ночь».
Внезапная выписка Тани нравилась ему все меньше. И накануне она сказала ему: «Все прояснится. Скоро», — а сама исчезла. Разумеется, Турецкому не хотелось верить в то, что она с самого начала вела с ним какую-то хитрую игру. Ведь тогда ВСЕ оказывалось ложью.
2
Впрочем, это можно было выяснить. Он решительно пошел по коридору к кабинету завотделением.
— Андрей Егорович занят, — пыталась остановить его пожилая медсестра.
— По очень срочному делу, — сказал Турецкий и решительно вошел в кабинет.
Заведующий отделением поднял на него глаза.
— Я прошу мне не мешать, — сухо сказал он, — приемные часы на двери.
— Я хочу знать, почему досрочно выписали Бурмееву. Это очень важно.
— Кого? — удивился завотделением.
— Татьяну Бурмееву. Еще накануне было неизвестно, что ее выпишут. Это произошло сегодня утром. У меня есть подозрение, что сделано это не случайно.
— Помилуйте, молодой человек, — врач, наконец, оторвался от своих бумаг. — Во-первых, я еще раз повторяю, что нельзя вот так врываться к занятому человеку. Во-вторых, с чего вы взяли, что больную Бурмееву выписали внезапно? Сейчас, — он внимательно посмотрел на Турецкого поверх очков, — с моей стороны самым правильным было бы выставить вас вон. Но раз дело столь срочное, как вы говорите, я наведу справки.
Вместе с Турецким он вышел в приемную.
— Андрей Егорович, — поднялась им навстречу пожилая медсестра, — я предупреждала его, но...
— Ничего, ничего, — махнул рукой врач, — этого молодого человека трудно остановить. Посмотрите, пожалуйста, — продолжал он, — что там у нас с Татьяной Бурмеевой? Она была, выписана сегодня утром. Вот молодой человек утверждает, что ее выписали внезапно, то ли выгнали, то ли выкрали, я так и не понял.
— Бурмеева? — повторила медсестра и открыла журнал. — Так, проходила лечение по поводу сотрясения мозга. Поступила четвертого октября, выписана сегодня по заключению лечащего врача. По- моему, все нормально.
— Ну-с, молодой человек, видите? Выписалась ваша прекрасная Татьяна на двенадцатый день. Совершенно нормально при легком сотрясении мозга. Больше держать ее незачем. Конечно, рецидивы могут проявляться достаточно продолжительное время, но в целом прогноз благоприятный.
— А кто был ее лечащим врачом? — спросил Турецкий.
— Варварин Петр Николаевич, — сухо ответила сестра, поджав губы. — Но у него сейчас обход. Так что прошу вас подойти к нему позже.
Турецкий, ничего больше не говоря, бросился вон из кабинета и помчался по коридору, заглядывая во все палаты подряд. Оттуда на него смотрели удивленные больные, не ожидавшие такого вторжения. Но Турецкий не обращал ни на кого внимания. Он дернул следующую дверь и увидел в палате врача в сопровождении двух сестер. Это был, видимо, сам Варварин.
— Петр Николаевич! — с порога окликнул Турецкий.
Врач, склонившийся над пациентом, удивленно поднял голову.
— Почему выписалась Бурмеева?
— Подождите за дверью, — коротко ответил врач.
Турецкий закрыл дверь и, скрестив руки на груди, прислонился затылком к холодной крашеной стене. В голове стучало. Он и не думал, что будет так волноваться из-за Татьяны. Неужели втрескался в нее по- настоящему? А Ирина? Но сейчас дело было уже не в этом. Татьяна пропала, причем произошло это сразу после того, как она обещала что-то рассказать. Это ведь могли слышать. Конечно, в тот момент и он, и она были уверены, что в коридоре никого нет, но ведь они не знали этого наверняка. А то, что потом там никого не оказалось, совершенно ничего не доказывает. Услышав, что Таня собирается уходить, тому, кто стоял у двери, было достаточно сделать несколько шагов и оказаться в густой тени у следующей двери, завернуть за угол, скрыться в туалете. Нельзя было снимать у нее охрану!
И вот на следующее же утро Таня исчезает. У Турецкого не было сомнений — это было, безусловно, связано с ее словами: «Все прояснится. Скоро».
Кто-то слышал, кто-то понял, что она может проговориться, сказать все, что знает, и тогда потянется ниточка к убийцам Бурмеева, а может быть, и к другим заказным убийствам банкиров. И вот ее убрали, по крайней мере сделали так, что она ничего не смогла сказать. Турецкий похолодел, явилась непрошеная мысль: «А ведь ее, возможно, уже нет в живых».
Наконец обход был закончен. Доктор Варварин вышел из палаты. Турецкий уже взял себя в руки. Служебное удостоверение было в кармане больничного халата.
Он молча протянул его доктору, потом сказал:
— Обстоятельства, при которых Бурмеева оказалась в больнице, вам, вероятно, в общих чертах известны. Я веду это дело, и сейчас меня интересуют обстоятельства, при которых она покинула больницу.
— Пройдемте ко мне в кабинет.
3
— Итак, что конкретно вас интересует? — спросил доктор Варварин.
— Я хочу знать, — сказал Турецкий, — как случилось, что Татьяну Бурмееву сегодня выписали?
— То есть что вы имеете в виду? — поднял брови врач. — Она была выписана, потому что лечение закончено, — ответил он. — Теперь все, что ей нужно, — это покой, возможно, снотворное на ночь, седуксивные средства. В госпитализации она больше не нуждается.
— Но она узнала об этом только сегодня. — Турецкий не спрашивал, а говорил утвердительно.
— Почему вы так решили? — пожал плечами Варварин. — Я ей еще три дня назад сказал, что, когда у нее окончательно восстановится сон, мы ее выпишем. И она прекрасно знала о предстоящей выписке.
— Но... — начал Турецкий и запнулся.
— Я удовлетворил ваше любопытство? — спросил врач, как показалось Турецкому, с легкой иронией.
— Да, спасибо.
Турецкий двинулся к выходу.
— А она красивая женщина, — услышал он голос Варварина.
Турецкий не ответил.
4
Она выписалась и даже не зашла к нему. После всего, что случилось. Это было немыслимо. Кроме того, Турецкий совершенно не понимал, куда она пошла из больницы. Не могла же она вернуться в
