— Нам чужого не надобно, положи на стол, хозяину на дорогу пригодится. Так. Теперь пиджачок об тряпочку маленько потри и к барышне отнеси. Мигом назад. А ты, Славик, сначала за тряпочку подержись, а потом за любимый свой «золинген». И не дури. Пять минут на сборы тебе — и турманом на Три бана. На билет до Ташкента, надеюсь, хватит? Лучше маленький Ташкент, чем большая Колыма.
Леха встал и отошел в угол, держа Славку под приделом.
— Не дури, ты меня знаешь! — повторил он. — Моли Бога, чтоб Зинка не явилась, пока ты здесь. А то все по-другому повернется.
Бледный как мел Славка потянулся было за бутылкой.
— Не советую. До вокзала лучше трезвому добираться. Возьми непочатую с собой, в поезде махнешь.
Славка молча встал, открыл дверцу шкафа, несколько секунд оглядывал свой гардероб, потом быстро переоделся в новый костюм, небрежно сунул свежую рубашку в потертый портфель, бросил туда же галстук. Повертевшись у подоконника, приподнял его и достал довольно большой сверток. Потом сунул в портфель полную поллитровку, завернул в газету кусок сала и хлеб. Последними в портфель попали бритва, помазок и мыло.
— Ну? — злобно взглянул он на Леху.
— Паль-чи-ки!
Славка выполнил требуемое и с силой вогнал финку в крышку стола. На все ушло несколько минут, и запыхавшийся Жора только сейчас появился в дверях.
— Почапали! — сказал Леха, и вся троица направилась к калитке.
— Жоржик, ты тут покрутись. Появится Зинаида, придумай что-нибудь, во двор не пускай.
Двое быстро удалялись с места событий.
Минут через двадцать Леха появился.
— «Дело сделано, сказал слепой». Бывший щипач, а ныне мокрушник Попердяка, он же Тимофеев Вячеслав Михайлович, он же Костыль, изволили убыть в шикарном лимузине в направлении жарких стран.
— А куда он поехал?
— А наше какое дело. Меньше знай — дольше проживешь. У тебя-то какие новости?
— Да никаких.
— Хорошего понемножку, валить надо отсюда. Пойду за душегубом.
Вскоре Леха вернулся вместе с Костькой; тот был уже в новой рубашке.
— Теперь линяем. На Старом дворе небось еще гудеж вовсю. Двинем туда. А идем мы, между прочим, из рыбтузовской общаги, где мацали демократическую молодежь женского пола.
— Мацали? — не понял Константин.
— Ну профессор, а я думал, ты все знаешь! Щупали, цвет кожи проверяли. Ладно, не боись, все путем. — Леха остановился, запрокинул голову и глотнул граммов сто пятьдесят из полупустой бутылки «Столичной». — Махни, тебе сейчас полезно! — протянул он бутылку Константину. Тот молча допил и запустил бутылку в пруд.
— Что приуныли, пацаны? Держи хвост пистолетом! За- пе-е-вай:
Эту песню запевает молодежь, молодежь, молодежь,
Эту песню не задушишь, не убьешь, не убьешь...
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРИНЦ ГАМЛЕТ ИЗ ПОДОЛЬСКА
Глава первая МЫЛЬНИКОВ, ДВА, ДЕВЯТНАДЦАТЬ
1
— Опять Мыльников, два, девятнадцать, — недовольно проворчал дежурный по отделению капитан Потапов. — Снова там перепились, дебош, ругань, драка. — Он повернулся к молодому лейтенанту милиции Бояркину: — Поезжай-ка, Петя, выясни, в чем там дело на этот раз.
— Это на втором этаже, где бабульки живут? — переспросил Бояркин.
Потапов кивнул.
— Так я там только на прошлой неделе был, — сказал Бояркин.
— Оттуда сигналы чуть не каждый день поступают, дают им эти двое жару.
— Так, может, их того... да на пятнадцать суток, — предложил Бояркин.
— И куда девать их? В Москве забито все такими вот... В общем, поди разберись, как там и чего, может, действительно на год за хулиганку наберется.
Лейтенант Бояркин вздохнул и пошел по знакомому ему адресу.
2
Дом два по Мыльникову переулку представлял собой весьма импозантное здание, построенное в самом начале века. Квартиры с высокими потолками, овальные окна, широкие лестницы. Правда, за этим красивым фасадом скрывались обычные советские коммуналки, но не такие перенаселенные — по три- четыре семьи в каждой. Однако в большинстве квартир по-прежнему сохранились бронзовые дверные ручки, мраморные подоконники и прекрасный дубовый паркет.
Стоит ли удивляться, что с началом эпохи приватизации квартир дом два стал привлекать изрядное количество фирм, желающих расселить коммуналки, с тем чтобы потом продать прекрасные пяти- шестикомнатные квартиры «новым русским».
Не проходило дня, чтобы в почтовых ящиках не оказывалось очередной бумажки: «Коммерческая фирма расселит коммунальные квартиры», однако жильцы упорно выбрасывали их в помойные ведра. Население дома, процентов на семьдесят состоявшее из пенсионеров, никуда уезжать не хотело и собиралось держаться до последнего.
Лейтенант Бояркин поднялся на второй этаж, подошел к высокой двустворчатой двери и позвонил.
Ему долго не открывали, затем за дверью раздались быстрые легкие шажки и слегка надтреснутый голос спросил:
— Кто там?
— Милиция! — рявкнул Бояркин.
Внутри завозились, загремели — дверь, видимо, была закрыта не только на засов, но и на крюк. Затем возникла небольшая щель, за которой Бояркин увидел озабоченное старческое лицо.
— Сейчас, одну минуту, — сказала старушка и снова захлопнула дверь, чтобы снять ее с цепочки. — Входите, Петр Михайлович. Времена нынче такие, — развела она руками, впуская лейтенанта Бояркина в просторную неосвещенную прихожую, — что, когда говорят «милиция», надо еще проверить, кто там на самом деле. А то, знаете, в газетах такое пишут... Преступления совершают люди, переодетые в
