить к себе типчика быстрее, чем тот вознамерится проломить ему башку. – Ненавижу копов. Была бы моя воля, я бы их всех...
Последние слова пришлись по душе хозяину, и гаечный ключ прекратил свою безумную пляску.
– Мне кажется, тебе можно доверять, – панибратски произнес Барагин. – Ну, ты производишь впечатление клевого парня... Понимаешь, о чем я?
– Не очень...
– Ты классно меня просек, нет у меня никакой тачки. Я ведь освободился всего три часа назад. Целый год провел в тюряге.
– Год – это ерунда, – авторитетно заметил типчик.
– Кому ерунда, а кому ножом по сердцу. Меня друг предал. Лучший друг. Мы с ним в паре работали. Я сел, а он как бы чистеньким остался и даже знать о себе не давал!..
– Бывает.
– Знаешь, о чем я мечтал весь этот год? О том, что выйду на свободу и первым делом прикончу этого мерзавца.
– Я бы на твоем месте первым делом бабу трахнул, – загоготал верзила, но в следующий момент его глаза превратились в две хитрые щелочки. – Кто тебя навел?
– Один крутой парень, мы с ним столкнулись в пересыльном автобусе.
– Имя?
– Он не представился, а я и не спрашивал... Но он сказал, что ты не раз выручал его, Ефраим.
– А ты кто такой?
– Меня зовут Николай.
– Олем?
– Да, олем. Родители эмигрировали, когда мне было двенадцать.
Металлические жалюзи с грохотом покатились вниз, и теперь мастерская освещалась лишь тусклой лампочкой, болтавшейся на проводке под потолком.
– Встань лицом к стене и подними руки, – приказал Ефраим.
– Ты думаешь, у меня микрофон? – Барагин послушно исполнил приказание верзилы. – Брось!.. Я чист, как слеза младенца!..
– Заткнись... – Хозяин мастерской тщательно обыскал Николая, после чего с силой нажал на его затылок, припечатав парня лицом к стене. – Сейчас я задам тебе еще несколько вопросов, дружок. И если мне покажется, что ты залетная птичка... Кричи не кричи – все равно никто не услышит.
– Нет, я в тебе не ошибся, – прохрипел Барагин. – Ты как раз тот, кто мне нужен.
Металлические жалюзи с грохотом покатились вниз, скрыв от посторонних взглядов абрисы двух мужских фигур.
Кати Вильсон и Маргарет Ляффон сидели за столиком у окна в крошечном ресторанчике прямо напротив автомастерской.
Маргарет была в очках со встроенными минитрансфокатором и видеопередающим устройством и успела прекрасно рассмотреть физиономию громилы в рокерском бандане. На мониторе ноутбука, лежавшего на коленях у Кати, запечатлелся четкий портрет. Этот же портрет получил на головном компьютере Джек Фрэнки и сразу начал рыскать по полицейским картотекам.
– Десять минут? – шепнула Маргарет.
– Восемь, – покачала головой Вильсон. – Мне не нравится эта рожа.
...– Так вы русский? – изумился мужчина с перебинтованной головой, видя перед собой представителя израильской полиции. – Бывший русский, – сказал Турецкий, на всякий случай подбавив в свою речь немного акцента. – У вас возникли какие-то проблемы?
– Да, мне нужно срочно позвонить в Москву, а они не понимают...
– Они все понимают, – Джекандр бережно взял мужчину под локоть и отвел от рецепции, – просто линия повреждена.
«А костюмчик-то у дядечки ничего», – заметил он про себя.
– Это какой-то кошмар, – страдальчески скривился перебинтованный. – Все мои планы коту под хвост!.. А наш спикер лежит под капельницей, ему вот такой гвоздище ногу пробил!.. Кстати, моя фамилия Коровьев, – он протянул Турецкому раскрытую ладонь, – Евгений Иванович Коровьев.
– Вы тоже ранены?
– Ничего страшного, осколком стекла задело. А нашему спикеру...
– Евгений Иванович!.. – По лестнице торопливо спускался молодой широкоплечий парень. – Я узнал, как добраться до посольства!
– Джекей, мой помощник и по совместительству телохранитель, – представил его Коровьев. – Как видите, не уберег.
– Весь район оцеплен, так что придется пешочком, – виновато опустил взгляд парень, будто это он был инициатором взрыва. – Правда, тут недалеко, минут двадцать...
– Представляете, мою служебную машину разорвало в куски. – Коровьев искренне искал у Джекандра сочувствия. – Последняя модель «мерседеса», спутниковый телефон... В куски!..
– Обождите минутку, я переговорю с шефом, – Турецкий вернулся к Володину и полушепотом произнес: – Это Коровьев, председатель драгмета.
– Что он здесь делает?
Джекандр взглядом указал на табличку, выставленную у дверей ресторана: «Сегодня обслуживаем только участников конгресса!»
– Проведешь их через оцепление, посадишь в патрульный автомобиль и доставишь в наше посольство. И постарайся не пропустить ни одного слова из того, о чем они будут говорить.
– Думаешь, есть какая-то связь?
– Вряд ли. Но для очистки совести мы должны отработать и эту версию.
– Фамилия?
– Абдул-Рауф, – отчеканил Гарджулло. – А вы что, читать не умеете?
Начальник полицейского участка придирчиво рассматривал паспорт, обнаруженный при обыске в кармане задержанного.
– Знаешь, что тебе грозит? – поднял он на Марио тяжелый взгляд.
– Мне наплевать, я отстаивал честь своего народа!..
– Не нужно высокопарностей, – брезгливо отмахнулся офицер. – Знаю я вашу породу. Это поначалу вы такие смелые, а как посидите за решеткой денек-другой, так к мамочке проситесь.
– У меня нет мамочки.
