милицейскую форму...
— Я, так стараюсь не читать, — буркнул Бояркин, оглядываясь по сторонам.
— Погодите, я включу свет.
Старушка щелкнула выключателем. Они находились в очень просторной и совершенно пустой прихожей. Пол, судя по всему, был вымыт недавно: пыли в углах не было. Однако от входной двери к одной из комнат тянулись грязные следы. Здесь же у входа стояли старые, стоптанные ботинки.
— Ну что у вас снова тут стряслось, Софья Андреевна?
— Видите, — картинным жестом старуха обвела прихожую, — не то что пальто, домашние тапочки боимся оставить. У Гали холодильник стоял, пришлось убрать в комнату — все съедали. Вы можете себе это представить? Я почти всю жизнь прожила в этой квартире, я ведь здесь родилась... Был, правда, большой перерыв перед войной и после... Но с пятьдесят четвертого я здесь безвыездно. За эти годы кто здесь только не жил — эти стены видели многое, но такого никогда не было! Вчера поздно вечером явились оба пьяные. Сначала у них было тихо, а потом начался шум. Пошли, стали стучаться к Сереже, он им что-то ответил... Они так кричали, невозможно было уснуть. Вышла Галя, попыталась их уговорить, усмирить как- то, так они ее обругали в довольно вульгарных выражениях...
— Ясненько — пьяный дебош, — констатировал Бояркин.
— Потом ушли к себе, и все затихло. Мне даже удалось задремать. И вдруг крик — что называется дикий. Это было уже под утро, часа в три с небольшим. У меня внутри прямо все оборвалось, думаю — убийство. Надела халат, вышла в коридор, а там уже соседи — и Галя, и Сережа. Смотрю — этот, Виктор, лежит, руки раскинул, лицо все в крови. Что-то они там между собой не поделили. Пришлось опять пить нитроглицерин. Поймите, Петя, извините, что я вас так называю, я многое в жизни видела, что вам не дай Бог, могу я на старости лет пожить спокойно и спокойно умереть в своем доме?
Софья Андреевна продолжала говорить, Бояркин вполуха слушал ее, прекрасно понимая, что помочь не может ничем. В лучшем случае только посочувствовать.
— Что ж вы хотите, чтобы мы их забрали?
— Что толку, — махнула рукой старушка, — новые появятся. Эти хоть нас не трогают. Они, в сущности, не злые люди, просто опустившиеся. Понимаете, мне их где-то даже жаль, у них ведь никаких интересов. Ну что они видят в жизни, кроме водки?
На это Бояркину было нечего ответить, и он только развел руками. Софья Андреевна, видя, что он с ней согласен, заговорила о духовной нищете и прочих высоких материях. Петя слушал ее молча, размышляя вовсе не о проблемах девятнадцатой квартиры, а о том, как ему надоело ходить по этим домам и выслушивать одни и те же однообразные жалобы... Вот бы уйти из участковых и получить интересное, пусть даже опасное задание. Короче, Петя Бояркин был в глубине души милиционером-романтиком, которые, как ни странно, не переводятся.
Внезапно плавное течение речи Софьи Андреевны было прервано возгласом:
— Это все Гамлет! Его рук дело! Он нарочно их сюда подселил, чтобы нас отсюда выжить.
Не уточняя, кто такой Гамлет, Бояркин решил, что уже выполнил свой долг, и для проформы спросил:
— А где они сейчас, эти ваши Шевченко и Станиславский?
— Кто же их знает, — вздохнула старушка.
— Ну раз их нет, что же я могу сделать. Так можно было бы вынести устное предупреждение. А больше ничего, — он снова развел руками.
— Да я понимаю, что ничего. — Софья Андреевна кивнула. — Видите, как сложилась ситуация. Никто ничего не может сделать. Ни с кем и ни с чем. Это, по-вашему, и называется демократия?
Опасаясь нового долгого монолога, лейтенант Бояркин пробормотал:
— Ну если уж слишком расшумятся...
И с этими словами покинул квартиру.
— Хоть бы вы их припугнули, правда, они ничего не боятся, — было последнее, что он услышал, прежде чем дверь захлопнулась.
Лейтенант Бояркин вышел на улицу. По Мыльникову переулку ветер нес сухие, жухлые листья, на другой стороне был припаркован темно-красный «мерседес», в который два мужика в кожаных куртках грузили картонные коробки.
«Гамлет, — почему-то вспомнилось Бояркину, — что за Гамлет такой? Или, может быть, у бабки крыша поехала?»
Глава вторая СПЛОШНЫЕ ВИСЯКИ
1
Саша Турецкий ничего не мог с собой поделать — он давно уже стал старшим следователем по особо важным делам Мосгорпрокуратуры, ему поручали ведение особо сложных дел, и тем не менее он по утрам все так же прибегал на работу в самую последнюю минуту, временами небритый и едва причесанный.
— Когда же ты станешь солидным человеком? — со смехом спрашивала его жена.
— Не знаю, — пожимал он плечами. — Все как-то времени нет этим заняться.
Вот и сегодня Турецкий примчался на работу с опозданием на десять минут, слегка пригладил перед зеркалом волосы, с минуту постоял, чтобы отдышаться и к себе в кабинет зайти уже не с видом опоздавшего школьника, а солидно и чинно. Кстати, вспомнилась и поговорка: «Начальство не опаздывает, а задерживается».
— Меня никто не искал? — спросил он у Лидии Павловны, пожилой секретарши следственной части.
— Вот тут принесли для вас, Александр Борисович, — секретарша указала на целую стопку папок.
— Что это? — с неприязнью глядя на папки, спросил Турецкий.
— Это дела, которые передали из МУРа и следственного управления городской милиции. Убийства банкиров. Олимп Всеволодович поручил их вам, как я поняла. Вот его резолюция на препроводительном письме.
Турецкий взял папки и понес к себе в кабинет. Там он бросил их на стол и некоторое время с отвращением рассматривал их обложки разных оттенков грязного — от синего до зеленого. «Сплошные висяки, — подумал он, — все, что сами раскрыть не могут, валят на нас».
Зазвонил телефон. Турецкий снял трубку.
— Александр Борисович, Шведов вас беспокоит. Получили дела?
Шведов был заместителем начальника МУРа Александры Ивановны Романовой и, как теперь припомнил Турецкий, курировал отдел, занимающийся заказными убийствами, в том числе и банкиров.
— Да,— ответил Турецкий,— хороший подарочек вы нам прислали. Это же совершенно бесперспективные дела.
— Дела сложные, — уклончиво ответил Шведов, — но у меня есть кое-какие соображения. Вы их там в папках не ищите. Все это так, домыслы, интуиция, а их в виде документа не оформишь.
— М-м, — неопределенно промычал Турецкий.
Заместитель Романовой порой начинал раздражать своей велеречивостью.
— В общем, так, — продолжал Шведов, — давайте встретимся и потолкуем. Я вам расскажу, что мы тут наработали по этим делам. Доведете до конца — буду рад, сейчас не до соревнований.
— Я к вам подъеду на Петровку, — кратко ответил Турецкий, чтобы поскорее закончить разговор. Он знал, что иначе Шведов еще долго будет разглагольствовать ни о чем. Для работника угрозыска это была странная черта.
