ФРИДРИХ ЕВСЕЕВИЧ НЕЗНАНСКИЙ
ОШИБКА ПРЕЗИДЕНТА
Пролог
Поезд пришел рано. Леха собрался было взять такси, но потом передумал. Трамваи, слава Богу, уже ходили, а ему было приятно после долгой отлучки возвращаться в родной город постепенно и не спеша. Полупустой вагон покачивался на поворотах, и мало спавший ночью Леха задремал.
— «Площадь Борьбы», «МИИТ» следующая! — неожиданно громко выкрикнула кондукторша. Леха открыл глаза и обомлел перед ним сидел здоровенный, толстомордый негр!
— Миру мир! — сказал негр и захохотал.
«Фестиваль! — догадался Леха. — А язык-то красный, как cnexfnmу людей», — с удивлением отметил он про себя и невпопад ответил недавно выученной фразой:
— Хинди-руси пхай-пхай!
Без всякого удовольствия Леха подумал, что и сам он в этом шикарном костюме и с новым кожаным портфелем похож на фестивального делегата. Настроение испортилось.
В утренней тишине в трамвайный перезвон все время врывались идиотские новые песни. С одного конца слышалось:
Молодость всего земного шара Мы зовем сегодня за собой.
Мир, мир, мир, мир! —
Вот девиз наш боевой.
А на другом отзывалось:
Дети разных народов,
Мы мечтою о мире живем,
В эти грозные годы
Мы за счастье бороться идем...
Все стало на свои места, только когда на кругу Леха спрыгнул с подножки пятидесятого трамвая. Выпуклые окна (делали такие до революции) десятого корпуса пускали солнечные зайчики. Дома. Стало безудержно весело. Он сорвал с клумбы яркий красный цветок и воткнул его в петлицу пиджака.
— Извини, — сказал он взиравшему сверху строгому памятнику Вильямсу и зашагал к пруду. Впрочем, размышления довольно быстро согнали с его лица беспечную улыбку.
Пройдя лодочную станцию, Леха тормознул и внимательно смерил взглядом высокий дощатый забор, потом решительно толкнул незапертую калитку.
Здоровенный пес Волчара, получивший такую кличку за отвращение к пустому лаю, бросился было на него с рыком, но, узнав, радостно завилял хвостом; чувство собственного достоинства помешало псу выразить свои чувства более открыто. В колено Лехе ткнулся козленок и приветственно заблеял. Он потрепал его безрогую головку и опять огляделся.
Все по-прежнему: слева козий хлев, дальше огромный сарай с сеновалом, поленница, справа — аккуратный огородик на пару соток, под яблонями стол с двумя скамейками, а за ним на самом берегу пруда довольно большой, но обветшавший дом.
На открытом окошке стояла «Ригонда», из нее несся бодрый, размеренный голос Левитана: «Подходит к концу всемирный форум молодежи. Гостеприимные и хлебосольные жители нашей столицы рады приветствовать юношей и девушек из ста тридцати одной страны планеты. К нам приехали студенты и крестьяне, докеры и шахтеры, рыбаки и учителя. Независимо от обычаев и цвета кожи всех нас объединяет...»
Хозяин спиной к калитке плескался у рукомойника.
Леха неслышно подошел ближе, присел за столик, закурил и только после этого вполголоса позвал:
— Попердяка!
Тот вздрогнул и обернулся.
— Алай? — Растерянность на его лице быстро сменилась наигранным весельем. — Леха, друг, сколько лет, сколько зим!..
«Делегаты Ассамблеи Всемирной федерации демократической молодежи вскоре соберутся в столице социалистической Украины. «Молодежь, объединяйся! Вперед за прочный мир!» — начертано на знамени этой организации...» — продолжал басить Левитан.
— Славик, выруби эту лабуду!
— Я погоду хотел дождаться, — каким-то извиняющимся тоном пробормотал Славка, но послушно захромал к окошку и выключил радио. — Ну, привет. Эким ты фраером вырядился. Давно в Москве?
— Привет-привет, — холодно пробасил Леха. — Костюмчик я вчера в Ярославле справил, вот видишь, и портфель в придачу дали. С вокзала сразу в твой шалман; не выспался, сам понимаешь. «И на поезде, в мягком вагоне...» — пропел он. — Так что пойду у тебя на сеновале малость покемарю. И вообще, денек-другой перекантуюсь. Не возражаешь?
— Да ты что в натуре!
— Ну вот и отлично. Да похавать организуй, ты ведь при деньгах небось: как-никак — «Всемирный форум», «посланцы дружбы», — Леха кивнул в сторону «Ригонды», — по ширме бегать самая маза.
— Сей момент! Какие проблемы между корешами! — все с той же деланной радостью ответил Славка и пошел в дом: — Мать, пожрать сгоноши! Крестник твой приехал!
— Нет, кореш, лабуду порешь. Кой-какие проблемы есть... — тихо процедил ему вслед Леха.
В окошке появилось худое, морщинистое лицо старушки:
— Ленечка! Вернулся! Слава тебе Господи! А я как раз вчера баранинки достала! Счас я ее с чесночком, как ты любишь!
Баранинки Леха дожидаться не стал, перекусил вчерашней молодой картошкой с козьим молоком.
— Как тут дела? — спросил он провожавшего его на сеновал Славку.
— Все путем. Тишина и нет конвоя. Бригадмил, правда, лютует по случаю фестиваля. Жорка, брательник твой двоюродный, всю дорогу у меня кантуется; подрос, в люди выходит. Так что подпасок у тебя будет стоящий.
Леха спал чутко; обыденные звуки доносились до его сознания и вплетались в сновидения. Снился высокий берег Печоры, на который почему-то надо было затаскивать приготовленный к сплаву лес. Бревна артачились и блеяли по-козлиному. Зонный барин, почему-то исполнявший обязанности рядового вохровца, бренчал на гитаре и с издевкой покрикивал: «Хватай больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит!»
Вдруг послышался какой-то шорох, и Леха мгновенно вскочил.
— Леха? Ты здесь? — Это был Жорка, двоюродный брат; войдя с яркого солнца в полутьму сарая, он растерянно жмурился, но ничего не видел.
-Ну, здорово, брательник! — подскочил к нему Леха и обнял. — Какой вымахал-то! Семилетку кончил?
— Не-а, переэкзаменовка на осень... — неохотно признался Жорка.
— Ну, бугай бестолковый — вырос, а ума не вынес! Ладно, определим тебя к делу! — Леха присел на приступок дверного проема, достал пачку «Красной звезды» и похлопал себя по карманам в поисках спичек.
Жорка восторженно оглядывал его.
